Младший вранолюд сразу сгорбился.

— Да, отец на тебя сердится, — подтвердил его опасения столичный родственник. — Но это же не повод убегать.

— Я и не убегал, — буркнул Шиёки. — А… сильно он сердится?

— В любом случае, не смертельно.

Ханэ хмыкнул, про себя подумав, что “не смертельно” у Казу и Шиёки разное. Пока Казу заботился о статусе и слухах, которые о нём распускали в столице, Шиёки опасался простого наказания. Неудивительно, что после слов старшего родственника Шиёки совсем приуныл.

Казу в притворной задумчивости поигрывал веером, при этом косясь на Ханэ. Он, в свою очередь, держал невозмутимый вид.

— Ханэ, позволь задать тебе ещё один вопрос… — Казу понизил голос до жутковатого шёпота. — Не знаешь, хозяин дома?

— Мы сами только подошли, — пожал плечами он.

Взгляд Казу на мгновение стал острым, как лезвие серпа. Ясно, ответ его не устроил. Ну и пёс с ним, пусть сам догадывается, что именно имелось в виду.

Вздохнув, Казу небрежным движением сбросил обувь — алые лаковые сандалии, которые он чудом умудрился не замарать по дороге сюда — и забрался на веранду. Стройный силуэт ненадолго скрылся за раздвижной дверью. Когда Казу снова появился на веранде, он по-прежнему держал учтивое выражение лица.

— Его там нет, — сообщил Казу, скользнув ногой в обувь. — Ну, не беда. Зайдём к нему позже.

Взгляд столичного ворона снова скользнул по Ханэ, затем правее и остановился на корявом дереве, чья кора горбилась неравномерными пластинами, а корни врезались в землю, точно волчьи зубы в добычу.

“Не дождёшься, — мрачно подумал Ханэ, вслух интересуясь у Шиёки, долго ли тот ещё собирается сидеть. — Хоть сто лет гадай, зачем я пришёл к Красноглазому”.

Шиёки неохотно соскользнул с веранды. Обура, который всё это время со скучающим видом изучал пагоду дома Красноглазого, обернулся к наследнику и вежливо поинтересовался:

— Я слышал, ты сегодня должен быть в карауле?

— Ага, — печально отозвался Шиёки, чья голова явно была занята совсем другими мыслями.

— Тогда нам не пристало задерживаться, — подытожил Казу. Веер схлопнулся, и этот тихий стук стал точкой в разговоре.

Обратно они вышли совсем не тем харью, которым пришли. Обура, владелец поискового амулета, вывел всю четвёрку к мосту за домом Красноглазого — неприметный на первый взгляд харью спрятался в бамбуковой рощице, и без амулета они точно прошли бы мимо. Ханэ легонько уколола зависть: его амулеты и в подмётки не годились столичным штучным изделиям.

Всю дорогу до поместья Казу беспечно болтал о небылицах и слухах, театральных постановках и “рыбных” кварталах, у которых от рыб было одно название; в общем, полностью оправдывал слова, что ворон — птица до жути болтливая. Ханэ изредка кивал, погрузившись в свои мысли. И послали же боги родственника, да когда он уже клюв захлопнет, трепло столичное…

Казу не замолкал до самых ворот. Только услышав окрик сторожевых вранолюдов, он принял серьёзный вид. Ханэ облегчённо выдохнул. Он уже устал притворяться, что хоть как-то заинтересован в пустой болтовне.

Шиёки оглядел всех троих по очереди. В его глазах светилась надежда, что ему не придётся идти за ворота первым.

— Обура, иди с ним, — вполголоса сказал Казу.

Он повиновался. Когда наследник в сопровождении старшего вранолюда приблизился к воротам, Ханэ шагнул было за ними, но его удержал за локоть Казу.

— Да не съедят же его, в самом деле, — ещё тише произнёс столичный ворон. На этот раз его улыбка была насмешливой и вместе с тем ободряющей. — Так, поругают немного. Ему это только на пользу пойдёт, вот увидишь. Мальчишке пора бы учиться думать прежде, чем что-то делать.

Последние слова прозвучали слишком зловеще. Перехватив осуждающий взгляд Ханэ, Казу снова спрятался за улыбкой — теперь уже утончённо-ядовитой и холодной.

— Я вовсе не против, чтобы он продолжал дурить, — Казу снова понизил голос, и Ханэ с трудом его слышал, хотя стоял совсем рядом. — У нас есть ты. Надеюсь, на предстоящей охоте ты проявишь себя во всём своём великолепии.

