— Вот видишь? — Дарлина повернулась к Лане. — джоунз врать не станет. У черных стока ритма есть.

— В-во!

— Я не хочу пугать кое-кого историями про кое-кого другого.

— Ох, да заткнись же ты, Дарлина! — заорала Лана.

Джоунз окутал их двоих некоторым количеством дыма и изрек:

— Я так думаю, Дарлина и этот ее попрыгай сильно необычные. В-во! Я так думаю, вы себе кучу клеёных напритаскашь сюда. В каком еще клубе лысово орла на истраде найдешь?

— Придурки, вы что думаете — мы в самом деле в птичьи дела влезть сможем?

— Э-эй! Я точно тут птичьи дела. У белых народов же завсегда попрыгаи с кинорейками обжимаюцца. Погоди, дождесси — народы просекут, каково таково птица им «Ночью Тех» втюхивает. Да у вас тута настоящий швицар стоять придецца. Все опчиство с делами своими ломицца будет. В-во! — Джоунз сотворил опасный на вид нимб, казалось, готовый взорваться. — Дарлина с попрыгаем тока вот закорюки повыправют. Ебть, девка тока-тока искуйств, щитай, начинает. Ей шанец нужон.

— Это точно, — встряла Дарлина. — Я пока в искусствах новичок. Мне шанс нужно дать.

— Закрой рот, дурища. Ты что — правда думаешь, что заставишь эту птицу себя раздевать?

— Да, мэм, — с энтузиазмом выпалила Дарлина. — Меня тут вдруг осенило. Сижу это я дома, гляжу, как она по колечкам своим играется, и говорю себе: «Дарлина, а чего ты это в одёжу себе колечек до сих пор не понасовала?»

— Заткни пасть своему уроду, — велела Лана. — Хорошо, давай поглядим, чего она умеет.

— В-во! Вот это базар. Тут всякие мамочки сбегуцца на спиктакыль поглазеть.

— Санта, я должна была тебе позвонить, голуба.

— Что ж стряслось, Ирэна, детка? — с чувством осведомился лягушачий баритон миссис Баттальи.

— Игнациус стрясся.

— Чего он еще натворил, милочка? Расскажи Санте.

— Погоди минуточку. Дай посмотрю, он еще в этой своей ванной или уже нет. — Миссис Райлли опасливо прислушалась к громогласному плеску жидкости, доносившемуся из ванной комнаты. Взрыв китового фырканья вырвался в коридор сквозь облупленную дверь. — Все хорошо. Он еще там. Я не могу тебя обманывать, Санта. У меня сердце кровью обливается.

— Ай.

— Приходит Игнациус домой где-то с час назад — и одет прям как мясник какой.

— Это ж хорошо. Нашел себе другую работу твой здоровый жирный разгильдяй.

— Но не у мясника же ж, голубая моя, — отвечала миссис Райлли, и голос ее был отягощен скорбью. — Он теперь киоскер, «горячими собаками» торгует.

— Ай, брось ты, — каркнула Санта. — «Горячими собаками»? Никак прям на улице?

— Прям на улице, голуба, как побродяжник какой.

— Еще какой побродяжник, девонька. Даже хуже. Ты почитай, чего пролиция в газетах извещает иногда. Они там все — одна банда бомжей.

— Ну ведь ужыс же какой, а?

— Этому мальчику твому уже кто-нить по мордасам бы давно надавал.

— Тока он в дверь, Санта. Как сразу загадку мне: какую работу себе нашел? Я сначала и говорю: мясник, — понимаешь?

— Чего ж не понять?

— А он мне дерзит эдак: «Угадайте еще раз. Вы даже не приблизились к ответу». Я еще битых пять минут гадаю — пока все професии не перебрала, где такую белую форму носить надо. Тут он, наконец, говорит: «Все неправильно, мамаша. Я обрел себе занятие: торгую сосыски». Я чуть в обморок не грохнулась, Санта, прям на пол в кухню. Вот же ж картинка была б: я с раскроенной черепушкой прям на линолеуме, — а?

— Да ему б наплевать и растереть было, не то что некоторые.

— Не то что некоторые, да.

— Да ни за что в жизни.

— Наплевать ему на свою бедную мамочку, — вздохнула миссис Райлли. — Да еще и стока образования, заметь же ж. Торгует сосыски на улице средь бела дня.

— Так что ж ты ему сказала, девонька?

— Ничего я ему не сказала. Я и рта не успела раскрыть, как он в свою ванну удрал. И вот по сих пор сидит там, заперся, воду по всему полу плескает.

— Погоди секундочку, Ирэна. У меня тут внученьку одну на день привезли, — сказала Санта и заорала во всю мощь кому-то на другом конце провода: — А ну, пошла к чертям собачим от этой печки, Шармань, и марш на банкетку играться, пока я тебе в челюсть не заехала.

Детский голосок что-то ответил.

— Х-хосподя-а, — спокойно продолжала Санта в трубку. — Детишечки эти миленькие такие, но иногда я просто вообще не знаю. Шармань! Пошла к чертовой матери на улицу и играйся на своей вилисапете, пока я тебе в ухо не съездила. Не бросай трубку, Ирэна.

Миссис Райлли услышала, как Санта отложила телефон. Затем взвыл ребенок, хлопнула дверь, и Санта вернулась на линию.

— Бош ты мой, правду тебе говорю, Ирэна, ребенок этот просто никого не слушает! Я тута пытаюсь ей спагетов с рагой сварить, а она прям у меня в касрюльке играется. Сестрам в детсадике у нее давно уже пора отшлепать ее хорошенько. Ты ж знаешь Анджело. Видела б ты, как его сестры лупцевали, когда он маленьким был. Одна его вообще об доску в классе прибила. Вот они и вырос сегодня такой милый и заботливый мущина.

— А Игнациуса сестры обожали. Такой славненький пупсик был. Бывало, все святые картинки выигрывал за то, что катехиз от зубов отскакивал.

— Да этим сестрам следывало ему по шее надавать хорошенько.

— Когда он, бывало, домой приходил со всем и этими святыми картиночками масюпусенькими, — всхлипнула миссис Райлли, — я уж точно ни за что не думала, что он станет сосыски средь бела дня торговать. — Миссис Райлли нервно кашлянула и неистово вопросила в трубку: — Но скажи же мне, голуба, как там Анджело справляется?

— Жена его Рита звонит мне не так давно, говорит, он, наверно, невмонией заразился от того, что в этой уборной застрял на все время. Истину тебе говорю, Ирэна, Анджело этот уже бледный стал, что твое привиденье. Палицаи мальчонку совсем затретировали. Ему-то служба нравится. Только выпустился из этой палицейской акадэмии своей, так можно было подумать, что из Лиги Плаща [Санта Батталья имеет в виду «Лигу Плюща» — обиходное название ассоциации восьми старейших университетов и колледжей Новой Англии (Браун, Коламбия, Корнелл, Дартмут, Гарвард, Принстон, Университет Пенсильвании и Йейл), символ интеллектуальной элиты США. Стены самых древних университетских зданий покрыты плющом.] вышел. Уж какой гордый ходил.

— Да-а, бедняжка Анджело неважно выглядит, — согласилась миссис Райлли. — И кашель у него плохой стал, у мальчонки. Ну, может быть, ему хоть чуть-чуть получше станет, как он эту штуку прочтет, которую мне Игнациус для него дал. Игнациус говорит, это духновляющая литература.

— Вот как? Я б ни за что не доверяла никакой «духновляющей литературе», тем паче — из рук Игнациуса. Там наверно непристойные рассказы сплошь.

— А если его кто-нибудь из знакомых с такой тележкой увидит?

— Не стыдись, детка. Ты ж не виноватая, что у тебя такой негодник на руках, — хрюкнула Санта. — Тебе, девонька, мужик в доме нужен, чтоб мальчишку в ежовых рукавицах держал. Я точно найду этого милого старичка, который о тебе все спрашивал.

— Не нужен мне никакой милый старичок. Мне милый сынуля тока нужен.

— Ты главное не волнуйся. Санта обо всем позаботится. Я тебе все сделаю. Человек, который рыбным рынком заправляет, говорит, не знает, как старичка этого зовут. Но я выясню. На самом деле, мне кажется, я как-то на днях видела, как он по улице Св. Фердинанда шел.

— И про меня спрашивал?

— Ну, Ирэна, я имею в виду, у меня не вышло с ним поговорить, я даже не знаю, тот ли это старичок был.

— Вот видишь? Старичку этому тож никакого дела нет.

— Не говори так, девонька. Я в пивнушке поспрошаю. На воскресной службе потолкусь. Я узнаю, как его зовут.

— Старичку этому до меня никакого дела.

— Ирэна, вреда не будет, если ты с ним познакомишься.

— У меня и с Игнациусом хлопот полом рот. Это же позорище, Санта. Предположим, мисс Энни, женщина по соседству у нас, увидит его с одной из таких тележек. Она и так нас уже за несоблюдение опчественного порядка привлечь хотит. Шпиёнит все время из-за ставень в переулочке нашем.