Он тронул поводья, послав коня вперед, но вдруг обернулся к Элиону.

— Вот еще что. Я, конечно, ни на грош не верю, что тебе удастся провернуть этот безумный замысел… но если все же тебе повезет и ты доживешь до утра — а я, Элион, хотя и зол на тебя, но зла тебе не желаю, — так вот, предупреждаю тебя: берегись Заваля! Это не человек, а ядовитая змея. Плевать ему будет на то, что ты спас его жалкую жизнь. Дай ему только волю — и он использует тебя для своих целей, а потом всадит тебе нож в спину. Будь осторожен!

— Погоди! — воскликнул Элион. Тормон снова осадил коня. — Может, согласишься взять с собой моего коня? Оставьте его возле дома Серимы — вдруг да он мне пригодится? Пускай это будет солдатская лошадь, а гнедую Сколль, если хочет, пусть оставит себе. Пойми — этот конь, оставленный в укромном месте, быть может, спасет мне жизнь!

Торговец пожал плечами:

— Ладно. Слезай и отдай поводья Сколлю… — Он вдруг осекся. — Что будем делать с мальчиком?

— Что хочешь, — равнодушно ответил Элион. — Мне он совершенно точно не нужен.

С этими словами он соскочил наземь и влился в нетерпеливо гудящую толпу, так ни разу и не оглянувшись на своих недавних спутников. Ему было бы нестерпимо увидеть на лице Тормона отвращение. Элион сейчас и сам-то не слишком гордился собой.

Завалю снился сон. Око Мириаля было холодно и тускло, как подернутые пеплом угли, и Голос Его хранил зловещее молчание. В кромешной тьме Святая Святых огромный круг Ока слабо мерцал, свинцово-безжизненный, словно его высекли из низкого пасмурного неба над Тиарондом и поместили в Храме, дабы мучить иерарха.

Охваченный отчаянием, Заваль закрыл глаза, чтобы не видеть это горестное зрелище.

— Отчего Ты не отвечаешь мне? — вскричал он сорванным голосом. — Я принес Тебе весть о Великом Жертвоприношении в Твою честь! О Мириаль, неужто такая весть не ублаготворит Тебя?

Он ждал ответа — и не дождался. Иерарх с силой ударил кулаком по цоколю.

— Все дело во мне? — выкрикнул он. — Неужто я пал в глазах Твоих? Ужели никогда мне не будет дано умилостивить Тебя?

В глубине души Заваль страшился услышать ответ. Если жертвоприношения дракона недостаточно, чтобы умилостивить Бога, это означает лишь одно: Мириаль желает смерти самого Заваля.

Неужели он все-таки ошибся? Он убедил себя, что дракон ниспослан Мириалем в знак того, что Бог снова милостив к нему. Что, если все это время он заблуждался, если смерть торговца и его семьи была бессмысленна? Что, если нынешнее жертвоприношение — тоже ошибка?

Иерарх вынул из ниши в цоколе руку, на которой пылало алым пламенем кольцо, — и бледное мерцание Ока вмиг погасло, словно задули свечу…

И Заваль проснулся уже в иной темноте.

Реальность оказалась еще ужасней сна. Проснувшись, обреченный иерарх оказался лицом к лицу с безжалостной правдой. Он не в Святая Святых, а в тюремной келье, в мрачных стенах Цитадели. Руки и ноги его свободны от пут, но его окружают каменные стены и железные решетки. Ему уже никто не поможет. И в жертву будет принесен вовсе не дракон. На закате солнца на жертвенный костер взойдет он, Заваль. Гиларра облачится в драгоценные одеяния иерарха и возглавит церемонию, на которой соберется весь город. Когда погаснет последний луч солнца, Гиларра лишит жизни бывшего иерарха.

За что, по правде говоря, Заваль не питал к ней зла. Его главной заботой было процветание Каллисиоры в целом, но суффраган больше заботилась об отдельных людях, жалких, скромных и скучных тружениках, которые своими руками создавали благополучие этого края. По вине иерарха в стране царят голод, несчастья, поветрия, и если он не сумел исправить свои ошибки, право и долг Гиларры — занять его место и поступить так, как она сочтет нужным.

