Усмехнувшись, пораскинул мозгами. Забыться было идеей хорошей, но вот прилипалы мне не нужны. И без них тошно. Вечно, как пчелы на мед слетались. А что если….?
— Вы езжайте, а я к вам подтянусь, — решил я и направился к выходу.
— Ты куда? — крикнул мне в спину ошарашенный Лебедев.
— Я за своей цыпой, — усмехнувшись, крикнул в ответ.
Пока ждал лифт настрочил смс Бобрихе, и уж очень удивился, что спустя пять минут так и не получил ответ.
Выйдя на улицу, подождал еще несколько минут, между тем перекурив.
«Мышь, ты в своей канцелярии?» — прочитал в который раз.
Да чем она может быть занята, ешкин дрын!
Так сложно ответить?!
Она точно играла на моих нервах. Я был непроходимым валенком, считая что мышь самая покладистая и мудрая из женщин. Черт! С ней не нервы нужны, а канаты! Бросив бычок, сел в машину, завел и сорвался с места.
Тревога росла во мне с каждым поворотом. Мельком бросил взгляд на часы, взял телефон и набрал эту кулему. Поди опять в облаках летает! Но телефон не отвечал. Не на первый вызов, не на второй продолжительный и даже на третий. После пятого я гнал как обезумевший, а на седьмой пролетел светофор. Кажется, на десятом решил скоротать путь через переулки и уже на двенадцатый пулей вылетел из машины.
Взлетел по лестнице, ведущей к старому кирпичному зданию. Когда рывком распахнул дверь, мое бешено стучащее сердце ухнуло вниз, а затем все стало на круги своя. Сидя за столом, она опустила голову на стол, а маленькие белые ручки пальчиками крепко сжимали книгу.
Я сделал несколько тихих шагов, боясь разбудить спящую красавицу. Её пшеничные волосы рассыпались по плечам. Грудь равномерно опускалась и подымалась, а синие потрескавшиеся губки были едва приоткрыты. Здесь было довольно прохладно.
Всего один раз. Всего один, дал себе обещание, потянувшись убрать прядь волос со лба, но рука не послушалась. Ей захотелось ощутить тепло ее кожи. Провести нежно по щеке, задеть холодный нос, перейти на хрупкую шею и потереть большим пальцем упрямый подбородок, нарочно задевая выше сухие, но такие мягкие губы. Мышка…
Первый раз в первый класс.
Крепко-накрепко дружить,
С детства дружбой дорожить
Учат в школе, учат в школе,
Учат в школе.
— А сейчас настало время первого звонка! — громко и излишне воодушевленно произнесла директриса. Шапокляк (как я мысленно ее окрестил). Вся эта чепуха наскучила мне еще полчаса тому назад.
В очередной раз я переступил с ноги на ногу, опустил и поднял будет цветов, что должен был подарить своей первой классной руководительнице, вздохнул и потянулся. Достал из кармана липового жука и приготовился кинуть, в мимо подходящую директрису. Но мама, что так не вовремя на меня посмотрела, шикнула и отобрала игрушку, укоряюще покачав головой.
— Герман, стой спокойно и прекрати ерзать, — повернула меня лицом к линейке, где все не могли найти девочку для дачи того самого первого звонка.
Бабы вечно копошатся, так говорил всегда батя.
Какая ску-ко-ти-ща! Лучше бы в футбик погонял с Вовкой и Серым.
Девчонку наконец-то нашли, судя по звуку звонка. Пнув асфальт носком неудобных туфель, расправил галстук и лениво поднял глаза на ступени школы.
Что-то тягучее и досадное разлилось в груди. Кольнуло прямо в сердце. Въелось в меня, распаляя злость, обиду и унижение.
Дуська с честью и достоинством несла первый звонок, но вряд ли бы в ее крохотных ладошках он издавал бы столь громкие звуки, если бы не помощь старшеклассника, на плечах которого она восседала, как на троне. Банты, что были в два раза больше ее головы, смотрелись смешно, а темно-синий сарафан и белая блуза с рюшами дополняли ее образ первоклашки. Таким был и я.
Доля тоски прокатилась по мне, когда ее большие глаза васильки встретились с моими. Так и держа руку вверху, она улыбнулась мне, а я… Я поспешно отвернулся. Нечего ей со мной водиться… Пару раз о ней спрашивали Серый, но я сказал, что она всего лишь девчонка, а с ними скучно и они трусихи. Он сразу же мне поверил, а вот я себе — нет. Да и чего он вообще спрашивали о ней?!
