Вот уже сутки он мчится по ледовым торосам, без сна и отдыха, без еды и питья. А если он был ранен во время крушения воздушного шара, что тогда? И кто поможет ему собраться для битвы, о которой он пока даже не подозревает?

Что же она натворила, что натворила?! Совсем тошно Лирушке стало, когда Йофуру Ракнисону вздумалось продемонстрировать остроту когтей и силу удара на еще теплой туше убитого моржа. Он играючи вспорол толстенную шкуру, словно это был лист бумаги; ему достаточно было мазнуть пару раз лапой, и череп гигантского животного треснул, словно яичная скорлупа. Под каким-то благовидным предлогом девочке удалось улизнуть и на несколько минут остаться одной. Тут уж она дала волю слезам.

Даже Пан, никогда не унывающий Пан, не знал, чем утешить свою Лиру, которая ревела в голос от ужаса и страха. Оставалось только одно: спросить веритометр. «Йорек уже в часе пути», — был ответ. «Ты должна верить в него», — повторила девочке танцующая стрелка-иголочка. Дальше шла какая-то непонятица. Лира хоть и с трудом, но разобрала. Ей пеняли за то, что она второй раз задает один и тот же вопрос.

Тем временем слух о предстоящем поединке разнесся по всему Свальбарду, и вокруг арены уже было не протолкнуться. Лучшие места, разумеется, занимали панцербьорны, особо приближенные к королю, а на специально огороженном участке разместились медведицы и среди них — королевские жены. О панцирных медведицах Лира почти ничего не знала, и, конечно же, в любое другое время она бы не постеснялась и поглазеть, и порасспрашивать, но сейчас ей нельзя было отходить от Йофура Ракнисона ни на шаг. Стоя с ним рядом, она внимательно рассматривала его придворных, так и кичившихся своим превосходством над простыми панцербьорнами, и пыталась понять, что же значат все эти бляхи, медальоны, султаны, которые они на себя понавешали, ведь это же были не просто побрякушки, а знаки отличия. Сановники самого высокого ранга держали в лапах небольших куколок, наподобие куклы-альма, с которой прежде не расставался Йофур Ракнисон. В этом раболепном подражании любым повадкам короля они видели способ стяжать монаршью милость. С мрачным удовлетворением девочка отмечала про себя растерянность этих вельмож, когда они вдруг обнаружили, что повелителю Свальбарда его игрушечный альм уже надоел. Теперь они абсолютно не знали, что им делать со своими куклами. А если их накажут за эти игрушки? А может, они уже вообще в немилости? В опале? Может, лучше выбросить кукол от греха подальше?

Лира все острее и острее начинала ощущать эту атмосферу растерянности, царившую среди сановников. Ни один из них не знал твердо, кто же он на самом деле. Первозданности, цельности, самодостаточности Йорека Бьернисона в них уже не было. Казалось, над всем свальбардским двором опустилась завеса опасливого замешательства. Они не сводили настороженных глаз друг с друга и со своего короля.

А теперь еще и с Лиры. Девочка скромно держалась в тени Йофура Ракнисона и опускала глазки долу, как только ловила на себе чей-нибудь любопытный взгляд.

Мало-помалу туман над Свальбардом рассеялся, воздух стал прозрачен и чист. Ближе к полудню чернота полярной ночи ненадолго отступила, и именно в это время, по Лириным расчетам, и должен был появиться Йорек. Чувствуя, как бешено бьется ее сердце, девочка стояла на невысоком снежном бортике, окружавшем арену для предстоящего поединка, не сводя глаз с бледной полоски неба на востоке. Чего бы она сейчас не отдала, лишь бы увидеть на горизонте грациозные стремительные силуэты в развевающихся одеждах, и пусть бы они подхватили ее и унесли с собой, далеко-далеко. Или пусть бы в небе возник дивный город, тот, что так манил ее сквозь огни северного сияния, и его широкие, залитые солнцем бульвары раскрылись бы ей навстречу. Или пусть бы снова вокруг нее сомкнулись могучие добрые руки мамаши Коста, чтобы Лира могла уткнуться ей в плечо и жадно вдохнуть знакомый запах кухонного чада и пота.

Ей было страшно.

