— Почему ты разорвала нашу помолвку?

До сих пор она была неподвижна, но теперь застыла, как льдина на поверхности мертвой воды. Наступило молчание — такое глубокое, что стали слышны самые отдаленные звуки и в ушах зашумело. Чарлз слышал шаги далекого пешехода, гудок машины за два квартала от дома, шорох мокрых веток, с которых днем так красиво опадали желтые листья. Сейчас он, казалось, слышал даже, как они падают.

— Хочешь, чтобы я рассказала?

— Я думаю… я думаю, что лучше рассказать.

Она сделала движение, говорящее «нет». Потом еле слышно сказала:

— Из этого не выйдет ничего хорошего.

— Я хочу знать. Думаю, ты обязана мне сказать.

— Да… обязана… Но из этого не выйдет ничего хорошего. Ты только забери ее отсюда. Я больше не могу. Забери завтра, хорошо?

Чарлз с непроницаемым лицом повторил свой вопрос:

— Почему ты разорвала нашу помолвку?

Она поколебалась и села в кресло, стоящее рядом. На нем любила сидеть Грета, и возле кресла на полу валялся ее роман. Маргарет села, спрятав лицо в ладонях, уткнув локти в колени.

— Что-то же заставило тебя порвать помолвку. Я хочу знать, что случилось.

— Да, кое-что случилось… — Она помолчала. — Об этом трудно говорить.

— Что-то случилось после того, как ты ушла после танцев домой, потому что, я ручаюсь… — Он подавил в себе страсть, подступившую при воспоминании о том, как они расставались.

— Это «что-то» случилось раньше. Я об этом не знала — не знала, что оно случилось. Утром я страшно спешила, зашла за чем-то в кабинет Фредди. Ты знаешь, что он имел обыкновение перед завтраком писать письма — длинные письма, которые рассылал во все концы. Он писал их до завтрака, и в это время не дозволялось его тревожить. Предмет для постоянных семейных шуток… Так вот, я думала, что он уже закончил, и вошла. Он стоял спиной ко мне в дальнем конце комнаты и… представляешь, Чарлз, в стене была дыра.

— Что??

— Сейф. У многих есть сейфы, но я не знала, что у нас в доме он тоже есть. За картиной. Он шуршал бумагами и не слышал, как я вошла. Я дошла до стола и остановилась, ожидая, когда он повернется. Мне нужно было что-то спросить, не помню что. Я ждала. На столе лежало письмо. Знаешь, трудно вообразить, что у Фредди могут быть личные письма, он их разбрасывает по всему дому. На это письмо я обратила внимание потому, что оно было как будто на оберточной бумаге. Я прочла одно предложение и решила не продолжать. Я пошла обратно, и тут Фредди обернулся. Он ужасно испугался. Он считал, что запер дверь. Он сто раз повторил мне, что проявил небрежность, что на моем месте могла быть горничная, что какой смысл в секретном сейфе, если каждый знает, где он. Он взял с меня обещание никому не говорить. И я ушла. Наверное, он забыл, что я ушла на целый день, потому что после говорил, что искал меня. Но ты же знаешь, что меня не было дома.

Чарлз знал. Они провели тот день на реке, безоблачный день, и никто из них не мог тогда предположить, что это их последний день.

Маргарет продолжила. Ей уже легче давались слова. Как будто давящее молчание нашло наконец выход.

— Я успела только переодеться. Фредди весь вечер казался очень довольным, но когда мы пришли домой, он послал мать наверх, сказал, что хочет со мной поговорить. Я пошла за ним в кабинет, и он начал плакать. Это было убийственно. До сих пор я всегда видела его жизнерадостным. Я вообще не видела, чтобы мужчины плакали. Он сел за стол, уткнул голову в руки и расплакался навзрыд.

Она помолчала, глубоко и прерывисто вздохнула и продолжила:

— Речь шла о маме. Он сказал, что она очень больна и не знает об этом. Он сказал, что ее нельзя волновать, что это ее убьет. Потом он опять опустил голову на руки, застонал и сказал, что он ее убийца. — Опять пауза и прерывистый вздох. — Я не понимала, что он имеет в виду. Неожиданно он заговорил о моем приходе в кабинет в то утро. Он спросил, заметила ли я письмо на столе. Я о нем почти забыла. Он все спрашивал, не читала ли я его и сколько успела прочесть. Я сказала, что видела только одно предложение и имя. Я спросила: «Это имя скаковой лошади?» — Голос Маргарет упал и оборвался.

