Но вот кого спецгруппа ловит? Этот вопрос так и остался без ответа. Можно было предположить кого, но окончательно ясно станет, по-видимому, только к концу дня.

Мимо, неспешным шагом, двигались жители славной столицы Республики. Выряженные как на парад, на торжество.

Собственно, для многих это и было торжество воздаяния.

Точнее почти ритуал заслуженного воздаяния одному из самых гнусных негодяев только что закончившейся войны. Шли все эти люди, в одном направлении — в сторону площади. И среди них было очень мало женщин. Впрочем и тех, что Натин видела, вряд-ли пустят за внешнее оцепление. Было объявлено почему не пустят.

Но, возможно, кого-то как раз и допустят. Из тех, кто потерял всех родных, всех детей, сгинувшими на жаре в концлагерях, организованных англичанами по приказу Китченера.

Суд над Китченером длился десять дней. И состоялся он в Йоханесбурге. Собрал он просто немыслимое количество народу. И не только со всей Южно-Африканской республики, но и из других стран. Особенно из Европы. Журналисты, что следовали за армиями англичан и буров, в погоне за величайшей сенсацией сбежались в Йоханесбург как падальщики саванны на свежий труп слона. И ведь не только эти. Кто смог, кто успел добраться из других стран тоже ломились в зал суда.

Желающих попасть на «Процесс Века» было столько, что не нашлось достаточно большого помещения, чтобы всех вместить. Пришлось организаторам устраивать жёсткий отсев. В результате, все, кто не попал на процесс, толпились под палящим солнцем прямо у входа.

Василий, вспомнив, как в апреле прошлого года хорошо получилось с шоу в Париже, высказал идею выставить громкоговорители на улицу, чтобы всё, что происходит в зале, было слышно и там. Пришлось Натин сделать вояж за аппаратурой, оставленной в Питере. Успели как раз к началу.

Ну и последний штрих внёс «русский медкорпус». Доктора, увидев, что будет, настояли, чтобы на улице поставили скамейки и растянули тенты над ними. Организовали подвоз свежей воды, для страдальцев-щелкопёров и дежурство бригады медиков.

Поэтому получилось феерично: в зале суда идёт процесс. Небольшая часть зрителей сидит там. А на улице, как в театре, вокруг громкоговорителей, сидят под тентами остальные журналисты и гости. Плюс толпа за их спинами, уже совершенно под открытым небом и палящим солнцем.

Последние, правда, были достаточно привычны к жаре и им никакой медицинской помощи не понадобилось. В отличие от некоторых не шибко стойких представителей журналистской братии.

Организация, получилась на славу. Всё работало как швейцарские часы.

За десять дней юристы исписали километр бумаги, а журналисты выпили тонну виски.

Григорий, допущенный на процесс, как «Наблюдатель От…» точнее, непонятно кого, чуть ли не в открытую, отснял весь процесс на свои камеры. От первой, до последней секунды. Теперь увековеченными были и сами судьи, и гости, и журналисты. Но что особо важно — все свидетели, жертвы и их свидетельские показания.

То, что происходило в зале суда, срежиссировано было явно Григорием. И постановочка была как бы не один в один с другим процессом, известным обоим братьям — с Нюрнбергским трибуналом над нацистскими преступниками. Василий сначала удивился, но потом принял все эти братиковы потуги как должное.

— Может дальше, уже в других войнах, памятуя о таком ужасе, и таком воздаянии, преступникам, многие генералы остановятся и не будут творить непотребства. Может и СС не будет. — задумчиво произнёс на всё это Василий.

Но брат, оказывается, был иного мнения.

— Нагло-саксов это не остановит. У них это в крови. Они всегда всех иных, кто не нагло-сакс не держали за людей, а за рабочий скот. Который можно просто убить. Пройдёт совсем немного времени и они продолжат. Например, в Индии.

— В Индии? — спросил Василий и тут же вспомнил.

