Чтобы рассеять неловкость, торговец повернулся к гнедой кобыле, которая вдоволь наелась кукурузных зерен из торбочки, что хранилась в мешке Элиона, и теперь лежала на мягком ложе из сосновых веток, которое устроил для нее Тормон. Торговец нежно погладил ее гнедой бок.

— До чего же славная детка, — ласково проговорил он. — Чистенькая, словно кошка, и к тому же смелая. Вспомни, как отважно она пробивалась с нами через пургу — ни разу не заартачилась.

Тормон то ли спятил, то ли имел в виду совсем другую лошадь, но прежде, чем Элион успел возразить, его спутник снова заговорил:

— Вот такую лошадку хотел я купить для Аннас, когда подрастет. Знаешь, ей всего-то сравнялось пять, а уж как она сидела в седле! Канелла начала учить ее верховой езде еще прежде, чем малышка научилась ходить…

И он пустился в воспоминания о погибшей жене и дочери. Глаза его влажно блестели от нежности и непролитых слез.

Не выдержав, Элион скоро присоединился к нему.

— Знаешь, я никогда прежде этого не замечал, но у этой кобылки шкура почти того же цвета, что волосы Мельнит. Вот это была наездница!..

Стояла глубокая ночь, снаружи ярился буран, а двое мужчин делились своим горем, погружаясь в светлые воспоминания о своих любимых. И если порой один из них словно не слышал другого — что из того?

Бельдан изнывала от тревоги и бессильной ярости. Прятаться в постели под одеялами, точно пугливый кролик, покуда по дому рыщут незваные гости, было для нее просто невыносимо. Всякий раз, когда из-за двери доносились шаги или голоса, девушка напрягалась, затаив дыхание, и гадала, что произошло. Тулак ли грозит беда, обнаружен ли Каз, или сейчас дверь в ее комнату распахнется настежь… и что тогда? Наконец Вельдан поняла, что дала слишком большую волю своему неуемному воображению. В конце концов, она не так уж и беззащитна. Чтобы набраться уверенности, она под одеялом провела рукой по ножнам, в которых укрылись замечательно острые и длинные мечи — ее собственный и Тулак. Потом крепче стиснула рукоять кинжала и, вполне уверенная в себе, зловеще улыбнулась. «Что бы ни случилось, — сказала она себе, — ты с этим справишься».

Вельдан еще раньше переоделась в вещи, которые дала ей Тулак, обрядившись, по местному обычаю, в штаны из прочного холста, рубашку и жилет. Все это она надела поверх собственной одежды, но постаралась не напялить на себя чересчур много. Случись драться, неповоротливость сослужит ей плохую службу, да и под одеялами было невыносимо жарко, хотя ветер, дувший из выбитого Казом окна, изрядно выстудил комнату. Впрочем, у нее и без такого пустяка есть о чем беспокоиться.

Напряженно прислушиваясь к любым звукам, доносящимся из-за двери, Вельдан мысленно окликнула прятавшегося в амбаре дракена:

— Все в порядке, Каз?

— О каком порядке ты говоришь? — тотчас ядовито откликнулся напарник. — Твоя подружка, эта старая перечница, поставила здесь, в амбаре, своего злосчастного конягу — да еще и велела, чтоб я его охранял! У меня, понимаете ли, от голода живот прилип к позвоночнику, а она оставляет под самым моим носом этот ходячий кусок мяса — специально, чтобы меня помучить, не иначе! Вельдан, я больше не могу! Сколько еще мы должны здесь торчать? Я скоро захлебнусь собственной слюной!

С кровати, на которой лежала Вельдан, видно было, как в темноте густо валит снег, неистово крутясь в порывах ветра. Она передала дракену эту картину.

— Похоже, душа моя, придется тебе стиснуть зубы и терпеть. Нынче ночью подыматься в горы — чистое безумие.

— Безумие — оставаться здесь, — проворчал Каз. — Зловредные людишки так и шныряют повсюду, вынюхивают и высматривают. С другой стороны…

— Что? — резко перебила Вельдан. Ей совсем не понравился этот задумчивый тон. Всякий раз, когда дракен что-то замышлял, кому-нибудь непременно приходилось солоно.

— Да так, ничего, — легкомысленным тоном отозвался Каз. — Правда пустяки.

Ой-ей-ей, подумала Вельдан. Вот теперь нам точно несдобровать.

