— Вы ошибаетесь, мистер Бербанк, — возразил капитан. — Испанца хорошо видели матросы, уцелевшие при этой катастрофе. Я сам их расспрашивал: они уверяют, что узнали Тексара, которого хорошо знают в лицо, так как не раз видели его в Сент-Огастине.

— Не может этого быть, капитан, — настаивал Джемс Бербанк. — У меня есть записка Зермы. Из этой записки видно, что двадцать второго марта Тексар находился еще в Черной бухте.

Джилберт слушал молча. Он понимал, что его отец прав. В день катастрофы испанец не мог быть вблизи озера Киссимми.

— В конце концов не все ли равно? — сказал он наконец. — В жизни этого человека так много загадочного, что не к чему ломать себе голову. Двадцать второго марта он был еще в Черной бухте — так пишет Зерма в своей записке, — и в тот же день он находился во главе шайки южан в двухстах милях оттуда — так утверждаете вы, капитан, со слов матросов коммодора Дюпона. Не станем об этом спорить. Ясно по крайней мере, что в настоящее время он находится в Эверглейдсе. Стало быть, через двое суток он может быть в наших руках.

— Верно, Джилберт, — согласился капитан Гауик, — и за что бы его ни расстреляли, за учиненную резню или за похищение, расстрелян он будет по заслугам! В путь!

Все это тем не менее было в высшей степени загадочным, как, впрочем, и многие обстоятельства, связанные с жизнью Тексара.

Тут опять было какое-то необъяснимое алиби. Испанец словно действительно обладал способностью раздваиваться.

Раскроется ли, наконец, эта тайна, или нет, сказать было трудно.

Во всяком случае, необходимо было схватить Тексара. И к достижению этой цели решили направить свои усилия моряки капитана Гауика, объединившись с отрядом Джемса Бербанка.

Эверглейдс! Что за страшный, но великолепный край! Расположенный на юге Флориды, он тянется до мыса Сейбл, то есть до самой оконечности полуострова. Вся область представляет собой в сущности огромное болото, лежащее почти на одном уровне с океаном. В бурю сюда устремляются воды Атлантики или Мексиканского залива и смешиваются здесь с дождевыми потоками, которые в зимнее время заливают местность. Вот почему Эверглейдс — нечто среднее между сушей и морем и область эта почти необитаема.

Воды окаймлены здесь белыми песками — светлой рамой, оттеняющей множество темных зеркал, в глади которых отражается лишь полет бесчисленных птиц, кружащихся над болотами. Рыба тут не водится, зато змей — великое множество.

Не следует, однако, думать, что Эверглейдс бесплодная пустыня. Нет, на островах, окруженных стоячими водами, природа обретает свои права. Вредоносные испарения словно обезврежены ароматом изумительных цветов. Острова окутаны благоуханием тысячи пышно цветущих растений, которые вполне оправдывают столь поэтическое название полуострова Флориды. В этих-то благодатных оазисах Эверглейдса и укрываются индейцы-кочевники, которые никогда, правда, не задерживаются подолгу на одном месте.

Среди Эверглейдских болот, немного южнее двадцать седьмой параллели, лежит довольно большое озеро Окичоби. В одном из уголков этого озера и находится тот самый остров Карнерал — тайное убежище Тексара, куда он скрылся от преследований.

Место вполне достойное Тексара и его шайки! Когда Флорида еще принадлежала испанцам, здесь обычно скрывались бежавшие от правосудия преступники белой расы. Свешавшись с туземцами; сохранившими примесь караибской крови, они, вероятно, и явились родоначальниками тех самых криков, семинолов, индейцев-кочевников, которых удалось в какой-то мере покорить лишь в 1845 году, да и то в результате долгой и кровопролитной войны.

Остров Карнерал должен был, казалось, служить надежным убежищем, хотя с востока лишь, узкий пролив отделяет его от суши, если позволительно назвать сушей окружающие озеро болота. Пролив этот имеет около ста футов в ширину, и переправиться через него можно только на лодке. Другого способа нет.

Бежать же с острова вплавь просто немыслимо: илистое дно пролива поросло длинными и цепкими травами, которые кишат ядовитыми гадами.

