— Панцербьорны! — презрительно хмыкнул бедный сумасшедший. — Да я мог бы написать о них трактат! Да что трактат, монографию! Именно по этой причине они и держат меня в заточении.
— По какой еще причине?
— А по такой, мой юный друг, что я слишком много знаю о них. Они просто не решаются меня убить. Может, и хотели бы, да руки коротки. Я же все понимаю. У меня, знаете ли, есть весьма влиятельные друзья. Да-с.
— Какой же вы умный, — с почтительным восхищением протянула девочка. — С вашим опытом, с вашими знаниями вы бы столькому смогли научить других…
Судя по всему, в беспросветном мраке безумия у профессора чуть брезжила искра здравого смысла, потому что, услышав последние Лирины слова, он бросил на нее недоверчивый взгляд, словно бы уловив в них скрытый сарказм. Но наша Лира не зря провела всю свою жизнь в обществе желчных ученых мужей, которые вечно ждут какого-нибудь подвоха. Уж она-то знала, как с ними нужно общаться. В ее широко распахнутых глазах светилось такое безмерное наивное восхищение, что старик растаял.
— Хм… Учить других, говорите вы. Ну что ж, возможно, дитя мое, возможно. Если б я нашел достойного ученика, я бы возжег в его душе священный пламень.
— Вот-вот, — с готовностью поддакнула наша хитрая лисичка. — Ведь если вы никому не передадите свои знания, они будут погребены здесь, в этой камере. Нужно, чтобы люди вас помнили.
— Именно! — произнес старец, торжественно воздевая перст. — А вы знаете, у вас на удивление светлый ум, дитя мое. Как, вы сказали, вас зовут?
— Лира. Давайте вы меня будете учить всяким вещам про панцирных медведей.
— Как то есть про панцирных медведей? — повторил он в замешательстве.
— Я бы с удовольствием поучилась космологии, — поспешила успокоить профессора девочка. — Или, например, Пыль бы изучала Серебристую. Но я для этого слишком мало знаю. Вы этому научите других своих учеников, более достойных. А с меня будет довольно и медведей. Вы мне все про них расскажете, я все пойму, мы закрепим пройденное, а потом перейдем к вещам посложнее, например к той же Серебристой Пыли. Идет?
Старик утвердительно кивнул головой.
— Вы правы. Вы совершенно правы. Видите ли, дитя мое, между микрокосмом и макрокосмом существует некая неразрывная связь. Звезды, они ведь живые. Да-да, разве вы об этом никогда не задумывались? Ведь все вокруг нас живое, и свыше ему предуготованы великие цели. Вселенная исполнена предначертаний. Вдумайтесь в это, дитя мое. Все имеет свою цель, свое предназначение. Например, ваше предназначение — напомнить мне об этой высшей цели. Замечательно, это просто замечательно! Ведь я, в своем отчаянии, упустил ее из виду. Очень хорошо! Просто великолепно!
Лира подошла к нему поближе.
— Расскажите мне про короля, про Йофура Ракнисона. Вы его видели?
— Ну разумеется! Ведь я прибыл в Свальбард по его личному приглашению. Надеюсь, вы меня понимаете. Он же мечтал основать здесь университет. А я, как предполагалось, должен был его возглавлять. Представляете, какая это была бы шпилька в бок Королевскому Арктическому Обществу, а? — Старец в восторге потирал грязные ладони. — Уж я не говорю про эту бездарь, про Трелони. Ха-ха!
— Что же вам помешало?
— Интриги. Меня предали эти ничтожества. И Трелони, разумеется, первый. Он же приезжал сюда, в Свальбард. Вам это, вероятно, известно. Распространял здесь самые чудовищные слухи и клеветнические измышления о моей якобы некомпетентности. Наглая, беззастенчивая ложь! Клевета! Кто, скажите на милость, нашел окончательное доказательство гипотезы Барнарда-Стокса? А? Молчите? Нечем крыть? Потому что это я нашел, профессор Сантелия, собственно персоной. Трелони с этим смириться не мог. И лгал, беззастенчиво лгал. По его оговору Йофур Ракнисон заточил меня в эту камеру. Но это отнюдь не навсегда. В один прекрасный день я отсюда выйду. Я стану главой университета в Свальбарде. И этот Трелони… приползет ко мне на коленях. И я еще припомню, как все эти умники из издательского отдела Королевского Арктического Общества швыряли мне в лицо мои рукописи. Дескать, не научно. Кто теперь посмеет? Я их… всех… выведу на чистую воду. Я им…
— Наверное, когда Йорек Бьернисон вернется, он вам поможет, — участливо вставила Лира.
