— Ариша, добрый вечер.

Я не сумела выдавить из себя ответное приветствие и вежливую улыбку. Каждая секунда, казалось, растянулась до бесконечности, увязая одна в другой. Каждая деталь, словно отсеченная от целого, острым осколком впивалась в восприятие: сияющее очарование мужчины, не так давно считаемого мною важным и единственным, отблески света в его темно-русых волосах, зачесанных назад, как у брата, роскошная с искрой чернота его костюма и галстука-бабочки, шорохи и негромкие шаги танцующих справа от нас пар, затихающая жалоба скрипки и фортепиано на сцене, твердая рука Вадима, стиснувшая мою талию, и замораживающее кровь, связывающее в узлы мышцы напряжение, лишающее всякой чувствительности.

Все будто во сне: нереально, отрывками.

Подобная встреча рано или поздно должна была состояться. Я должна была вновь посмотреть в эти глаза, сейчас пытливо вглядывающиеся в мое лицо, и почувствовать…

Еще только месяц назад единственная его улыбка способна была заставить меня ощутить что-то особенное: трепет, ласку вниманием, окрыляющее предвкушение. Теперь же — только желчь разочарования и саднящий след дурных воспоминаний.

Переместив клатч вперед, я стиснула его пальцами обеих рук, на миг захватив этим движением внимание Димы. Подняв брови, он впился враждебным взглядом в руку своего брата на моей талии. Настроение его заметно изменилось.

— Да, бесконечно рад, что ты вообще нарисовался, — зазвучал голос Вадима, ледяной, жесткий, а в следующую секунду он отпустил меня. По спине полоснул прохладный воздух, я вздрогнула, отодвинулась от своего начальника. — Подумал, что ты давно уже на все наплевал.

В этой встрече братьев не было ни признака дружественности, какой-либо привязанности. От обоих исходили волны агрессии и едва сдерживаемого бешенства.

Музыка стихла. Мне показалось, что в банкетном зале повисла оглушающая тишина, никто не двигался, не дышал, не произносил ни слова даже шепотом.

— Наплевал? — фальшивая, прочно приклеившаяся к лицу улыбка Димы на мгновение дрогнула, он сунул руки, сжавшиеся в кулаки, в карманы брюк. — Ты же положил жизнь на алтарь моего благополучия, о себе позабыл, днем и ночью гадаешь, что же будет для меня лучше, кого любить, кого оставлять, я просто не осмелился бы наплевать.

Издевательский саркастичный тон, резанувший мой слух, заставивший оцепенеть. Дернувшийся рядом Вадим гневно процедил:

— Прекрати нести чушь.

— Твои слова, между прочим. — Теперь Дима глядел только на меня, в глазах — отталкивающее восхищение.

— Ариш, ты потрясающе выглядишь. Думаю, тебе сегодня уже надоели тонны подобных комплиментов, но рискну быть неоригинальным. Просто-напросто трудно слова подобрать для такой, — жест рукой в мою сторону, — красоты.

Чувства стыда и дискомфорта стали с трудом выносимы, но хуже было ощущение липкого, марающего дегтя чужого внимания, внимания многих свидетелей этого разговора, который братьям следовало затеять наедине.

Образумить. Попробовать отвести грозу, напомнив, где они находятся.

— Спасибо, — натянуто, но четко ответила я, бесстрастно взглянув на Дмитрия, и повернула голову к старшему брату, с окаменевшим лицом сверлившего младшего яростным взглядом. — Вадим Евгеньевич, вы обещали с кем-то познакомить меня…

Он будто не услышал меня, обратился к брату, а я онемела, судорожно сглотнув:

— Где Лариса?

— Все еще со мной, не волнуйся, — бросил Дима, улыбка напоминала оскал. — Ты сам знаешь, что она ненавидит Москву. Осталась в Питере.

Шум крови в ушах мешал понять, заиграла ли новая композиция. Кинула взгляд на музыкантов — нет.

— Лара дома, созванивались с ней… минут семь назад. Следующий звонок сделать минут через восемь? Устраивает такая длина поводка?

Вадим язвительно отрезал:

— Главное, чтобы тебя устраивала.

Я не хочу здесь находиться. Необходимо срочно уйти отсюда, избавиться от цепляющегося, вызывающего дурноту любопытства гостей и сотрудников. И от обоих братьев, по собственному желанию выставляющих себя в жутком неприглядном свете.

— А тут бабка надвое сказала.