— Я немножко замечтался, вот и все, — продолжал напарник. — Полагаю, таков первый признак медленной голодной смерти.

— Каз, пожалуйста, подумай о Тулак. Ей здесь жить и после нашего ухода. Не затевай ничего, что только ухудшит дело.

В ответ Вельдан получила только зловещее хихиканье дракена и под одеялом стиснула кулаки. Ну погоди, я еще до тебя доберусь!

Ох уж этот Казарл! Невозможно предвидеть, что он придумает в следующий раз. Непредсказуемый Каз, единственный в своем роде, — и это не игра слов. Насколько было известно Тайному Совету, в мире не было других дракенов — а впрочем, Совету были доступны далеко не все уголки мира. Даже для чародеев существовали места, где проникнуть через Завесы оказывалось невозможно, и все тайны этих мест так и оставались тайнами. Правда, одна чародейка — мать Вельдан — сумела, как видно, проникнуть в такое потаенное место, но поскольку она умерла, никто так и не узнал, как ей это удалось. Быть может, подумала Вельдан, моя мать — единственная, кто смог это сделать. Но… каким образом? И почему?

Никто из живущих в Гендивале не хотел — да и не мог — рассказать Вельдан всю правду о ее родителях. Даже приемные отец и мать (оба чародеи), которые вырастили ее. Они твердили только, что отец ее никому не известен — какой-то чужак, случайный любовник, с которым мать Вельдан повстречалась в одном из своих путешествий и с которым рассталась, не пролив и слезинки. Чутье телепата подсказывало Вельдан, что они лгут — особенно когда она сравнивала эту историю с рассказом об участи своей родной матери.

Когда Вельдан была еще грудным младенцем, что-то заставило ее мать покинуть родной дом и крохотную дочку — и исчезнуть бесследно. Через два года ее нашли на границе Гендиваля. Никто не знал, откуда она возвращалась, а раны ее были так серьезны, что она угасла прежде, чем успела получить помощь целителей. В заплечном мешке ее был только сверток, столь тщательно укутанный мягкими одеялами, что стало ясно: в нем находится нечто хрупкое и ценное. Так оно и было. В свертке обнаружилось одно-единственное яйцо величиной чуть больше человеческой головы, абсолютно черное, но отливавшее изменчивым радужным, сиянием. Единственное, что мать оставила в наследство своей дочери, — дракен Казарл.

Девочка-сирота и одинокий птенец выросли вместе, не разлучаясь ни на минуту: вместе ели, вместе спали, вместе учились и устраивали всяческие проказы — в особенности дракен, неистощимый на выдумки. Лишь когда Вельдан выросла и сама стала чародейкой, поняла она, как взбудоражила жителей Гендиваля ее тесная дружба с дракеном. Все члены Тайного Совета, начиная с архимага Кергорна, дивились тому, как стремительно растет это уникальное существо, дивились его недюжинному разуму и телепатическому дару: с детских лет Каз и Вельдан установили между собой нехитрую мысленную связь, которая с годами стала лишь сильней и замысловатей. Неудивительно, что мастера-ученые мечтали забрать Каза для углубленных исследований, но Сивильда, подруга Кергорна, вынудила архимага строжайше запретить подобный шаг. Сивильда заявила, что девочка уже потеряла отца и мать, а потому негоже лишать ее единственного близкого существа. Вельдан тогда была ей крайне благодарна за это вмешательство. Архимаг и не подозревал, что одна из его будущих чародеек душой и телом предана его же подруге.

Размышляя о прошлом, Вельдан сумела отвлечься от бесплодных тревог настоящего, однако же все это время она напрягала слух, стараясь уловить хоть какие-то звуки, которые помогут ей понять, что же происходит в доме. Наконец, после долгой тишины, она все же кое-что услышала — и тут же пожалела об этом. К двери ее комнаты приближались тяжелые топающие шаги. Вельдан оцепенела, и снова в ее сознании промелькнул образ кролика, который, дрожа, прячется от врагов. Чародейка безжалостно отогнала прочь эту недостойную картину и крепче сжала рукоять ножа. Пускай себе кролики прячутся от врагов — чародеи народ не пугливый. Справившись со страхом, Вельдан стала напряженно прислушиваться к тому, что происходит за дверью. Чем больше вызнает она сейчас, тем верней удастся ей при случае спасти свою жизнь.