Ханэ вопросительно вздёрнул бровь. Казу мог сколько угодно уверять, что вместе с братом готов подать крылья помощи и довести до места главы клана, только Ханэ ему не верил. Чтобы ворон его положения уступил дорогу, когда у самого есть все шансы стать самым влиятельным в клане — смешите кого-то другого!

Ханэ совсем не удивился бы, думай они втайне об одном и том же: рано или поздно союзника придётся убрать.

Но пока это время не пришло, и Ханэ позволил увлечь себя в сторону причудливой, похожей на колокол беседки, которая пряталась в роще, что возвышалась за стенами родной усадьбы. Нырнув под алый купол, Ханэ поёжился от царящей здесь прохлады. Казу тоже зябко повёл плечами и опустился на соломенную циновку.

— Знаешь, для разговора наедине ты мог бы найти место поприятней, — заметил Ханэ, привалившись спиной к колонне.

Казу снисходительно улыбнулся:

— Будет тебе место поприятней, но не сейчас, — посерьёзнев, он сплёл пальцы в замок и одарил собеседника долгим испытующим взглядом. — Дела в столице и правда плохи, Ханэ. Наш Гунсё болен, и сильно. Только преемника он называть не торопится. За возможность просто прикоснуться к верховной власти сейчас идёт такая борьба, что оставаться там было опасно для жизни. Уже не имеет значения, в игре ты или нет. Если ты обладаешь каким-то влиянием, значит, уже соперник, и тебя надо втоптать в землю, пока ты не втоптал кого-то ещё… Разумеется, всё это пока держат в тайне. Даже жители столицы не знают того, что я сейчас рассказал тебе.

Казу ненадолго замолчал, а Ханэ стоял, не в силах ничего сказать в ответ. Новости звучали так дико, что кому другому он за подобные россказни рассмеялся бы в лицо, а потом отвесил бы оплеуху, чтобы не плёл небылиц.

— Надеюсь, ты понимаешь, что этот разговор должен остаться между нами?

Ханэ кивнул. В горле пересохло.

— Прекрасно. Я знал, что ты достоин моего доверия. Если говорить совсем начистоту, то… Ханэ, ты не думал о том, чтобы перебраться в столицу? Разумеется, когда страсти немного улягутся, а противники выбьют друг другу зубы. И разумеется, я не требую отвечать сейчас. Но если ты согласишься, я буду очень тебе признателен. И сделаю всё, чтобы ты поднялся на самый верх.

У Ханэ закружилась голова. Он чуть не выпалил, что отказывается, но вдруг остановился. Казу, без сомнений, та ещё змея, но столица… Раз Казу согласен помочь на первых порах, почему бы и нет? Он не станет подставлять ножку в самом начале. Казу нужен был верный человек, и единственное условие наверняка будет звучать как “не суйся выше моего ранга”.

Хотя, с той же вероятностью Казу мог понадобиться не помощник, а живой щит, чтобы спихнуть на него все промахи и остаться самому чистеньким. Становиться прикрытием для чужих грехов Ханэ не собирался.

И всё же, мысль о столице была соблазнительной.

— У тебя будет время всё обдумать, — мягко заметил Казу, поднимаясь с места. — А сейчас, как я и обещал, давай найдём место поприятней. Что скажешь о квартале удовольствий?

Ханэ с деланным равнодушием пожал плечами.

— Ну, пошли. Только платить будешь ты.

Квартал удовольствий встретил их шумом, пестротой ароматов и одеяний, яркими фонарями и хороводами прелестниц, которые перелетали с одной улицы на другую щебечущими стайками. Квартал вечного праздника разжигал огонь в любой душе, что залетала на свет блуждающим мотыльком, и Ханэ оглянуться не успел, как уже беззаботно болтал с девушкой в лёгком голубом кимоно. Запахи ванили и сандала окутывали её одурманивающим облаком, весело блестели тёмные глаза. Ханэ знал её как Амариллис, хотя ей куда больше нравился краткий вариант — Алис.

Рядом с Казу вилась красавица в лиловом. Казу здесь не знали, так что девушка обходилась вежливым “мой господин”, а он не спешил называть своё имя. Не потому, что опасался его раскрывать — это у смертных была привычка называться другим именем в кварталах удовольствий, — но из-за самого обращения. “Господин” звучит всяко солидней, чем просто “Казу”.