Светлые глаза под темными полуопущенными ресницами Фелины следили за впечатлением, произведенным ее внешностью.
Иветта сказала правду. Выражение растерянного изумления на лице человека, исполнявшего роль ее мужа, Фелине до тех пор не приходилось видеть. Молча ждала она момента, когда он придет в себя.
Наконец, обращаясь к вошедшему Амори де Брюну, Филипп Вернон пробормотал:
– В самом деле... Приношу вам свои извинения, отец! Было бы несправедливо держать подобную красоту в провинции! Добро пожаловать в Париж, любовь моя! Протяните мне свою руку. На королевском банкете ждут нас. Надеюсь, что удивительная перемена вашей внешности коснулась и вашего острого язычка!
Фелина незаметно напрягла спину. Какое приветствие! А впрочем, чего она ждала? Разумеется, не извинений и не мнимых заверений в любви. Может быть, слов поддержки, обещания не сердиться за шутку, которую сыграл с ним господин де Брюн. Вероятно, улыбки не одними только уголками губ, при которой глаза не оставались бы застывшими, как два бездушных камня.
– Сдержанность моего язычка, мсье, зависит от степени оказываемого мне уважения, – ответила она дипломатично и положила ладонь на протянутую ей правую руку Филиппа.
Прикосновение сбило с ритма ее сердце, но она научилась скрывать свои чувства.
Маркиз учел ее дипломатичный намек. То, что цинизм служил ему защитой от искушения поддаться первой же волне чувств и заключить ее в свои объятия, мало оправдывало его в собственных глазах.
Он взглянул на ее золотистые волосы и поразился королевской величавости, с какой Фелина несла на себе необычный наряд. Ее и сравнить нельзя было ни с одной из придворных дам. Терезу д'Ароне при виде ее несомненно хватит удар.
Мадам д'Ароне была сделана из более прочного материала, чем мог предполагать даже Филипп Вернон, но появление юной маркизы де Анделис все же существенно отразилось на состоянии ее печени. За улыбающимся лицом скрывались торопливые мысли.
Фигляр, мошенник, лгун, подлец – вот самые скромные названия, выбранные ею для любовника. В самом деле, заметная пара – эти двое протестантов, подошедших сквозь коридор придворных к королю. Следом за ними шел старый де Брюн.
Умышленная скромность одежды маркиза служила прямо-таки вызывающим обрамлением для изящного серебряного существа рядом с ним.
Нарушение маркизой всех законов моды и отказ от набедренных подушек подчеркивал, по сравнению с наряженными в пышные парчовые платья другими дамами, хрупкость ее узкой талии, а корсет позволял видеть совершенства крупных грудей.
От ее декольте даже Генрих Наваррский с трудом оторвал свой взгляд. Будучи знатоком, распорядившимся нарисовать свою очаровательную возлюбленную и ее столь же прелестную сестру в райской обнаженности и эротической заманчивости во время приема ванны, он откровенно завидовал Вернону, владевшему таким привлекательным плодом.
– Добро пожаловать к нашему двору, мадам!
Король склонился к руке Фелины, разглядывая то, что ему так понравилось, в непосредственной близи.
– Благодарю небо за то, что ваше здоровье позволило вам украсить своим присутствием мой двор. Позвольте мне сказать, что я завидую моему другу Филиппу Вернону.
Ухмыляясь, Генрих заметил едва прикрытый гневный взгляд маркиза по поводу своего доверительного знакомства с соблазнительным вырезом на груди его супруги. Наверняка ревнует.
Эра Терезы д'Ароне, очевидно, закончилась. К сожалению, с точки зрения политических интересов. Однако при взгляде на его жену причина вполне ясна.
Фелина вздрогнула от прикосновения короля. Напуганная данной ему неограниченной властью, она не обратила внимания на здоровую мужскую потребность, отразившуюся в его взгляде.
– Ваше Величество слишком добры! – прошептала она чуть слышно и почувствовала, как пощекотала ее черная заостренная бородка, пока Генрих целовал ей руку.
– Нет, дорогая, я не добрый, я эгоистичный. Я хочу каждый день наслаждаться, видя вас, – сказал он с ухмылкой.