Она была моей принцессой! Моей!
Только зачем ей такой принц, как я?
Стыд окутал меня со всех сторон, сжимая в тиски, а вместе с ним пришла и непонятная мне злость.
— Гера, — дернула меня мама за рукав пиджака, давящего мне в плечах, — подари учительнице цветы. Будь вежливым мальчиком, — тихо прошептала с надеждой в голосе.
— Ей, — толкнул пацана впереди себя. Встал посреди дороги, пень! — Дай пройти!
Ужом проскользнул в круг, которым окружили Наталью Сергеевну.
— Вот, это вам, — протянул небрежно букет, пока другие стеснялись и робко переглядывались.
Для них все было ново, а от того и страшно. Незнакомая им тетя по-доброму улыбалась, но она была не той, что в садике. Ей предстояла впереди большая миссия: вложить в головы детей азы всех последующих наук. Остальные, что доселе глядели на незнакомку с настороженностью, тотчас же принялись наперебой засыпать учительницу цветами. Среди всех я заметил, нервно топчащую землю, белокурую девчонку. Её букет так и остался в руках до самого первого урока в наших жизнях.
Мы с ней не говорили. Она хотела подойти, но я ловко улизнул, а затем плюхнулся за последнюю парту, закинул ноги на стул и зевнул, подперев руками голову.
С этого и начался первый мой учебный год.
Не испытывая никогда особой тяги к знаниям, я через силу учился и люто ненавидел то время, когда приходилось сидеть на месте. Читать мне давалось легко, писать хуже. Почерк у меня, как заметила Сергеевна, как у курицы лапой. Ну и что! Зато в октябре я пойду на хоккей! Мне мама обещала! И когда вырасту стану, как Фетисов!
В тот день, я впервые попал под раздачу. Не, ну, а че нельзя было играть футбол в коридорах? Ну подумаешь горшок с цветком разбил?! Да кому он вообще нужен был-то?! Тьфу ты!
Мы еще раз рассмеялись, а после я по дурной привычке скользнул взглядом по второй парте. За ней обычно хмурая девчонка, хихикала, а причиной тому был Колька Соколовский. Гоблин вислоухий! Хлюпик и мамин сынок! Я вот сам ходил в школу! Ну с Серым и Вовчиком! А его мамка за руку водила!
— Смотри, — вдруг привлек он ее внимание. В его руках быстро складывалась бумага. Пф-ф! Самолетик! — Запускай! — вручил ей.
Девчонка робко приняла подарок и, заведя руку, запустила в воздух. Завороженно она наблюдала за тем, как он парил в воздухе, а после плавно опустился возле моих ног.
Вот тупица! А если бы загнул концы он бы дольше летел! Ну и пусть дружат! Тоже мне друзья великие! Бе-бе! Скорчив рожицу, я вдруг опустился на корточки, поднял самолетик и побежал в конец класса, на ходу задиристо крикнув:
— Вовка, лови!
Девчонка вскочила с места.
— Отдай! Это мое!
— Ленин сказал делиться! — показал язык, запустив самолетик через весь класс.
— А Сталин сказал свое иметь! — воинственно топнула ногой Дуська.
Она побежала ко мне, но я ловко увернулся, рассмеялся и перепрыгнул через парту. Схватил её рюкзак, ненароком вытряхивая из него все содержимое.
— Упс, — со смехом выплюнул.
Пусть лучше прожжет во мне дыру, чем будет смотреть как на побитого щенка! Вот еще! Нашла кого жалеть!
— Дурак! — крикнула она и стала собирать свои вещи.
Соколовский встал с места, помогая ей.
— Не переживай, я сделаю еще, — улыбнулся Колька.
— Жених и невеста! Жених и невеста! Тили-тили тесто! — заорал Вовка, а только что некоторые вошедшие одноклассники его поддержали и стали водить хороводы вокруг Дуськи и её дохляка.
Губы сжались в тонкую линию. Колька покраснел, а вместе с ним и Дуська. Отнекиваясь и заикаясь, они отскочили друг от друга на несколько шагов. Тогда-то я не выдержал и подставил подножку Соколовскому. Он упал на задницу, а все остальные стали уже смеяться над его неуклюжестью.
