- Понимаешь, я помог перегнать эту проклятую яхту из Ньюпорта на Бермуды, - раздраженно проговорил Хазелтайн, когда я спросил его о подробностях. - Это было новое, крепкое, чертовски устойчивое судно - я бы даже сказал слишком устойчивое для настоящих гонок. В наши времена, чтобы вернуться домой с медалью приходится срезать углы и рисковать. Не то, что раньше, когда человек покупал на свой семейный шлюп новый комплект парусов и оставлял всех позади. Сегодня регата - это смертельная схватка, напарник. Можешь не сомневаться. И не просто схватка. Это еще и точный расчет. Скорость "Аметта" развивала хорошую, но ей не хватало, если можно так выразиться, изможденной аскетичности настоящего гоночного судна. Да и сам Гуляка был отличным моряком, но - опять же возможно, слишком осмотрительным для гонок. У него отсутствовал старый инстинкт: победить или умереть. Конечно, он мчался, мчался сломя голову, но как только возникали сомнения, отказывался рисковать. Предпочитал спокойную, надежную игру и уверенность, что в конце концов доберется до финиша. Возьми хоть эту проклятую регату.

- И что же там произошло? - спросил я. На лице Хазелтайна появилось удивление. Все эти спортсмены одинаковы. Всегда уверены, что все просто обязаны знать, кто поймал самую большую рыбу, застрелил самого большого слона, примчался на самой быстрой лошади и приплыл на самой быстрой яхте.

- На подходе к Бермудам, - пояснил он, - мы оказались в отличном положении, просто превосходном, учитывая наши достаточно низкие шансы на успех. Мы вышли на место как раз в положенное время. Но ты же знаешь, что такое финишная прямая. Ее и днем-то при ясной погоде непросто отыскать и не угодить при этом на рифы. Дело же происходило ночью, да еще и при сильном ветре. А организаторы от души потешились, придумывая совершенно дурацкие правила относительно того, какими навигационными приборами можно пользоваться и какими нельзя. Им явно хотелось заполучить парочку разбившихся яхт для полной остроты ощущений. И вот этот проклятый шторм гонит нас неизвестно куда, лидеров не видно, а берег с подветренной стороны. Навигатор же продолжает утверждать, что мы идем точно по курсу. Остается только надеяться, что он не просто старается нас утешить. Ошибки в такую погоду обходятся дорого. Неожиданно Гуляка начинает кривиться, поворачивается к парню, не помню уж, как его звали, и приказывает немедленно включить "омни".

- Что такое "омни"? - спросил я.

- Спроси кого-нибудь другого, - ответствовал техасец. - В мою задачу входило просто по команде тянуть за веревки. На парусах я собаку съел, но вся эта техническая мишура доводит меня до белого каления. В противном случае, я бы уже давно обзавелся собственной яхтой. Кажется, это какой-то сложный навигационный прибор, вроде тех, что используют на самолетах. Обычная навигационная аппаратура не срабатывала из-за помех или чего-то в этом роде. Навигатор возразил, что использование "омни" запрещено, на что Гуляка послал его ко всем чертям и заявил, что чувствует опасность. А потому это не вежливая просьба, а окончательный приказ: плевать он хотел на запреты и разрешения. Он не собирается потопить яхту из-за дурацких правил, так что ноги в руки и выложи мне наши координаты. Навигатор появился на палубе веру минут спустя. Лицо у него было таким бледным, что казалось, светилось в темноте. Он завопил, чтобы мы немедленно сворачивали, потому что идем прямо на рифы... Вот таков Гуляка Фиппс. Так сказать, моряк-реалист. Нас, конечно, дисквалифицировали. Понимаешь, к чему я веду? Никто не сможет заставить меня поверить, что осторожный, внимательный старина Гуляка способен хорошую погоду потопить свою яхту. Разве что ему в этом помогли. Не спорю, ночью на него мог налететь большой корабль - такое случается - но я самым тщательным образом проверил все суда, которые находились в этом районе в интересующее вас время. Никаких ночных столкновений, царапин на краске и, в конце концов, если бы "Аметта" потонула подобным образом, на поверхности остались бы обломки, и мы бы их нашли. Мы прочесали в океане каждый дюйм, от Багам до мыса Хаттерас в Северной Карелине, учитывая возможный дрейф из-за ветров и течений. - Он покачал головой. - А теперь познакомься со своими новыми подопечными. - И протянул мне несколько фотографий.

