— Я сказал, что моя одежда грязная. Если вы заодно постираете и свою, я не буду возражать.

— Речь не об этом, — запротестовала Рэчел, когда он повернулся, собираясь уйти. Он остановился, глядя на нее через плечо, и она закончила свою мысль: — Раз это ваша одежда, то, по-моему, вы сами должны ее стирать.

— А кто же тогда будет ходить на охоту? Может быть, вы?

Рэчел поджала губы. Конечно же, он знал, что она не умеет охотиться. Глядя на его длинное ружье, она подумала, что даже не смогла бы его поднять.

— Вот уж не думала, что одно может помешать другому.

— Другими словами, вы считаете, что я должен делать и то и другое?

— Полагаю, раньше вы так и делали. До того как я появилась, вы сами стирали свою одежду.

— Время от времени. Однако мне не требовалось добывать еду для двоих, как сейчас. — С этими словами он поднял ружье и, держа его на сгибе руки, направился к проходившей за хижиной тропе.

Она снова окликнула его:

— Вы не думаете, что мне надо бы пойти с вами? Он недоумевающе оглянулся через плечо.

— На случай, если я буду нужна, чтобы… — Она прикусила губу.

— Спасти меня?

Произнесенное вслух, это прозвучало совершенно нелепо. Рэчел присела на корточки и опустила намыленную рубаху в воду.

Когда он исчез за деревьями, она оглянулась и уставилась на груду грязного белья. Как это могло случиться, чтобы она — она! — попала в такое положение, где должна стирать грязное белье какого-то мужчины? На мгновение ей вспомнилась Англия, королевский дворец и обилие слуг, готовых выполнить все, что требовалось. Она всегда считала само собой разумеющимся, что ее платья были чистыми, а белье свежим. Неужели кто-то носил их к реке и стирал на камнях? При этой мысли Рэчел не удержалась от смеха. Конечно, при дворце была прачечная. Хотя она и не знала где.

Рэчел вздохнула, и тут ее глаза встретили взгляд Генри. Логан не взял его с собой на охоту, и теперь пес сидел разинув пасть и вывалив язык, будто посмеиваясь над выпавшим на ее долю испытанием.

— Если ты сейчас же не прекратишь насмехаться надо мной, то я… я брошу тебя в реку. Посмотрим, как тебе это понравится, Генри.

В ответ на это пес вскочил и ринулся вперед, чуть не сбив Рэчел с ног, — до того ему захотелось поплавать. Он бросился в воду, и Рэчел окатил каскад сверкающих на солнце брызг.

— Ох! — От холодного душа у нее перехватило дыхание. Стряхивая воду с лица, она широко открытыми от изумления глазами следила, как Генри плескался в воде. — Тебе это даром не пройдет, Генри, не думай. — Но именно сейчас она ничего с ним не могла поделать. Собаке явно нравилось купаться. Так же как й ему, подумала Рэчел, беря следующую рубаху.

От рубахи пахло Логаном. Это не был одуряющий запах духов, как у ее знакомых в Лондоне. Пахло лесом, и потом, и еще чем-то, присущим только ему. Она с улыбкой поднесла рубаху к лицу, вдыхая эти запахи, и вдруг, осознав, что делает, нахмурилась.

— Да что же это такое! — пискнула она, наклоняясь и окуная рубаху в воду, потом, не дав ей толком намокнуть, набрала в горсть мыла и стала растирать его по материи. Вода казалась ледяной, от щелочного мыла жгло ладони. Пузыри почему-то никак не получались, но ей было все равно.

Придерживая рубаху двумя пальцами, она провела ею по воде, потом выскочила на берег и набросила мыльную и совершенно мокрую рубаху на кусты рододендрона. Примерно так же она выстирала остальные рубахи. К тому времени как Рэчел почти покончила со стиркой, сама она промокла до нитки.

Генри уже давно вылез из воды и улегся обсыхать на открытом местечке, пригретом золотыми лучами солнца. Рэчел строго глянула на него и потянулась, заложив ладони за поясницу.

— Может, и вправду стоило бы звать тебя просто «Псина». Конечно, я знаю, что ты тут совсем ни при чем. Это он во всем виноват, можешь мне поверить. Но ведь ты хотя бы мог мне посочувствовать. — Она сгребла последнюю рубаху и склонилась к воде. — Эта вода такая холодная. И я просто ненавижу это…

Слово «мыло» так и не было произнесено, потому что, когда она потянулась к миске, ее нога соскользнула с мокрой поверхности. Отчаянно размахивая руками — что нисколько не замедлило ее падения, — Рэчел плюхнулась в ледяную воду. Она пыталась крикнуть, позвать на помощь и тут же наглоталась холодной воды. Все это так напоминало ей ту, первую смерть.

