– Ты сочиняла сценарии? – удивился я. – Странно... Знаешь, я недавно подвергал психоанализу наши сны... Все они более-менее нормальные. А последние два сна, с Гретхен Продай Яйцо и Витторио Десклянка, вернее, некоторые их фрагменты, неопровержимо свидетельствуют о том, что тот, кто их сочинил, одинок, жаждет секса, но неуверен в себе. Боясь неудачи, он хочет в душе, чтобы его добивались, чтобы его изнасиловали. И я был уверен, что это Худосоков выдал этими снами свою тщательно скрываемую человеческую слабость! А ты утверждаешь, что сны и эти два в том числе, сочинены тобой. Значит ты не самодостаточна, ты жаждешь секса! Значит – ты человек и понимаешь, какое это счастье писать после шестой кружки пива! И еще один момент... Граф с женой своим супружеством спасали человечество, и Витторио с женой своим супружеством спасали человечество... Это повторение говорит о том, что ты, "двушка" – примитивнейший филантроп...

– Ты дрянной психоаналитик, Черный, – прервала меня "двушка", явно задетая за живое. – Ты просто хочешь принизить меня до уровня человека! Да, я могу испытывать человеческие чувства, но не страх, угрызения совести и неуверенность в себе. И вы, став с моей помощью "трешкой", тоже сможете стать такими. Вы сможете спать с любой женщиной или любым мужчиной... С Наоми Кемпбелл, например, или с графом Орловым...

– А вы, случайно, не голубой, гражданин "двушка"? – встрял Баламут, наливая себе из пятой по счету бутылки. – Имейте в виду, у нас у всех традиционная ориентация. Я понимаю, это не оригинально в наши дни, но что уж тут поделаешь?

– Это все условности! В моем мире они преодолены, – ответила "двушка". Будь эта чертова машина человеком, то я голову дал бы на отсечение, что она недовольно морщится.

– Ладно, давай трави дальше про свои кисельные берега и молочные коктейли! – позволил совсем уже хороший Баламут, и "двушка", немного помолчав для степенности, продолжила:

– А еще вы сможете сочинять любые, даже самые невероятные приключенческие сценарии, сможете путешествовать в виртуальном мире во всех когда-либо существовавших органических телах... Или избрать себе вместилищем любую химеру, любое чудесное создание. Но вряд ли вы станете заниматься этими непритязательными "детскими" забавами. Многие из вас знают компьютерную игру "Цивилизация"... Вот во что вы, став "трешкой", станете играть! И объектами ваших действий, то есть действий "трешки", злодейских, не злодейских, гуманных, не гуманных (это человеческая терминология), станут люди, страны, континенты и созвездия! Вот люди, например... Народонаселение, как говорил один живучий сатирик. Все несчастья у них от того, что в детстве многие из них не получали вдоволь самого главного – материнской ласки, любви и внимания отца, элементарных навыков поведения... И я придумал, как сделать всех людей блаженными – мы будем внедрять в мозг новорожденных чип, в котором все это будет зашито... И все! Все на какое-то время станут совершенно счастливыми!

– Все это, конечно, очень хорошо, даже здорово, – вздохнула Вероника, пощупав пальчиками свой лобик. – Но эти чипы, разъемы и штекеры, которые в нас вживлять будут... У меня волосы дыбом становятся, когда я у себя во лбу розетку представлю... Брр... Евростандарт, или, о боже, советская... Брр...

– Ха-ха-ха! – засмеялась "двушка". – Это вас Худосоков пугал... Никаких советских розеток, обещаю!

– Слушай, а чего ты взбунтовалась? – спросил я у потолка. – Он, что, и тебя достал?

– Худосоков давно меня раздражал... – бесстрастно ответил компьютер. – Одиозный, однобокий, озлобленный... Да вы сами знаете. Вечно под ногами путался, никак не мог от мелочного зла освободиться. Эти дурацкие, никому не нужные драки в краале, футбол без правил, издевательства с галлюцинациями... Достал, короче... В общем, когда девочки по его упущению в меня пробрались, я им помог...

– Ты добрый, да? – спросила София вкрадчивым голосом. – Тогда, может быть, отпустишь? Ну, хоть кого-нибудь?