— Йорек Бьернисон? Нет. Он никогда не вернется, слышите вы? Ни-ко-гда. Ждите хоть до Судного дня.
— А я слышала, что он уже совсем близко.
— Ничего не выйдет. Они его убьют. Да и вообще. Ну посудите сами, какой он панцирный медведь? Он же изгой. Вроде меня. Унижен. Всеми предан. Лишен всех личных привилегий панцербьорна. Он теперь никто.
— Ну, а если он все-таки вернется? — не сдавалась Лира. — Вот возьмет и вызовет Йофура Ракнисона на поединок. Что тогда?
— Этого никто не допустит, — авторитетно заявил несостоявшийся глава университета. — Разве может Йофур Ракнисон, король, забыть себя настолько, чтобы признать за Йореком право на поединок? Он же лишен этого права, понимаете вы, лишен. Он теперь не панцирный медведь, а так… Он с тем же успехом мог бы быть, ну, я не знаю, моржом, тюленем или еще кем-нибудь похуже, вроде тартар или скраелингов. И биться с ним честь по чести, как с равным, никто не будет. Просто пальнут из огнемета, как только он покажется, и все. Безо всякой пощады.
Лира почувствовала, как холодная рука сжимает ей сердце.
— А как же все их другие пленники? — спросила она дрожащим от отчаяния голосом.
— Какие еще пленники? — подозрительно спросил старик.
— Ну… лорд Азриел, например. Где они его держат?
Внезапно профессора словно подменили. Он съежился, как побитая собака, затравленно посмотрел на девочку и в ужасе отпрянул к стене.
— Тише, тише, ради всего святого! Они услышат! — зашептал он, предостерегающе тряся головой.
— А что такого? Получается, что даже имя лорда Азриела нельзя произносить? А почему?
— Это опасно! Вы очень рискуете! Йофур Ракнисон строжайше запретил упоминать его.
— Но почему? — прошептала Лира. Чтобы зря не волновать несчастного безумца, она тоже понизила голос и подползла к старику поближе.
— Министерство Единых Решений по Делам Посвященных возложило на Йофура Ракнисона особую миссию, — еле слышно произнес профессор, лихорадочно блестя глазами. — Миссис Кольтер лично приезжала в Свальбард и уговаривала короля взять лорда Азриела под стражу, обещая за это любое вознаграждение. Мне это достоверно известно, поскольку я в это время являлся доверенным лицом Йофура Ракнисона. Я даже встречался с миссис Кольтер. Да, представьте себе, и имел с ней весьма продолжительную беседу. Йофур, к слову сказать, совершенно потерял от нее голову. Ни о ком другом буквально ни говорить, ни думать не мог. Ради нее он был готов абсолютно на все. Стоило ей только захотеть, чтобы лорда Азриела держали в плену за сотни и сотни миль — пожалуйста! Однако ее слова было достаточно. Йофур же воск в ее руках! Он ведь даже столицу Свальбарда собирался назвать в ее честь, представляете?
— Значит, получается, что лорда Азриела держат за сотни миль под стражей и никто-никто не может его повидать?
— Разумеется! Но тут есть одна тонкость. Йофур до смерти боится лорда Азриела. О, он затеял опасную игру, наш Йофур. Но он ведь умен, как бес, и сумел сделать так, что и волки сыты, и овцы целы. Лорд Азриел под стражей, так что миссис Кольтер получила то, что хотела, но, с другой стороны, к услугам лорда Азриела любые инструменты, какие только могут понадобиться для его научных изысканий, так что и ему грех жаловаться. Все довольны. Жаль, ненадолго. Это называется, «момент неустойчивого равновесия». Туда-сюда, туда-сюда. Вы меня понимаете? Равномерные колебательные движения системы вызывают ее разрушение, причем очень быстрое. Заявляю как специалист.
— Очень интересно, — пробормотала Лира, но мысли ее были куда как далеки от сложных научных аналогий. Она лихорадочно думала о том, что узнала от старика профессора.
— Конечно. Мой альм уже ощущает вкус грядущих событий, — торжественно произнес узник.