Логан задержал дыхание и медленно поднял ружье.

На хребте он заметил олений след и шел по нему больше мили. Когда ему наконец удалось увидеть благородное животное, оказалось, что след привел его обратно к хижине.

У него уже текли слюнки при мысли об оленьем окороке. Сейчас он выстрелит и…

— Какого дьявола? — И Логан, и олень одновременно услышали отчаянный собачий лай. Олень сразу вздернул украшенную роскошными рогами голову и умчался в заросли. Логан так же быстро помчался к хижине.

Боже милостивый, что она там еще устроила? Логан перепрыгнул ручеек, приземлившись на моховую подстилку на другом берегу. Вряд ли она могла ухитриться поджечь себя во время стирки, и она уже знала по горькому опыту, что нельзя приближаться к краю ущелья.

Проклятие! Карабкаясь через валуны, он вспомнил об Остенако. Быстрый Лис говорил, что тот был далеко, в Кентукки, но он мог вернуться. Возможно, он появился, выслеживая Логана, и наткнулся на Рэчел.

Когда Логан выскочил на открытое место, его легкие уже готовы были разорваться. Пес метался по берегу речки, заходясь лаем, и когда Логан пробрался через заросли остролиста, он понял, из-за чего был весь сыр-бор.

Он зашел в воду, стараясь не вздрагивать от холодной воды, схватил ее за плечи и рывком поставил на ноги. Она задыхалась, насквозь промокла и совсем посинела от холода.

— Как это вы ухитрились свалиться, черт побери?

Не дожидаясь ответа, он подхватил ее на руки и поспешил к хижине. Ударом ноги он распахнул дверь поставил дрожащий комок на пол у очага.

Очаг был ледяным.

Изощренные проклятия Логана обожгли уши Рэчел, но все остальные части ее тела оставались холодными.

— Я же вам говорил подбросить дров в огонь перед уходом!

Да, говорил. Рэчел отчетливо вспомнила, что он ей говорил сегодня утром. Он стоял, прислонившись к двери, поставив одну ногу на бочонок, и внушал, что больше не собирается быть ее слугой.

— Раз уж вам придется какое-то время жить здесь, вы должны будете отрабатывать свое содержание, — сказал он, и Рэчел живо представила, как он лежит на ней, осыпая ее поцелуями.

Не успела она возмутиться, как он уже разрушил эту картину. Он хочет, чтобы она работала. Взяла на себя заботы по хозяйству. Она слушала, не веря своим ушам и задаваясь вопросом, за кого он, собственно, ее принимает, пока он очерчивал ей круг ее обязанностей.

— И за огнем вы должны присматривать. Я буду колоть дрова, но вы не забывайте подкладывать в огонь поленья, когда потребуется.

Она сидела молча.

— И я думаю, что стирка — тоже ваше дело. — Выходит, я буду вашей служанкой? — спросила она, вздернув подбородок. — Нисколько. Мы оба будем работать. Сейчас я пойду в сарай. Когда будете уходить, подкиньте дров в очаг. Конечно же, она этого не сделала, и вот теперь она замерзала до смерти, и все потому, что этот ужасный человек заставил ее стирать свои рубахи. Рзчел стояла наблюдая, как он пытается вдохнуть жизнь в то, что еще сохранилось от огня. С нее ручьями стекала вода.

— Быстро завернитесь в шкуру, — сказал он, глянув на нее через плечо. — И на вашем месте я бы снял эту мокрую одежду, не то снова свалитесь в лихорадке.

Так говорит, будто я во всем виновата, подумала Рэчел. Она не двинулась с места, потому что ничего не соображала от холода. Когда огонь начал лизать поленья, он снова обернулся и мрачно нахмурился.

— Вы что, совсем ничего не можете сделать сами? — Он вскочил на ноги и подошел к ней с таким видом, словно собирался опять сыграть роль горничной. При мысли о том, как он стаскивает с нее платье, Рэчел сразу очнулась от транса. Она отпрянула, быстро прошла за занавеску, которую он повесил специально для нее, и принялась расстегивать крючки лифа негнущимися от холода пальцами.