Слегка сжав губы, герцогиня де Бофор следила за галантным флиртом.
В ее расчет не входило украшение будущей соперницы. Она надеялась, создавая помехи планам гордой Терезы, не совершить ошибки, о которой пришлось бы потом пожалеть. Она лишь полагала, что Филипп Вернон позаботится о добродетели своей супруги. Вряд ли сокол упустит свою добычу. Даже имея дело с царственным орлом.
Банкет и последующие танцы стали для Фелины сплошным запутанным сновидением. Разделяя тарелку со своим супругом, она к неописуемому удивлению обнаружила, что было подано больше тридцати всевозможных блюд и что, хотя приближалось Рождество, подавались в изобилии дорогие фрукты и неведомые ей овощи. А кроме них еще дичь, рыба, птица, жаркое и печенье.
Из серебряных кувшинов наливались бургундское, бордоское, вино из Луары, мальвазия. Фелина очень осторожно пила из бокала венецианского стекла. Однако действие алкоголя постепенно начинало сказываться. Исчезало волнение и появлялись смелость, позволявшая внимательнее разглядывать окружающее.
Большой зал королевского дворца украшало такое количество настенных ковров, что она почувствовала себя как бы среди страниц Часослова с картинками. В огромных канделябрах горело множество свечей, создавая в помещении почти дневной свет. За подковообразным столом, во главе которого сидел король со своей свитой, собрались все, обладавшие в тот период родословной и громадным влиянием на дела Французского королевства.
Гул голосов заглушал негромкую игру музыкантов, пока непрерывно подавались все новые деликатесы. Оживленная и непринужденная атмосфера захватывала девушку из провинции.
Неужели здесь собрались те люди, которых она поклялась ненавидеть? Весело щебечущие дамы и их элегантные кавалеры? Король, с заговорщицкой улыбкой поднимавший бокал за ее здоровье и посылавший ей теплые, полные восхищения взгляды?
Она уже переставала понимать этот мир и себя.
Филипп ел мало. Он целиком погрузился в изумительный образ своей супруги. Пока она с аппетитом обгладывала голубиное крылышко или окунала яркие губы в вино, у него перехватывало дыхание. Жгучее желание заключить ее в свои объятия и прикоснуться к ее прекрасным губам было невероятно трудно преодолеть.
Тереза д'Ароне заметила страстный блеск в его зеленовато-карих глазах.
Этот негодяй едва сдерживает желание целиком обладать супругой. Ее, Терезу, он удостоил только мимолетного приветствия! Теперь она точно знает, почему ей не удалось удержать его днем. К тому же он не предупредил ее заранее о приезде жены.
Но она отплатит ему за эту подлость. Не в ее правилах безропотно переносить отставку.
Флиртуя с графом Бриенским, чьи пальцы позволяли себе больше, чем положено по этикету, она непрерывно наблюдала за маркизой де Анделис.
Смешно подумать, что у этого ребенка нет уязвимых мест. И глупо полагать, что ей не удастся такую ахиллесову пяту использовать.
Но вначале Тереза увидела лишь, как грациозно склонялась Мов Вернон в танце, когда супруг уверенной рукой вел ее во время исполнения сложных фигур.
Прозрачная бледность лица сменилась нежным румянцем, а улыбка обнажила два перламутровых ряда безукоризненных зубов. Ее странная, опасная для жизни болезнь, вероятно, никак не отразилась на красоте. А может быть, маркиз и здесь солгал?
Уж Тереза доберется до истины, и тогда храни Господь Филиппа Вернона!
Фелина уже меньше, чем вначале, обращала внимание на испытующие взгляды, направлявшиеся на нее со всех сторон. Вино пробудило в ней обманчивое ощущение уверенности, позволявшей с дерзкой небрежностью исполнить перед Филиппом заданную ей роль.
– А король очень... обаятелен, – говорила она, возвратясь на свое место и с благодарностью принимая из рук маркиза вкусный сушеный финик.
Вернон, стиснув зубы, подтвердил:
– Обаятелен и очень опасен. Поэтому я был бы вам очень обязан, если бы вы при выборе праздничного наряда слушали советы не только камеристки, но и мои. Этот вырез отвратителен!