А дальше подымался кипарисовый лес, в котором никогда не просыхала вода, так что путнику пробираться сквозь него крайне трудно. Впрочем, это было не единственное препятствие. Глинистая почва, подобно клею, облепляла ноги, гигантские стволы повалившихся деревьев преграждали путь, душил невыносимый запах плесени, а вдобавок ко всему еще и ядовитый филактис, который вредоносней чертополоха, и в особенности тысячи исполинских грибов-дождевиков, словно начиненных пироксилином или динамитом. При малейшем прикосновении грибы эти взрываются с оглушительным треском, наполняя воздух красноватым облаком тончайших спор, вызывающих удушье и болезненные волдыри. Этих ядовитых растений следует остерегаться так же, как опаснейших чудовищ животного мира.

Жил Тексар в заброшенном индейском вигваме, скрытом под сенью больших деревьев в восточной части острова. Спрятанный в зелени, он был незаметен даже с ближайшего к нему берега. Две ищейки так же неусыпно сторожили вигвам, как прежде сторожили блокгауз в Черной бухте. Выдрессированные для охоты за неграми, эти псы растерзали бы всякого, кто бы приблизился к жилищу испанца.

Зерма и Ди находились здесь вот уже два дня. Путешествие в лодке по Сент-Джонсу до озера Вашингтона было сравнительно легким; но дальше, когда пришлось идти кипарисовым лесом, оно стало изнурительным даже для крепких, выносливых мужчин, привычных к этому губительному климату и длинным переходам по лесам и болотам. Нетрудно представить себе, как тяжко приходилось женщине и ребенку! Но у преданной Зермы хватило сил и мужества. Всю дорогу она не спускала с рук малютку Ди, слабые ножки которой не одолели бы таких переходов. Сама Зерма готова была ползком ползти, лишь бы сберечь силы ребенка. Вот почему до острова Карнерал она добралась полумертвой от усталости.

Но как удалось Зерме после всего пережитого не впасть в отчаяние, когда Тексар и Скуамбо силой увезли ее из Черной бухты? Ведь она не подозревала, что ее записка попала в руки Джемса Бербанка; она только знала, что молодой невольник поплатился жизнью за попытку ее спасти. Его смертельно ранили в тот самый момент, когда он пытался бежать с острова, чтобы доставить в Кэмдлес-Бей ее послание, и мулатка была уверена, что никогда Джемсу Бербанку не узнать того, о чем поведал ей несчастный молодой невольник: о намерении Тексара перебраться со своими сообщниками на остров Карнерал. Ну, а если так, значит след похищенных будет навсегда потерян.

У Зермы не оставалось уже и тени надежды. К тому же мулатка слышала столько ужасов об этом страшном крае! Она хорошо знала, что такое Эверглейдс: бежать отсюда невозможно!

А малютка, прибыв на остров, совсем ослабела. Усталость, от которой не смогли ее уберечь все заботы кормилицы, и влияние губительного климата сильно подорвали ее здоровье. Худая, бледная, словно отравленная болотными испарениями, она не в силах была ни говорить, ни двигаться. Она только непрестанно звала мать. Зерма уже не могла, как в первые дни их пребывания в Черной бухте, успокаивать ее тем, что скоро она увидит мать, что отец, брат, Алиса и Марс вот-вот за ними приедут. Ди была смышленым ребенком, а пережитые ею страшные сцены разгрома плантации сделали ее понятливой не по годам; девочка сознавала, что она похищена из родительского дома и находится в руках злого человека и что, если ее не освободят, ей никогда уже больше не увидеть Кэмдлес-Бея.

Зерма не знала теперь, что и сказать ребенку; несмотря на все ее заботы, бедное дитя чахло и угасало у нее на глазах.

Вигвам Тексара был кое-как построенной лачугой, в зимнее время совершенно непригодной для жилья. Ветер и дождь проникали в него через все щели. Однако летом, — а в этих широтах его приближение уже чувствовалось, — он мог по крайней мере уберечь своих обитателей от солнечного зноя.

Вигвам был разделен на две комнаты: одна из них, узкая и полутемная, не имела выхода наружу. Чтобы попасть в нее, нужно было пройти через другую комнату, довольно просторную, дверь которой выходила прямо на берег пролива.