Быть может, Мириаль будет доволен ею. Быть может, Око вновь пробудится и заговорит с ней. Быть может, дожди и снег прекратятся, и рассеются тучи, и выйдет солнце, и смерть Заваля, быть может, окажется не напрасна. Быть может, чудеса все-таки существуют.

Все может быть, Заваль. И если ты только захочешь выслушать меня, мы с тобой сотворим собственное чудо.

Иерарх оцепенел. Так давно не звучал у него в голове этот призрачный голос, что он почти убедил себя, будто был одержим лишь иллюзиями смятенного ума. И вновь реальность оказалась куда ужасней, чем его воображение!

Демон вернулся.

На всем долгом и мучительном пути в город, привязанный к тощей лошадиной спине, подпрыгивая и стуча зубами от невыносимой тряски, Этон хранил молчание и не беспокоил иерарха. Подобно человеку, невольно приютившему его, дракон погрузился в бездну непроглядного отчаяния. И лишь когда они оказались в зловещих стенах Цитадели и Заваль погрузился в глубокое забытье, Этон наконец шевельнулся в темнице чужого разума.

Надежда явилась нежданно. Завалю приснился сон — и в этом сне его невежественный разум разрешил загадку, над которой много поколений бился Тайный Совет.

Чародеям давно было известно, что Мириаль — не природный, а искусственный мир, созданный Древними и разделенный Завесами, дабы разные народы и расы не могли смешаться. Известно было также, что в недрах, в самом сердце мира находится сложнейший, опять-таки искусственно созданный разум, который поддерживает мир в его незыблемом состоянии. Ходили также слухи, что существует потаенное место, откуда есть доступ к самому сердцу Мириаля.

Дух Этона воспарил от восторга. Он нашел это место! Все эти годы, сокрытое от Тайного Совета, оно находилось здесь, в краю суеверных дикарей. Восторг в душе дракона смешивался с отвращением. Глупый жрец, именующий себя иерархом Каллисиоры, называл сокровенное место Оком Мириаля и верил, что таким образом беседует со своим варварским божком. В действительности же он все это время владел тайной, которая могла бы спасти от гибели весь мир. Тайной, которую столько веков безуспешно разыскивал весь Совет!

Впрочем, ликовал Этон недолго. Что проку в этом открытии, если он не может поделиться им со своими собратьями? Почти без надежды дракон, в который уже раз, коснулся разума иерарха. Любой ценой он должен добиться того, чтобы этот суеверный глупец прислушался к нему! Если только Этон не отыщет способа спасти этого жалкого человечишку, на закате тайна сердца Мириаля умрет вместе с ними.

Тулак, Вельдан и замыкавший шествие дракен по нижним ярусам десятинных пещер пробрались в туннель, который вел к Храму. Путь оказался длинней, чем предполагала чародейка, да к тому же все время шел под уклон, хотя то, что туннель петлял и извивался в толще скалы, немного облегчало спуск — зато всерьез обеспокоило Вельдан.

— Эти петли и повороты сильно замедлят продвижение Каза, — прошептала она Тулак. — Как бы они не помешали нашему бегству.

Старая наемница искоса глянула на нее, и глаза ее весело блеснули.

— Как бы мы не стали благословлять их, когда вслед нам начнут стрелять из арбалетов, — с усмешкой ответила она. — Учись видеть во всем хорошую сторону, детка! Всегда найдется то, что можно использовать как преимущество в бою — надо лишь хорошенько оглядеться по сторонам.

Дальше они шли молча, осторожно ступая в слабом сиянии светилки в руке Вельдан. Предчувствие боя отзывалось неприятным стеснением в ее груди, тугим комком застревало в горле. Вельдан не была в бою с тех пор, как ее ранили в подземном лабиринте ак'загаров. Как ей было больно, когда зазубренный меч вампира наискось вспорол ее лицо! Как страшно кто-то кричал — то ли Мельнит, то ли она сама, но звуки доносились словно издалека…

— Тогда, Хозяйка, было совсем другое дело, — услышала она мысленный шепот Каза. — На сей раз нам предстоит сражаться с самыми обыкновенными людьми. Да с таким противником мы с тобой управимся и с закрытыми глазами! К тому же, — прибавил он, одобрительно глянув на Тулак, — сейчас у тебя есть отважный и здравомыслящий спутник — спутник, на которого ты можешь положиться.