На фотографиях я увидел яхту, красивый шестидесятифутовый кеч и Уэллиигтона (Гуляку) Фиппса, красивого мужчину среднего возраста с густой шевелюрой вьющихся седых волос. Там же была миссис Фиппс, некогда, как сказал Хазелтайн, знаменитая кинозвезда по имени Аманда Мейн. Я никогда не слышал о ней, но смотрелась она неплохо, а многие из бывших актрис становятся знаменитыми звездами, так сказать, задним числом, после того, как выходят замуж за денежный мешок. Я ее за это не винил. Она производила впечатление самостоятельной, уверенной в себе женщины, с которой можно приятно поговорить, если только собеседник не слишком ее затмевает, чего она, скорее всего, и не допустит. Фиппс выглядел человеком, преуспевающим не только в финансовой и морской стихиях, но и во всех других областях.

- А это Лоретта, - проговорил Хазелтайн со странной ноткой в голосе, которая сразу больше расположила меня к нему. Девушка и правда была ему не безразлична.

Для меня же она никогда не смогла бы что-нибудь значить. Я мог видеть это даже по фотографии. Это была молодая красивая блондинка, которая в своей жизни явно думала лишь о том, какая она молодая красивая блондинка. Даже для семейного снимка она не смогла улыбнуться, не приняв великолепной позы с локоном блестящих светлых волос, небрежно спадающим на один глаз.

- Они ведь не сами управляли этой большой яхтой, правда? - спросил я.

- Нет, они нанимали помощника, Лео, который помимо работы на палубе выполнял роль кока и стюарда, и еще у них была пара молодых ребят, крепких яхтсменов, которые участвовали в регате.

- Их звали?

- Бадди Якобсен и Сэм Эллендер. Вот, что удалось о них раскопать. - Он протянул мне тонкую ксерокопию какого-то отчета. - Сэм дважды лишался водительских прав за превышение скорости, он же после регаты напился в одном мексиканском порту и был ранен в местном juzgado. Бадди несколько лет назад был задержан вместе с компанией борцов за мир. Никаких впечатляющих криминальных историй.

Я посмотрел на него.

- И все-таки ты не преминул их проверить даже после совместного участия в регате на Бермудах. Хазелтайн поморщился.

- Видишь ли, мокрых коек я с ними не делил - мы спали по очереди. Конечно, я их проверил. Умение хорошо управляться с яхтой еще не означает, что человеку не хочется разбогатеть. Может, он мечтал сам стать хозяином этой яхты.

- Думаешь, их похитили?

- Какая разница, что я думаю, - заявил он. - Пока все мои размышления ни к чему не привели, именно поэтому ты мне и понадобился. Не позволяй мне вкладывать в твою голову свои мысли. Я предпочитаю услышать твои предположения.

Я пожал плечами.

- А что насчет этого Лео?

- Лео Гонсалес. Пятьдесят четыре года, рост пять футов семь дюймов, вес сто тридцать фунтов. Смуглокожий, черные волосы, карие глаза. На левой руке не достает двух - двух последних - пальцев. Потерял их, когда был напарником одного из рыбаков, прежде чем нанялся к Гуляке. Кажется, они подцепили на крючок большую черную марлинь, Лео держал бечеву и в суматохе, для большей надежности, обмотал ее пару раз вокруг пальцев, чего ни в коем случае делать нельзя. Рыба рванулась, бечева натянулась и пальцев как ни бывало. Думаю, случилось это, когда он был молодым и зеленым, потому что у Гуляки он никогда не делал подобных глупостей, да иначе и не продержался бы у него целых одиннадцать лет. Крепкий парнишка и на все руки мастер: он тебе и курс в непогоду удержит и горячее подаст, пусть яхта хоть на ушах стоит. Гуляка всегда считал, что с Лео ему крупно повезло.

У меня промелькнула мысль, что пятидесятичетырехлетний представитель национального меньшинства - судя по его фамилии - мог за одиннадцать лет устать разыгрывать из себя пай-мальчика, однако мое шведское происхождение позволяет мне в лучшем случае претендовать на знание скандинавов, да и то, я не слишком уверен в том, что касается норвежцев, финов и датчан. Я открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но передумал. Все темные пятна на биографии Лео Гонсалеса наверняка отражены во врученном мне досье, а то, что Хазелтайн явно его недолюбливает и тем не менее угрюмо перечисляет все его добродетели, еще больше утвердило меня в мысли, что рассказывает он далеко не все. Что ж, для опытного секретного агента правительства, зачастую просто помешанного на секретности, недоговорки - родная стихия.