Она чувствовала, как слезы неудержимо бегут по щекам и тут же превращаются в сосульки. Лира резко мазнула рукавицей по лицу. Больно было ужасно. Медведи, которые знать не знали, что такое слезы, никак не могли взять в толк, что же с ней происходит. Какой-то сугубо человеческий процесс, им неведомый и непонятный. И даже Пан, единственный, в ком она всегда находила утешение и поддержку, теперь сидел, притаившись мышонком, в кармане ее шубы. Когда Лирины пальцы предостерегающе смыкались вокруг него, не давая вылезти, он только ласково тыкался в них носом. Как еще он мог успокоить свою девочку?

Тем временем оружейники наводили последний глянец на панцирь Йофура. Владыка Свальбарда встал в своих блистающих доспехах на задние лапы, и Лира в ужасе отступила. Закованный в металл, он был подобен гигантской башне. По гладким пластинам панциря вилась золотая канитель инкрустаций, шлем серебристым куполом плотно обхватывал голову, оставляя лишь узкие прорези для глаз. Грудь и живот защищала облегающая кольчуга. Увидев все это великолепие, Лира с безнадежной тоской подумала, что она погубила Йорека. Сама погубила, собственными руками… У него нет таких доспехов. Его старый панцирь прикрывает только спину да бока. Девочка смотрела на короля панцербьорнов, могучего, блестящего, и у нее мучительно сосало под ложечкой. Она места себе не находила от страха за Йорека и чувства вины перед ним.

— Простите мне мою смелость, Ваше Величество, — с трудом выдавила она из себя, — но если вы помните наш разговор…

Ее дрожащий голос вдруг показался ей чужим, таким он был тоненьким и слабым. Йофур Ракинсон на миг оторвался от своего занятия — он пробовал удары лапой по мишени, которую три панцербьорна держали перед ним; отточенные когти одним махом пропарывали ее насквозь — и нетерпеливо повернул огромную голову в сторону девочки.

— Ну? Что еще?

— Просто… я тогда предложила, что, как только Йорек появится, я поговорю с ним, ну… как будто…

Лира не договорила, потому что конец ее фразы потонул в медвежьем рыке. Сперва взревели дозорные на сторожевой башне. Толпа внизу моментально отозвалась, и воздух задрожал от бешеного возбуждения. Это был сигнал, понятный всем. Они заметили Йорека.

Нельзя было медлить ни минуты.

— Я должна, — твердила девочка, — позвольте мне… Я сумею его обвести вокруг пальца!

— Давай! Ну, иди же, иди! Сделай так, чтоб он поверил!

Йофур Ракнисон задыхался от ярости и нетерпения.

Лира двинулась навстречу Йореку. Она шла через арену для поединка, ровную, словно тарелка, оставляя за собой на снегу цепочку смешных детских следов. Медведи молча расступились, пропуская ее. Вот их могучие фигуры остались позади, и в мутном свете дня глазам девочки открылся горизонт. Но где же Йорек? Наверное, с высокой сторожевой башни дозорным было видно дальше. Ей же оставалось только брести вперед по снежному полю.

Он заметил ее первым. Внезапный рывок ей навстречу, лязг и грохот металла — и в вихре взметнувшегося снега перед Лирой вырос Йорек Бьернисон.

— Йорек, миленький, — покаянно зашептала девочка, — я… я даже не знаю, как я могла это сделать… Ты должен будешь биться на поединке с Йофуром Ракнисоном, но ведь ты так устал, и панцирь твой… Как же я могла… Что я наделала…

— Что ты наделала? — Йорек недоуменно смотрел на Лиру, не понимая, о чем идет речь.

— Я сказала Йофуру, что ты идешь сюда. Понимаешь, я это по веритометру прочитала. А он… он бы все на свете отдал, лишь бы у него альм был. Он хочет быть как человек. Вот я его и обдурила. Он теперь думает, что я — твой альм, но ты мне, дескать, надоел, и я решила перебежать к нему, но для этого он должен победить тебя в поединке. Йорек, миленький мой, дорогой, ты только не сердись на меня, пожалуйста, но у меня правда не было другого выхода. Тебя бы даже не подпустили к Свальбарду, это точно. Просто дали бы залп из огнеметов, и все, вот мне и пришлось…

— Ты перехитрила Йофура Ракнисона? — медленно переспросил Йорек.

— Да! И он согласился, ну, в смысле, ему пришлось согласиться на поединок. Понимаешь, иначе они бы убили тебя, как изгоя. А так он будет с тобой биться, и победитель станет королем панцербьорнов. Только не сердись. Прости меня, я не хотела…