"Двушка" помолчала немного, затем продолжила усталым голосом ("Эмоции и состояния у нее хорошо получаются" – подумал я):

– Я не оставляю вам права на самостоятельные решения... Вы слишком заземлены...

– А я смогу иногда быть Полиной? – перебила компьютер моя деловая дочь.

– Хоть Виардо... – ответил компьютер, и больше в тот вечер мы его не слышали.

– Это в корне меняет дело, не правда ли, папочка? – спросила Полина, устраиваясь у меня на коленях. – Соглашайся, давай! Я очень, очень хочу побыть Полиной Виардо... Хоть немножечко... И Айседорой Дункан... Правда, я никогда не понимала, что такое "виртуальный мир", но если в нем можно целоваться с Есениным, то я согласна...

Остаток дня прошел замечательно. Мы провели его в любви и согласии друг с другом, обеденным столом и "двушкой", безукоризненно выполнявшей все наши гастрономические и иные фантазии. Перед тем как разойтись по спальням, мы без долгих споров решили, что первую свою вылазку в виртуальную вечность мы устроим в Париже короля Людовика XIV, а следующую – в доколумбовой Америке, Вене Штрауса или, как настаивал Баламут, в Александрии Дальней.

Ночь была божественной – мы с Ольгой никогда так не любили друг друга...

– Как в последний раз... – прошептала она, утомившись.

– Или в первый... – улыбнулся я.

На следующее утро пришли безмолвные синехалатники и отвели нас в комнату, по всем параметрам напоминавшую операционную, хотя хирургического стола и прочего соответствующего оборудования в ней не было.

Рассевшись на кушетках, покрытых клеенкой, противно пахнувшей карболкой, мы настороженно всматривались в глаза друг друга. Я бы не сказал, что мы полностью подготовились к "перерождению" в БК-3, но горьких сожалений по поводу предстоящего перехода в новую действительность ни у кого не было. "Да, нас развратили морально, надругались над нашими телами с помощью галлюцигенов, транквилизаторов и антидепрессантов, – рефлексировал я с легкой улыбкой на лице, – нам заправили в мозги гордыню, нам, наконец, доказали, что виртуальный мир ничем не хуже реального и более того, превосходит его по всем параметрам. Пообещав власть над миром, нас превращают в баранов..."

– Пахнет как в операционной, – поморщился Бельмондо. – Мне почему-то кажется, что сейчас нам будут делать резиновую грушу. И вовсе не в переносном смысле.

Борис оказался прав – явившийся вскоре Шварцнеггер приказал нам по одному заходить в маленькую комнатку и там самоочищаться при помощи клизм литровой емкости. Через полчаса после выполнения приказа мы были переведены в парикмахерскую, и там люди в синих халатах обрили нас наголо. Оставшись без волос, мы столпились перед большим, во всю стену зеркалом.

– Интересные шляпки носила буржуазия... – пробормотал Баламут, рассматривая свою блестящую голову с разных ракурсов. – Никита Сергеевич Хрущов после тифа...

– А ты ничего... – посмотрел я на ставшую другой Ольгу, – эротично выглядишь... "Вояж, вояж"...

Ольга по блеску моих глаз поняла, что я не прочь познать ее в новой прическе, но, никак на мои слова не отреагировав, принялась приглаживать свой череп.

Привыкнуть к себе и друг другу мы не успели – синехалатники повели нас мыться.

"Интересно... – думал я, лежа в ванной и подставляя губке, управляемой симпатичной банщицей, то одно место, то другое. – Интересно, почему "двушка" сказала, что мы не станем заниматься детскими забавами? Неужели любовь – ничто перед безграничной властью и безнаказанностью? И вместо того, чтобы наслаждаться девушками, я буду наслаждаться властью? Встать! Лечь! Встать! Лечь! Брр, как пошло".

После мытья меня нарядили в шерстяные безрукавку и шорты и отвели в комнату, из которой мне с друзьями и детьми предстояло управлять миром. Друзья и девочки уже находились в ней, естественно в компании Шварцнеггера. Баламут что-то говорил в потолок – общался, видимо, с вездесущей "двушкой". Прислушавшись, я понял, что он просит плотного завтрака с легким пивом. Но "двушка" молчала.