Я сделала шаг в сторону, порываясь уйти. Крепкая мужская рука, рука Вадима Савельева, вдруг удержала меня на месте. Он ближе притянул меня к себе, своим бедром я почувствовала его бедро, а после отпустил, скользнув по талии пальцами, позволив чуть отодвинуться. Коротко взглянул на меня, прося остаться.

Что он делает? Зачем?..

Растерянно, нервно, я затеребила волосы, бездумно уставилась на узорчатые голубые изгибы напольной вазы у противоположной стены.

— Ну а ты, вижу, действительно продуктивно работаешь над исправлением моих ошибок. — Такое говорил человек, когда-то представляющийся мне, совершенно ослепшей, деликатным, стремящимся к объективности. Говорил цинично, вызывающе. — Но ведь не факт, что я не натворю новых. Все будешь исправлять, да?

— Арина, ты заскучала, из Вадика плохой кавалер, — неожиданно обратился Дима ко мне. Я вздрогнула, на секунду взглянула на него, уловила подтекст этого игривого, насквозь искусственного добродушия — намеренная острая подколка. — Как насчет танца со мной?

По инерции взглянув в сторону сцены, с облегчением поняла, что музыканты возобновили игру, несколько пар начали двигаться под первые такты новой композиции. Встретилась со взглядами, направленными на нашу тройку. Все как будто в ожившем кошмаре…

Музыка, безусловно, перекрыла голоса братьев, но оставались мимика и язык тела. Любой желающий мог прочесть и читал по лицам и позам, до какой степени безобразно разворачивающееся между Вадимом и Димой взаимодействие. Как получилось, что в него вовлечена и я?

— Я… — начала было, но Вадим вдруг с яростью спросил брата:

— Ты не ошибся ли с приглашением?

Меня передернуло, я снова сделала безуспешную попытку уйти.

Почему он не отпускает меня?

— А ты сам не ошибся ли девушкой?

Почему он заставляет меня слушать это?

— Я-то уж точно не ошибся. Она не будет танцевать с тобой.

Низко наклонив голову, я вперилась взглядом в зеленые носки своих туфель. Пальцы все крепче впивались в кожу клатча, я едва ли замечала это.

Омерзительно… Как же это омерзительно.

— Не понял, ты теперь и за нее решаешь? Что, дело так далеко уже зашло?

Чувствуя, что меня вот-вот начнет колотить, я поспешно вмешалась:

— Спасибо за приглашение, Дмитрий Евгеньевич. — Он изумленно приподнял брови в ответ на это обращение, я же сосредоточилась лишь на том, чтобы мой голос не дребезжал. — Но, и правда, придется отклонить его. Мне нужно отойти, простите.

Повернувшись к Вадиму, я посмотрела на него — красноречивый долгий взгляд. Эта ситуация неприятна, даже больше — невозможна. Я хочу уйти. Как можно быстрее.

— Еще минутку, Арина, пожалуйста, — его глаза умоляли, в них мелькнула какая-то боль и беззащитность.

На подгибающихся ногах я осталась стоять на месте, на миг прикрыла глаза ладонью и сложила руки на груди.

— Да, минутку, Арина, тоже вас прошу. Тут очень интересный выходит поворот, правда, Вадик? Освободил место для себя, правильно понимаю?

Тон Дмитрия был ядовитый и плоский. Никогда не думала, что он способен на такой.

— А оно было занято разве?

Это нелепица. Безумие.

— Не сомневайся, было.

— Именно, что было. Дим, только не строй из себя жертву…

Я не желала разбираться, что происходит и почему. Что вообще случилось с этими двумя мужчинами, старший из которых всегда казался образцом благоразумия и выдержки, а младший — тем, кто в любой ситуации сохранит чувство юмора и оптимистичный настрой? Будто в трансе, глядела на танцующих, поражалась разительному контрасту: умиротворяющие, осторожные, печально ласкающие минорные лады музыки и потрескивающая агрессией, взвинчивающая нервы, сжигающая гневом атмосфера, словно заключившая нас троих в плотный, непробиваемый шар-вакуум.

— Еще тогда в Питере мы с тобой обсуждали…

— Ах, тогда… — презрительно и насмешливо протянул Дима. — Тогда девушка нареканий у тебя не вызывала, все верно. Точнее, ее отец не вызывал. Деловые интересы — твой приоритет. Удачно сложилось, что у меня к ней не деловой интерес был, да, Вадик?