Названная нам фамилия «зама» была ненастоящей. Да и сам он был не из Союза.

Конечно же, мы ничего не знали, когда наше отделение первый раз привели на занятия по так называемой «боевой практике». Честно говоря, впервые слышал про такое название. В зале, где все было застлано спортивными матами, находился лишь один человек, азиатской наружности. Не крупный, среднего роста, возрастом около сорока пяти лет. Самый обычный человек.

— Ну что, товарищи… — весело хмыкнул подполковник Шандырханов, потирая руки. — Наверняка, кое-какие навыки рукопашного боя у вас уже есть. Каждый дрался во дворе, да и в армии вас чему-то учили. Для начала посмотрим, кто и что из себя представляет. Перед вами мой заместитель, инструктор по тесным физическим контактам, капитан Хан. В данный момент, это ваш противник. Его нужно победить.

— Как? — спросил Иванов.

— Ну, хотя бы просто повалить на мат. Итак, кто желает стать первым и навалять ему?

Ох, сколько же пафоса крылось за этой фразой. Одновременно вызывающее, провоцирующее на необдуманные действия предложение. Я-то сразу просек, что этот странный Хан вовсе не так прост, как кажется. С такими противниками, да и вообще с любыми, нужно сражаться с трезвой головой, без эмоций, спокойно. Расчетливо. А вот прапорщик Корнеев отчего-то решил, что азиат не представляет из себя ничего опасного. Все-таки, сам Паша был чуть ли не на голову выше капитана. Ну и легкомысленный. Впрочем, последнее лечиться болью.

Корнеев просто вышел из строя и сделал несколько решительных шагов к противнику. Шандырханов только улыбнулся — исход учебного боя он уже знал. Паша начал с классического бокса, но едва вышел из стойки и выполнил первый удар, как Хан уложил его на мат, да еще и руку скрутил в таком болевом приеме, что Корнеев истошно взвыл.

— Следующий? — спокойно произнес подполковник.

Наши рты пооткрывали, мол, как так? Мужичок азиатской наружности, в какой-то робе, не выглядит опасным, нет бугров мышц, ростом особо тоже не вышел. Как же так?

Вперед выдвинулся Самарин в полной уверенности, что борец с массой за восемьдесят пять килограмм, уж точно свалит азиата на маты. Куда там — первый же бросок под ноги прошел впустую. Капитан Хан оказался настолько вертким, что Димка его даже не коснулся. Не прошло и тридцати секунд, как и второй боец из нашей группы уже лежал на мате, корчась от боли.

Капитан Игнатьев только улыбался — знал, что по-другому и быть не могло. На то он и инструктор.

— А теперь сразу двое! — приказал подполковник Шандырханов.

Одновременно шагнули Смирнов и Иванов. Оба уверенные в своих силах. Да еще и вдвоем. На лице азиата не дрогнул ни один мускул. Он спокойно отошел от корчившегося от боли Самарина.

— Ты справа, я слева! — Кирилл посмотрел на Женьку.

Оба ринулись в атаку одновременно. Но слаженной работы не получилось.

То, что творил Хан, было невероятно. Он двигался быстро и шустро, уклонялся от ударов. Его ни разу не зацепили — за то оба бойца, так же как и остальные, вскоре оказались на матах с застывшими на лицах болезненными гримасами.

Я смотрел, анализировал и плохо понимал, что же за стиль боя использует инструктор. Казалось, там было понамешано всего и вся. Причем очень гармонично.

— А чего ты улыбаешься, капитан? — вдруг нахмурился Шандырханов, глядя на Игнатьева. — Ну-ка, твой выход!

— Вдвоем? — уточнил кэп.

— Да хоть вчетвером! — с некоторым акцентом произнес Хан. За все время, он первый раз подал голос. Хоть он уже и провел три быстрых «контакта», дышал так, будто спокойно медитирует. — Ну?

— Так, а ну Громов, иди-ка сюда! — Игнатьев решительно пробежался глазами по оставшимся на ногах бойцам, затем поманил меня рукой.

— Макс, смотри… — тихо произнес офицер, когда я подошел ближе. — Хан не просто инструктор. Его нельзя взять в лоб. Тут хитрость нужна, ловкость. Скорее всего, у нас ничего не получится, но попробовать все равно стоит. Я нападу первым, обманкой, он уйдет влево. Попробуй предугадать его действия, связать и ограничить в движениях. А дальше уже по обстановке.

