— Что поют эти маньяки? — вопросил Игнациус у опустевшего цеха, фут за футов рассовывая пленку по карманам.

Игнациус, волоча за собой несмотанную пленку, поспешил к дверям и вошел в контору. Две женщины окаменело предъявляли задник изгаженной простыни смущенному мистер Гонзалесу. Полузакрыв глаза, хор самозабвенно выводил свою мелодию, окончательно в ней погрязнув. Игнациус протолкался сквозь ряда батальона, кротко переминавшегося с ноги на ногу в тылах, прямо к столу управляющего конторы.

Мисс Трикси заметила его и поинтересовалась:

— Что происходит, Глория? Что здесь делают все эти фабричные?

— Бегите отсюда, покуда можете, мисс Трикси, — с великой серьезностью посоветовал он ей.

Ох, Иисус, ты шлешь мне благось,

Когда вокруг нет фараонов — это радось.

— Я тебя не слышу, — возопила мисс Трикси, хватая его за руку. — Это негритянский театр приехал?

— Ступайте трясти своими усохшими частями над отхожим местом, — свирепо заорал на нее Игнациус.

Мисс Трикси зашаркала прочь.

— Ну? — осведомился Игнациус у мистера Гонзалеса, перемещая двух дам таким образом, чтобы управляющему стали видны буквы на лицевой стороне простыни.

— Что это означает? — спросил мистер Гонзалес, прочитав плакат.

— Вы отказываете этим людям в помощи?

— Им — в помощи? — испуганно переспросил управляющий. — О чем вы говорите, мистер Райлли?

— Я говорю о грехе против общества, в котором виновны вы.

— Что? — Нижняя губа мистера Гонзалеса задрожала.

— В атаку! — крикнул Игнациус батальону. — Человек этот совершенно лишен милосердия.

— Да вы ж ему и рот раскрыть не дали, — заметила одна из недовольных женщин, державших простыню. — А ну дайте мистеру Гонзалесу сказать.

— В атаку! В атаку! — снова возопил Игнациус — еще яростнее. Изжелта-небесные глаза его пучились и сверкали.

Кто— то нерешительно крутнул велосипедной цепью над рядом конторских шкафчиков и сшиб на пол горшки с бобами.

— Ну посмотрите, что вы наделали, — сказал Игнациус. — Кто вам приказывал сбивать растения?

— Сами же сказали: «В атаку», — отвечал хозяин велосипедной цепи.

— Немедленно прекратите, — заревел Игнациус рабочему, который с безразличным видом карманным ножиком вспарывал табличку «ОТДЕЛ ИССЛЕДОВАНИЙ И СПРАВОК — И. Ж. РАЙЛЛИ, ХРАНИТЕЛЬ». — Что вы вообще себе думаете?

— Эй, так вы ж сами сказали: «В атаку», — ответило несколько голосов.

— Прекратите это ужасное пение, — закричал Игнациус хору. — Никогда еще столь вопиющее святотатство не касалось моих ушей.

Хор примолк — похоже, они обиделись.

— Я не понимаю, чего вы добиваетесь, — сказал Игнациусу управляющий конторой.

— Ох, да закройте же свою мокрощелку, монголоид.

— Мы возвращаемся на фабрику, — рассерженно объявила Игнациусу напряженная руководительница хора. — Дурной вы человек. Я думаю, падлиция вас дествитно ищет.

— Ага, — согласилось несколько голосов.

— Ну повремените же минутку, — взмолился Игнациус. — Кто-то ведь должен пойти в атаку на Гонзалеса. — Он окинул взглядом батальон воинов. — Человек с кирпичом, подойдите сюда сейчас же и постучите ему немного по голове.

— Никого я ентой штукой бить не буду, — ответил человек с кирпичом. — На вас, наверно, падлиция дело завела в милю длиной.

Две женщины с отвращением бросили на пол простыню и последовали за хором, уже выходившим по одному за дверь.

— Народ, куда же вы? — вскричал им вслед Игнациус, захлебываясь слюной и яростью.

