Наверное, Мин Чевтаев был все-таки профессионалом, и не успел еще Рик отдернуть ногу от раздавленного кубика, как уже летел в угол от тяжелого удара в подбородок. Но, видимо, даже профессионалу не мог прийти в голову такой непрофессиональный ход того, кого он считал своим, пусть и ерепенистым, но все же союзником.

Потому что было слишком поздно, и осколки уже разлетелись по полу, смешавшись с мириадами мелких соринок, которые всегда наличествуют в тех местах, где убирают не слишком часто – а кабинет Рика как раз и относился к таким местам, уборщица постоянно оправдывалась, что не убирает в его комнатушке, потому что в двери вечно заедает замок…

Рик ударился о стену от удара и сполз на пол, но сознания не потерял. Он понял, что теперь Мин убьет его, но тот вместо этого почти спокойно спросил:

– Зачем? Зачем ты это сделал, Рик?

Да, он – профессионал, подумал Рик. Именно у профессионалов нервы не сдают никогда. Даже в самых чрезвычайных условиях они никогда не будут поливать своего противника ругательствами. У этих людей нет права на эмоции, вот в чем все дело…

– Тебе этого не понять, Мин, – сказал Рик, сплевывая на пол сгусток крови изо рта. – Есть причины, которые таким, как ты, никогда не понять…

– А ты постарайся, – посоветовал Мин. – Как ты догадываешься, мне надо будет отчитаться о провале операции. И что же я могу написать в отчете?

– Во-первых, – сказал Рик, – можешь написать, что вирус, который этот болван Рик Любарский отказался использовать для уничтожения геймеров, направлен на то, чтобы вызывать мгновенную смерть у того, кто вздумает поиграть в «игрушки»… Кровоизлияние в мозг, например… Или остановка сердца… Или прекращение дыхания… Это не важно. А этот дурак Рик почему-то всегда считал, что важен не выигрыш любой ценой, а чтобы никто от этого не пострадал… Второе. Уничтожив Сеть, Рик, безусловно, сделал бы большое добро. Это было бы действительно благом для людей. Но его смутило то обстоятельство, что это самое добро приходится творить под дулом пистолета. Он вбил в свою интеллигентскую башку, что никогда не следует заставлять кого бы то ни было творить добро, потому что насильственное добро – это не добро вовсе… И, наконец, в-третьих, этот самоубийца оказался, в сущности, не таким уж и болваном. Он понял, что вирус, предназначенный для ликвидации Сети, всего-навсего вышибет почву из-под ног у так называемых геймеров, которые воровски влезли в нее, как в чужой дом… А если нет другого способа выставить непрошеного гостя из дома, то в крайнем случае, можно и поджечь свой дом, не так ли, Мин? Пусть себе горит вместе с ворами!.. Если, конечно, до этого ты заранее позаботился о том, чтобы построить себе новый дом, гораздо лучше прежнего… Так и в этом случае: уничтожение Сети, в которой стали хозяйничать все, кому не лень, стало не только целью отдельных свободолюбцев вроде Рика Любарского, но и целью Контроля. Потому что Контроль сумел за последнее время отгрохать себе новую, лучше прежней, Сеть, которую собирается накинуть на весь мир…

Лицо Чевтаева застыло, будто маска.

– Все? – глухо спросил он.

– Все, – выдохнул Рик.

И тогда человек в плаще выстрелил. Он сделал несколько выстрелов – быстро и не целясь, прямо в грудь фигуры, сидевшей на полу тесного кабинета. Ударами пуль Рика развернуло на сто восемьдесят градусов, и он уткнулся лицом в стену.