— Добро! — кивнул я, оценивая положение и стойку инструктора.

Когда капитан сделал ложный выпад, азиат никак не отреагировал. Это сразу поломало нам все планы. За то, как только кэп шагнул вправо, Хан ловко использовал преимущество в скорости и владении техникой боя. Я подоспел слишком поздно, Игнатьев уже падал, попавший в переплет. Тем не менее, я смог нанести скользящий удар в плечо и даже ухватить правую кисть Хана. Правда, доделать начатое, я не смог. Азиат, словно рыба, мгновенно выскользнул из захвата, извернулся, крутанул меня вокруг своей оси, ухватившись за одежду, а затем сделал мне такую подсечку, что я и сам не понял, как полетел на пол плашмя. От удара грудью о мат, весь воздух резко вышел из легких, отчего перехватило дыхание. Было и больно и неприятно. А как это ударило по самооценке…

Нет, я не считал себя лучше других, хотя во многом это было так. Уж опытнее — точно. Сломя голову бросаться на неизученного противника чревато. Но в этот раз, моя осторожность не помогла.

Подполковник загадочно усмехнулся. Он знал, что так будет. Так было всегда.

— Пожалуй, хватит! — Хан вдруг остановился в задумчивости. — Если хотите научиться так же, должны делать, как я скажу и никак иначе. Всегда и во всем. На сегодня я вам покажу общие принципы…

Честно говоря, даже я был поражен. Конечно, ранее я видел нечто подобное. Хан использовал какую-то лютую смесь всего сразу, тут и ушу и древнее джиу-джитсу, тут и айкидо и даже блоки от вин-чун. Конечно, совместить все сразу это сложно. Это реально сложно. А при всем при этом еще и двигаться нужно быстро. Хан двигался. Конечно, с точки зрения профессионала его технику оценить было сложно.

Но нам он навалял. В легкую.

Он нас учил. Правда, таких занятий было мало. Первое — вводное. Чтобы дать нам понять — учиться, учиться и еще раз учиться, независимо от имеющихся навыков. Шандырханов преподавал основы рукопашного боя и самбо.

Так и шло изо дня в день, каждый был похож на предыдущий. Иногда мы теряли счёт времени, забывая, что за день недели.

Шесть часов на сон, остальное время пахать как конь. Ну и перерывы на прием пищи. Во время бега были постоянные внезапные вводные. То засада, то обстрел, то опасность снайперского огня. То условно раненого тащить двадцать километров на горбу, меняясь с остальными… Соответственно и «рваный» бег у нас был чуть ли не постоянно.

По лестнице в казарме, по коридору, даже по комнате между кроватями, мы передвигались так, будто все заминировано. Стрельбы каждый день, как в тире, так и на учебно-стрелковом полигоне. А то и в полях. Сначала стреляли только из АК-74, потом добавился пулемет Калашникова, СВД, даже РПГ. Земли тут обширные, пустые. Никто не мешал.

Ко всему этому постепенно добавлялась все больше и больше тактико-специальной подготовки, больше занятий по взрывному и саперному делу, чему Паша Корнеев был очень рад. Он показывал блестящие результаты, я в этом плане отставал, хотя и не сильно. Медицина тоже была в ходу — каждый должен был уметь оказать не только первую помощь при ранении, но и суметь вернуть бойца в строй, хотя бы ненадолго.

Гуманность тут была занижена. Кому-то это может показаться ерундой, но так и есть. Никаких поблажек, либо ты тут, либо дуй обратно и тебя заменят лучшим кандидатом. Это нам вдалбливали каждый день, и это работало. Когда кто-то не тянул, остальные мотивировали. И это тоже работало. Первый месяц все было особенно тяжко.

По окончании тренировочного дня, мы падали на кровати чуть ли не замертво. Особенно первые дни. Казалось, болело все. Каждый сантиметр тела, каждая клеточка. А на утро, скрипя зубами и суставами, все начиналось вновь. Как же тяжело было сползать с кровати, когда все тело упорно сопротивлялось командам мозга. Нас учили это подавлять.

Конечно же, одной психологией и мотивацией тут не обойтись. Нас дополнительно заряжали ударными дозами витаминов и минералов, чтобы организму было проще восстанавливаться.