Воины не ответили ничего — лишь выстроились следом за хором и двумя знаменосицами. Игнациус проворно заковылял за отбившимися от строя воинами и схватил одного за руку, но человек шлепнул его, будто комара, и сказал:

— У нас уже и так хлопот полон рот, не хватало только в котолашку загреметь.

— Вернитесь сюда немедленно! Мы еще не закончили. Хватайте мисс Трикси, если хотите, — неистово завопил Игнациус вслед исчезавшему батальону, но процессия молча и решительно спускалась по лестнице в цех. Наконец, за последними крестоносцами за Мавританское Достоинство дверь захлопнулась.

Патрульный Манкузо посмотрел на часы. Он уже провел в уборной полных восемь часов. Пора было сдать костюм в участок и идти домой. За весь день он никого не арестовал и мало того — похоже, еще и простудился. В кабинке было промозгло и сыро. Он чихнул и попытался открыть дверь, но та не подалась. Он потряс ее, подергал защелку — видимо, заклинило. Он еще с минуту громыхал дверью и толкал ее, а потом заорал:

— Помогите!

— Игнациус! Так, значит, тебя уволили.

— Я вас умоляю, мамаша. Я приближаюсь к точке надлома. — Игнациус воткнул бутылку «Доктора Орешка» себе под усы и шумно выпил, громоподобно всасывая и глотая жидкость. — Если в данный момент вы планируете обратиться в гарпию, это определенно подтолкнет меня к самому краю.

— Хорошенькая работенка в конторе — и удержать не смог. А ведь у тебя стока образования.

— Меня ненавидели и презирали, — ответил Игнациус, одаряя бурые стены кухни обиженным взглядом. Язык он извлек из горлышка с ощутимым чпоком и слегка рыгнул «Доктором Орешком». — В конечном итоге, во всем виновата только Мирна Минкофф. Вы же знаете, как она порождает повсюду беспорядок.

— Мирна Минкофф? Ты мне только глупства своего не надо, Игнациус. Эта девочка — в Нью-Йорке. Я ж тебя знаю, мальчик. Ты ж там наверняка тяп-ляпов нагородил, в этих «Штанах Леви».

— Мое превосходство повергло их в смятение.

— Дай мне вон ту газету, Игнациус. Поглядим-ка, что в явлениях пишут.

— Правда ли это? — загромыхал Игнациус. — Неужели меня снова вышвырнут в эту бездну? Вы, очевидно, раскатали кеглями все милосердие из своей души. Я должен провести в постели, по меньшей мере, неделю, к тому же — с полным обслуживанием, прежде, чем снова исцелюсь.

— Кстати, постель — что сталось с твоей простынею, мальчик?

— Мне это определенно неведомо. Вероятно, ее украли. Я предупреждал вас о злоумышленниках.

— Ты хочешь сказать, что кто-то взломал в этот дом, чтобы тока стырить твою грязную простыню?

— Если бы вы были лишь чуточку прилежнее со стиркой, описание этой простыни было бы несколько иным.

— Ладно, давай сюда газету, Игнациус.

— Вы в самом деле собираетесь осуществить попытку чтения вслух? Я сомневаюсь, что моя система вынесет такую травму в данный момент. И как бы то ни было, я смотрю на очень интересную статью в колонке науки — о моллюсках.

Миссис Райлли выхватила у сына газету, оставив в его руках две оторванные полоски.

— Мамаша! Не есть ли данное оскорбительное проявление дурных манер один из результатов вашего общения с этими сицилийцами из кегельбана?

— Закрой рот, Игнациус, — ответила мать, маниакально пролистывая газету к разделу объявлений. — Завтра же садишься на транвай по Сент-Чарльзу вместе с ранними пташками.

— А? — рассеянно переспросил Игнациус. Что же написать сейчас Мирне? Пленка, к тому же, кажется, тоже испортилась. Объяснить крушение Крестового Похода в письме — невозможно. — Что сказали вы, о мать моя?

— Я сказала, что ты сядешь на транвай вместе с ранними пташками, — завопила миссис Райлли.

— Звучит уместно.