Клур лежал на прежнем месте и в прежней позе. Его тело начинало коченеть, и Катерина, оказывается, спрашивала меня:

– Дядя Рик, а этот дядя, который упал, уснул, да? А скоро он проснется?

Я тупо посмотрел в ее удивленные глаза и почувствовал, что тело мое покрывается путом.

– Да, Катя, – сказал немного погодя я. – Этот дядя плохо себя почувствовал, но он обязательно проснется. Знаешь что?.. Иди-ка ты, погуляй еще на улице, а?

– Но ведь уже темно, – возразила девочка. – Ты же мне сам говорил, что, когда темно, детям гулять нельзя.

Я посмотрел в окно. На улице действительно сгущались сумерки.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда идем, я постелю тебе на кухне.

Я достал постельные принадлежности, приготовил Катерине постель на диванчике в кухне и уложил ее. Вскоре она уже спала.

Потом я вернулся в комнату и, стараясь не смотреть на тело Клура, достал из шкафа Шлем. У полиции не должно было возникнуть никаких сомнений относительно того, что Клур скончался естественной смертью. Они ни в коем случае не должны были придать значение следу от удара на его голове. Мертвым – ад или рай, а живым – жизнь, совмещающая в себе оба этих понятия…

Я обязан продолжать жить и бороться. Не ради себя – хотя бы ради этого шестилетнего создания, доставшегося мне и в радость, и в наказание. Именно поэтому я не мог позволить себе упасть с доски. Конечно, может быть, на это и уповают те, кто таким способом заставляет меня надеть Шлем, но теперь это не имеет никакого значения. Мне некуда теперь деться. Со стороны может показаться, что я выиграл первую схватку. Но, по сути, я ее проиграл, и остается лишь надеяться, что не безнадежно. Остается верить в то, что исход игры решится в будущем.

Стараясь не делать лишних движений, он осторожно выбрался из-под одеяла и, собрав одежду в охапку, двинулся на кухню. Там на секунду убавил тонировку оконного стекла до нуля. За окном было темно. Не зажигая света, он торопливо оделся, постоял в нерешительности, потом потрогал рукой чайник. Чайник был еще теплым. Но при одной мысли о том, что если тепловатой водой разбавить кофе, то получится мутная, горьковатая бурда, он лишь поморщился и двинулся к выходу.

Свет в прихожей он тоже зажигать не стал – и тут же был наказан за это. Когда, разгибаясь после шнуровки ботинок, он протянул руку к замку, то пальцы его наткнулись на что-то металлическое, которое незамедлительно брякнулось на пол с громким звоном. Внутри у него все оборвалось, и он замер.

В комнате вроде бы было тихо, но едва он открыл входную дверь, как женский голос произнес ему в спину:

– Куда это ты собрался, Рик?

Щелкнул выключатель, и свет ударил по глазам так, что на мгновение стало больно смотреть.

– Ты спи, – сказал он. – Ну, чего ты, Ро?

Рола стояла, оперевшись плечом о стену, такая укоряющая и растрепанная со сна, что ему нестерпимо стало жалко ее.

– Ночь ведь, – сообщила она, словно он сам не знал этого. – Ну, зачем тебе это, Рик?..

Он виновато, но в то же время упрямо молчал.

– Ну, хорошо, – продолжала она, – раз уж ты без этого жить не можешь, то дома бы поработал… Притаскивай сюда свое добро – и хоть всю ночь напролет сиди. Только не надо шататься неизвестно где, Рик. Я боюсь, понимаешь ты это, бо-юсь!.. – Она всхлипнула, хотя глаза ее оставались сухими.

– Нельзя, Ро, – мягко, но упрямо сказал он. – Дома давно уже нельзя, ты сама прекрасно это понимаешь… У них теперь есть спецпеленгаторы, и я не хочу, чтобы из-за меня в случае чего пострадали и вы с Катериной…

– Я тебя не понимаю, Рик, – сказала она с обидой. – Ну, что ты так прикипел к этому занятию, а? Ну, почему ты не хочешь жить, как все? Я бы еще поняла, какой во всем этом смысл, если бы ты что-то имел от этого – но ведь ты ни юма себе не можешь позволить таким способом! Ты же у нас благородный, бессеребренник!..

– Замолчи, – сказал он, глядя себе под ноги. – Я тебе уже тысячу раз объяснял, что я занимаюсь этим не ради денег…

– Да знаю-знаю: ты делаешь это ради людей! А на жену с дочерью тебе наплевать! Между прочим, скоро надо за школу платить, а у нас пока пусто в кошельке!..

– Ну что ты взъелась, ей-Богу? – поморщившись, сказал он. – И хватит, слышишь? Все. Иначе всех соседей перебудим…

Он сделал движение, собираясь открыть дверь, но Рола с неожиданной цепкостью ухватила его за рукав куртки.

– А ты подумал, что будет с нами, если тебя когда-нибудь накроют? – со слезами в голосе выкрикнула она. – Ты подумал, как соседи будут плевать мне в лицо, если узнают, чем ты занимался?!.. Да что я говорю, в конце концов, не это главное! Главное, что я люблю тебя, Рик, и если с тобой что-то случится…

– Спаси и сохрани, – пробормотал Рик и, решительным движением открыв дверь, вышел из квартиры.

Уже спускаясь по лестнице, он пожалел, что не поцеловал на прощание Ролу, как делал это раньше, но возвращаться не было смысла. Плохая это была примета – возвращаться, хотя он никогда не верил в приметы.

Он вышел из подъезда, свернул за угол и, пройдя несколько десятков метров, перешел на другую сторону улицы, где имелся небольшой скверик, зажатый с одной стороны магазином, а с другой – школой. Продравшись сквозь кусты, он прошел прямо по траве к люку канализационного колодца и, взяв заранее припасенную палку, подцепил его крышку. Вниз уходили металлические скобы, скользкие от сырости. Он спустился на несколько метров вниз и включил фонарь. Сумка была на месте, и он облегченно вздохнул.

Вскоре он уже опять был наверху. Водворив крышку люка на место, он направился к заранее выбранному дому. Пятнадцатиэтажная башня в форме многогранного кристалла была хороша тем, что в ней не дежурили консьержки, как в других местах, и еще у нее был довольно обширный чердак с удобной возможностью отхода на крышу соседнего дома.

В доме был лифт, но, разумеется, пользоваться им Рик не стал. Он совершил небольшое восхождение на самый верхний этаж, машинально считая в уме ступеньки и стараясь не думать о том, что будет делать, если ему случайно встретится кто-нибудь из жильцов.

Он подошел к двери чердака и чертыхнулся про себя. Еще вчера на двери не было никаких замков, а сейчас в ней виднелась новенькая замочная скважина. Он толкнул дверь, хотя и так было ясно, что она закрыта. Даже если бы у него был с собой набор отмычек, возиться с замком посреди ночи было рискованно, потому что это занятие предполагает такие звуки, как бренчание, лязг, щелчки и прочие громкие звуки. К тому же, кто знает: не установили ли они сюда еще и сигнализацию типа мощной сирены?..

Но и перспектива блужданий по ночному городу со Шлемом в сумке тоже не предвещала ничего хорошего. Оставалось попробовать еще один вариант…

Он извлек из сумки Шлем и надел его на голову. Спустился на один пролет ниже, чтобы его не было видно ни с верхнего, ни с четырнадцатого этажа. Всунул правую руку в перчатку-джойстик и застегнул контактные застежки. Опустил забрало очков-экрана и включил питание.

Батареи были подсажены, потому что экран осветился довольно тусклым мерцанием.

Перебирая пальцами «перчатки», Рик набрал код доступа и вошел в Сеть. Потом высветил на экране карту Интервиля и выбрал то здание, в котором находился. Увеличил масштаб изображения и повел курсор по квартирам…

В основном, жильцы уже спали. Квартиры были непроницаемо-темными. Наконец, на десятом этаже он нашел то, что нужно.

Обрюзгший тип в майке сидел, положив ноги на низкий журнальный столик, и пялился в экран стереовизора. В одной руке типа была банка пива, в другой – дымящаяся сигарета. На всякий случай Рик проверил всю квартиру, но в ней больше никого не оказалось.