Темное и хмурое лицо Чарлза нависло над ней.

— Что ты увидела?

Не глядя на него и не отвечая, она отняла руки от лица и протянула их к потухшему камину.

Чарлз повторил вопрос:

— Что ты увидела?

— Я не могу тебе сказать… не должна… я обещала.

— Какое имя ты увидела?

— Я не знала, что это имя… я не знала, что это такое…

— Ты видела имя. Какое?

— Серая Маска, — прошептала Маргарет.

Через мгновенье Чарлз сказал:

— Продолжай.

— Он ужасно разозлился. Он кричал. Потом рассказал, что когда был мальчишкой, то вступил в тайное общество. Как ты знаешь, он с матерью жил за границей, никогда не ходил ни в школу, ни в колледж. Он сказал, что попал в дурную компанию. — Впервые за время разговора она подняла на Чарлза глаза. — Можешь себе представить, как это случилось… можешь представить, каким Фредди был в детстве.

Ничего хорошего о Фредди Чарлз не мог сказать и потому промолчал.

— Он вступил в тайное общество. Он не говорил, чем они занимались. Сказал, что политикой, но все, кто в него вступал, подписывали заявления, в которых признавались в преступлениях, за которые могли угодить в тюрьму, — они давали клятву и расписывались в совершении какого-нибудь преступления. Все было тщательно подготовлено, преступления были такими, какие они могли бы совершить. Это делалось для обеспечения безопасности общества. Фредди сказал, что вступил туда, когда ему было семнадцать лет, — в этом возрасте мальчишки ищут приключений. Так вот, через несколько лет он вышел из общества и забыл о нем. А когда у него появились деньги, его стали преследовать. Он сказал, что любил мою мать и делал всякие глупости, чтобы их успокоить, так что у них появились свежие факты, чтобы его удержать. Глупо, конечно, но я понимаю, что Фредди ничего не мог поделать — он такой, какой есть. После того как он женился на маме, стало еще хуже. Я не знаю, что они заставляли его делать, но ему это было ненавистно, и он боялся. Он сказал, что у него начались кошмарные времена.

— Почему он тебе это рассказал?

— Потому что я прочла часть письма. Он сказал, что они об этом узнали.

— Как они могли узнать?

Маргарет подняла глаза и тут же опустила. Лицо Чарлза застыло как кремень, черты лица обострились, брови сошлись в одну черную линию.

— Боюсь, ему пришлось об этом рассказать.

— Продолжай, — сказал Чарлз деревянным голосом.

— Он их боялся. Боялся так много лет, что лишился собственной воли. Он сказал, что единственный выход для меня — присоединиться к ним.

— И ты присоединилась. — Его ровный и вежливый голос задел в душе Маргарет какую-то тайную струну, задел ее гордость. Впервые в ней что-то затеплилось, в глазах мелькнула искра прежнего огня.

— Я сказала ему то, что сказал бы ты и любой другой. Я сказала, что он должен быть мужчиной и порвать с ними. А он сказал, что это убьет мать. Мы проговорили всю ночь. Он рассказал такое, что невозможно повторить. Они могли отправить его в тюрьму, и он сказал, что они так и сделают, если я откажусь, а это убьет мать. — Маргарет подняла голову. В ее глазах была усталость, опустошенность, но огонек еще горел. — Ее это убило бы, не отрицай, ее бы это убило, — повторила она.

Чарлз молчал.

— Под конец я сдалась. Фредди сказал, что это чистая формальность, только чтобы они почувствовали себя в безопасности. У него было готовое заявление, которое я должна была подписать. — На губах ее появилась тень улыбки. — Я подписала, но не давала клятвы. Я сказала Фредди, что это вздор, и пусть их удовлетворит то, что в случае, если я проболтаюсь, они могут меня погубить, и вот им моя подпись. Кажется, я признавалась в краже драгоценностей на танцах. В заявлении упоминались имена моих подруг. Все было продумано: эти вещи действительно пропали, и человеком, их укравшим, вполне могла бы быть я. Испугалась я позже, когда поняла, как хорошо все было продумано. Поняла, каково пришлось Фредди. — Она остановилась. Наступила мертвая тишина. Когда она стала невыносимой, Чарлз сказал все тем же обыденным голосом: