— Конечно, убила бы, — сказала я громко, чтобы услышали мужчины. — Я бы убила их своими отравленными стрелами.

Арасуве и Этева оглянулись. Их суровые лица растаяли в улыбке. Они-то знали, что на моих стрелах яда нет. — Это точно, она бы всех вас перестреляла, — обратился Арасуве к Мокототери. — Белая Девушка не то, что наши женщины. Белые скоры на расправу.

А я задумалась, смогла бы я ив самом деле выпустить стрелу в Мокототери. Во всяком случае я бы уж точно врезала ему ногой в пах или живот, если бы он не бросил оружия. Я отлично понимала, что пытаться победить более сильного противника было бы чистым безумием, но я не видела причин, почему, уступая в росте и силе, нельзя захватить нападающего врасплох резкой оплеухой или ударом ноги. Это наверняка дало бы мне время убежать. Внезапный удар ногой вывел бы Мокототери из строя даже надежнее, чем лук и стрелы. И при этой мысли у меня стало спокойнее на душе.

В шабоно нас встретили мужчины Итикотери с натянутыми луками. Женщины и дети попрятались в хижинах.

Ко мне подбежала Ритими: — Я знала, что у тебя все будет в порядке, — сказала она, помогая мне донести свою сводную сестру до хижины Хайямы.

Бабка Ритими промыла ногу теплой водой, затем присыпала рану порошком эпены. — Теперь ложись в гамак и лежи смирно, — сказала она девочке. — А я принесу немного листьев, чтобы обернуть твою рану.

В полном изнеможении я пошла прилечь в свой гамак и, надеясь уснуть, подтянула повыше его края. Однако вскоре меня разбудил смех Ритими. Склонившись надо мной, она стала покрывать мое лицо звучными поцелуями. — Я слышала, как ты перепугала Мокототери.

— А почему спасать меня пришли только Арасуве и Этева? — спросила я. — Ведь этих Мокототери могло быть и больше.

— Да мой отец и муж вовсе и не ходили тебя спасать, — чистосердечно призналась Ритими. Она поудобнее устроилась в моем гамаке и принялась объяснять, что никто в шабоно даже не знал, что мы с Шотоми и малышом Сисиве пошли ловить рыбу. Арасуве и Этева наткнулись на нас с Шотоми по чистой случайности. Арасуве, следуя своим предчувствиям, отправился на разведку по окрестностям шабоно сразу же после ночного перехода. Хотя у него и были подозрения, что творится что-то неладное, он наверное не знал, что поблизости от деревни околачиваются Мокототери. Ее отец, заявила Ритими, всего лишь исполнял обязанности вождя и проверял, нет ли где следов пребывания чужаков. Подобную задачу вождь должен выполнять лично, поскольку желающих составить ему компанию в таком опасном деле не находилось.

Лишь в последнее время я начала понимать, что хотя Милагрос и представил мне Арасуве как вождя Итикотери, титул этот был довольно сомнительным. Власть вождя была ограниченной. Он не носил никаких знаков, отличающих его от прочих мужчин, а в принятии важных решений принимали участие все взрослые мужчины деревни. И даже если решение было принято, каждый мужчина волен был поступать, как ему заблагорассудится. Авторитет Арасуве основывался на его обширных родственных связях. Его братья, многочисленные сыновья и зятья придавали ему вес и оказывали поддержку. До тех пор пока его решения устраивали жителей шабоно, его авторитет не подвергался сомнению.

— А как с ним вместе оказался Этева? — Ну, это вообще было совершенно случайно, — смеясь, ответила Ритими. — Он, видимо, возвращался с тайного свидания с какой-нибудь женщиной шабоно и натолкнулся на своего тестя.

— Ты хочешь сказать, что никто не пришел бы нас спасать? — изумилась я.

— Узнав, что поблизости враг, мужчины никогда не станут выходить из шабоно. Слишком легко угодить в засаду.

— Но нас же могли убить! — Женщин убивают очень редко, — убежденно заявила Ритими. — Они бы захватили вас в плен. Но тогда наши мужчины совершили бы набег на деревню Мокототери и привели бы тебя обратно, — утверждала она с поразительным простодушием, словно все это было в порядке вещей.

— Но они же ранили Шотоми в ногу, — я уже чуть не плакала. — И они хотели покалечить меня.

— Это все потому, что они не знали, как тебя захватить, — сказала Ритими, обнимая меня руками за шею. — Они знают, как обращаться с индейскими женщинами. Нас очень легко похищать. А с тобой Мокототери совершенно сбились с толку. Можешь радоваться. Ты храбрая, как настоящий воин. Ирамамове убежден, что у тебя есть особые хекуры, которые тебя оберегают, и что они настолько сильны, что даже отклонили выпущенную в тебя стрелу, и та попала в ногу Шотоми.

— А что сделают с Мокототери? — спросила я, заглядывая в хижину Арасуве. Трое мужчин, рассевшись в гамаках, словно гости, ели печеные бананы. — Вы как-то странно обходитесь с врагами.

— Странно? — недоуменно взглянула на меня Ритими. — Мы обходимся с ними как надо. Разве они не раскрыли свои планы? Арасуве очень рад, что они провалились.

Ритими заметила, что все трое, возможно, пробудут какое-то время у Итикотери, особенно если они подозревают о вероятности набега на их деревню со стороны ее соплеменников. Еще со времен ее деда и прадеда, а то и раньше, два эти шабоно устраивают набеги друг на друга. Ритими притянула мою голову к себе и прошептала на ухо: — Этева давно уже мечтает отомстить этим Мокототери.

— Этева! Но он же был так рад пойти к ним на праздник, — изумилась я. — Мне казалось, он хорошо к ним относится. Арасуве, я знаю, считает их вероломной публикой, и даже Ирамамове. Но Этева! Он ведь с таким удовольствие пел и плясал у них на празднике.

— Я тебе уже говорила, что на праздники ходят не только петь и плясать, но и выведать чужие планы, — прошептала Ритими и с серьезным видом добавила: — Этева хочет, чтобы его враг думал, будто он не собирается мстить за отца.

— Мокототери убили его отца? Ритими прикрыла мне ладонью рот. — Давай не будем об этом говорить. Вспоминать человека, убитого во время набега, — это не к добру.

— А что, разве готовится набег? — успела я спросить, прежде чем Ритими заткнула мне рот печеным бананом.

Она только улыбнулась и ничего не ответила. При одной мысли о набеге мне стало не по себе, и я чуть не подавилась этим бананом. До сей поры набеги представлялись мне чем-то ушедшим в далекое прошлое. Несколько раз я расспрашивала о них Милагроса, но тот отделывался туманными фразами. И только теперь я подумала, что в голосе Милагроса звучал оттенок сожаления, когда он говорил, что миссионерам удалось положить конец междеревенским распрям.

— Что, готовится набег? — спросила я вошедшего в хижину Этеву.

Он посмотрел на меня, сурово нахмурив брови. — Нечего женщинам задавать такие вопросы.

Уже начинало темнеть, когда в

шабоно

явился Пуривариве. Я не видела его со времени своей болезни, с той самой ночи, когда он стоял посреди поляны с руками, с мольбой распахнутыми во тьму. От Милагроса я узнала что шесть дней и ночей подряд старый

шапори

принимал

эпену.

Старик чуть не сломался под бременем духов, которых призвал в свою грудь, но продолжал упорно молить их о моем исцелении от приступа тропической лихорадки.

Ритими особо отметила, что главная трудность с моим исцелением заключалась в том, что хекуры не любят, когда их призывают в сезон дождей. — Тебя спасла только хекура колибри, — объясняла она. — Дух колибри, хоть и маленький, но могущественный. Искусный шапори призывает его как крайнее средство.

Я без всякого энтузиазма выслушала заверения обнимавшей меня за шею Ритими насчет того, что случись мне умереть, моя душа не отправилась бы скитаться по лесу, а мирно вознеслась бы в Дом Грома, ибо тело мое было бы сожжено, а истолченные в порошок кости съела бы она и вся ее родня.