Человек в плаще выбросил из пистолета пустую обойму и достал новую, но где-то в недрах здания взвыла сирена тревоги, и по коридору затопали тяжелые ботинки. Человек в плаще на мгновение застыл, потом спрятал пистолет под плащ, подбежал к окну, открыл его и ловко прыгнул вниз, опершись одной рукой об узкий подоконник – обычно так гимнасты спрыгивают с брусьев…

Проснулся я от укоризненного голоса говорящих часов. «Восемь часов тридцать минут», сообщили они. «Проспал!», кольнула мое, затуманенное обморочным сном, сознание неприятная мысль, и я тут же вспомнил, как еще вчера на летучке излишне подробно расписывал алгоритм предстоящей недели своим замам, и те, в конце концов, взмолились: «Маврикий Павлович, зачем нам все это знать? Вы же всегда на месте и всегда в случае чего подскажете нам!». И тогда я шутливо сказал им: «А это я вам говорю на тот случай, если меня убьют или если я когда-нибудь не смогу вовремя прибыть на службу – например, просплю!». Оба зама отмахнулись от этого допущения как от слишком малой вероятности, а Штальберг даже пробормотал скороговоркой: «Чур вас, шеф, чур!». Привыкли они сидеть за моей спиной, как за бетонной стеной, и в этом виноват был прежде всего я сам. Теперь же все попытки переложить на подчиненных хоть толику своей ответственности неизменно успеха не имели…

Я представил, как с утра сначала в моем кабинете, а потом и в кабинетах замов будут надрываться от звонков визоры, и им невольно придется с ходу решать множество мелких и крупных проблем, о которых накануне они и понятия не имели, а в довершение всего позвонит мэр и, как всегда, потребует какого-нибудь отчета или поставит очередную срочную задачу. Вот тогда они попотеют, забегают и вообще будут чувствовать себя весьма неуютно…

По-садистски наслаждаясь этой перспективой, я тем временем почти наощупь – глаза упорно не желали открываться – доплелся до ванной, пустил воду в роскошную раковину суперсовременного дизайна и приступил к той нудной процедуре, которая отравляет существование доброй половине всего человечества. Пока я брился, мысли мои произвольно скакали подобно водяным брызгам, образуемым при столкновении мини-водопада с сиреневым фаянсом.

Прежде всего, я припомнил вчерашний день, и воспоминание это показалось некоей глупой, но страшноватенькой сказкой, которую я будто бы имел неосторожность прочесть перед сном.

Вчера неизвестным опять был совершен налет на банковское агентство на Шестой улице. Судя по почерку (отсутствие предварительной подготовки, молниеносное отключение охранников с помощью парализатора и взлом кассы с помощью микровзрывчатого вещества), это был тот самый тип, который совершил уже пять ограблений за последние полгода. Грабитель действовал без маски, но его почему-то не запомнил никто из видевших его – и это больше всего настораживало лично меня. На этот раз взял он не так много – всего пятьдесят тысяч юмов – но дело было не в сумме, а в том, что, судя по всему, мерзавец окончательно распоясался и почувствовал свою безнаказанность…

И исчезли за вчерашний день еще трое, и слухи, как и раньше, увязывали их исчезновения с типом по кличке Демиург. На этот раз пропали бесследно Эхиль Шварц, 55 лет, частный портной (исчезновение обнаружил заказчик, пришедший рано утром за готовым костюмом), Нон Манусов, 32 лет, рабочий-строитель (не вернулся домой после смены) и Ирина Гомоляко, 28 лет, врач-отоларинголог (отлучилась с рабочего места на пять минут в магазин, и больше ее никто не видел). Проделками Демиурга у меня занимался уже целый отдел, но толку пока не было, а исчезновения людей давно уже стали тем поводом, по которому в адрес полиции вообще и меня в частности в прессе то и дело следовали ехидные выпады…

И, самое главное, в городе что-то происходило, но что именно – понять было невозможно. Все почему-то кинулись вооружаться кто чем мог. Полиция неустанно конфисковывала по наводкам осведомителей и во время проверок на дорогах кучи самодельных пистолетов, переделанных умельцами из сигнальных ракетниц и детских игрушек; стреляющих ручек, кастетов, ножей и прочего холодного оружия, дубинок-парализа-торов, «слепилок», «страшилок» и «глушилок»… Кроме того, велась торговля оружием и похлеще этого. На черном рынке две тысячи монет стоил компакт-автомат с самонаводящимися пулями, а полторы – мощная снайперская винтовка с прицелом, позволяющим вести точную стрельбу на дистанции до трех километров… Самое гнусное, что нельзя было уяснить, что – или кто – толкает приличных, мирных людей вооружаться.