Да. Там в начале века творилось очень много зверств. И тот геноцид, что уже описали как-то братья в давно выпущенной брошюрке — всего-то один из многих. Индийцам предстояло выдержать ещё несколько рукотворных голодов, в ходе которых вымрут десятки миллионов.

А для того, чтобы замаскировать эти чудовищные злодеяния, увести внимание общественности с себя, с тех, кто творил реальный геноцид народов, англо-саксы перепишут всё… на русских! Обвинив их в рукотворности голода 30-х годов. Расписав картинку полном соответствии с тем, как они сами это делали в Индии. Вообще у них в традиции обвинять всех и вся в том, в чём сами же и виноваты. Да, «двойные стандарты».

На процесс вытащили всё, до мелочей. Чтобы никто и никогда не смог бы придраться к тому приговору, что вынесен был в конце «как исключительная мера наказания за столь кошмарные злодеяния, против такого огромного количества богобоязненных христиан, особенно невинных детей». Так было сказано буквально в конце процесса.

Вообще, во всём процессе каждый из обвинителей упирал именно на «умерщвление огромного количества детей, да ещё призведённое с особой жестокостью». Да так упирали, что практически у каждого из журналистов, что присутствовали на процессе, создалось впечатление, что судят Китченера исключительно за замученных в концлагерях детей. Вскоре факты, что в концлагерях погибли и взрослые, умерщвленные также «в промышленных масштабах», уже как-то даже и не воспринимались.

Вот так и получилось, что юристы уходили после очередного дня процесса писать сотни бумаг, а журналисты, наслушавшись ужасов, рассказанных свидетелями — жрать виски. Впрочем, через некоторое время, ведь психика человека — пластична, наступило «очерствление душ» и все рассказы стали восприниматься журналистами как статистика.

Но репортажи о процессе в Европе, написанные красочно и талантливо (мыслимо ли иначе, если в первых рядах тех журналистов был сам Буссенар!), вызвали не просто шок, а истерику. Чего, собственно, и добивался Григорий, организуя всё это действо с процессом. Так что решение суда провести казнь Китченера «в исключительной форме», вряд ли вызовет в Европе ничего кроме удовлетворения.

Между оглашением приговора и казнью зазор был всего одни сутки. За эти сутки и был сооружён эшафот от которого хоть и прогулочным шагом, но удалялись Василий и Натин.

— Не думала, что эти святоши окажутся настолько кровожадными! — выговаривала прогрессорша на санскрите. Ей не хотелось, чтобы суть их разговора была понята окружающими.

Проходящий мимо бур нахмурился. Ему, как и многим местным жителям, всякие чужаки были неприятны. Не все ещё свыклись с тем, что как раз чужакам, они обязаны своей свободой. Но всё ещё впереди.

Натин скосила глаза, провожая взглядом прохожего, направляющегося к площади казни. Потом оглядела улицу и что-то ей не понравилось. Она обернулась к Василию и тихо спросила:

— У тебя защита активирована?

— Да! — вздрогнул Василий. Но от желания немедленно оглядеться удержался. — Что-то не так?

— Мне кажется за нами следят. — продолжила на санскрите Натин.

— Должны следить. — как утверждение бросил Василий. — Тут два подразделения нашего спецназа вокруг. Не может быть, чтобы брат, да не привлёк их для чего-то такого.

— Значит, я не ошиблась. Это был действительно блик в оптике.

В это время в одном из немногих двухэтажных домов неподалёку.

— Студент! Чего ты туда уставился? — спросил напарник, видя как снайпер через прицел внимательно рассматривает некую даму.

— Интересно… — не отрываясь от процесса разглядывания, неопределённо ответил тот, кого окликнули как «студента». — Младший брат Руматы гуляет с такой кралей!

— Блин! Твой польский!

— Что мой польский? — не понял студент.

— Краля-шмаля… — раздражённо ответил напарник. — Вечно ты загнёшь.

— Краля, по-нашему, королева. Принцесса. Не знал?