— Мою фамилию?

— Да, — сказала сестра. — Для записи, — добавила она, как бы помогая.

Таппенс молчала, раздумывая. Имя. Как же ее имя? «Как глупо, — сказала Таппенс самой себе. — Выходит, я позабыла его. И однако должно же у меня быть имя». Она вдруг испытала едва заметное чувство облегчения. Лицо пожилого священнослужителя пронеслось у нее в мозгу, когда она решительно сказала:

— Ну конечно. Пруденс.

— П-р-у-д-е-н-с?

— Совершенно верно, — сказала Таппенс.

— Это ваше христианское имя. А фамилия?

— Каули. К-а-у-л-и.

— Я рада, что это выяснилось, — сказала сестра и отошла с видом человека, исполнившего свой долг.

Таппенс почувствовала легкую радость. Пруденс Каули. Пруденс Каули в ДМО, а ее отец — священник в… каком-то приходе, было время военное… «Странно, — сказала Таппенс самой себе, — как-то не так все вспоминается. Мне кажется, все это произошло очень давно». Она пробормотала себе под нос: «Это было ваше бедное дитя?». Интересно, она это только что сказала или кто-то другой?

Сестра вернулась.

— Ваш адрес, — сказала она, — мисс… мисс Каули — или миссис Каули? Вы спросили о каком-то дитяти?

— Это было ваше бедное дитя? Кто-нибудь сказал это мне или это я им говорю?

— Пожалуй, на вашем месте я бы сейчас немного поспала, дорогая, — сказала сестра.

Она отошла и отнесла полученную информацию в соответствующее место.

— Она, похоже, пришла в себя, доктор, — заметила сестра. — И она говорит, что ее зовут Пруденс Каули. Но адреса, похоже, не помнит. Она сказала что-то о ребенке.

— Ну что ж, — в привычной для него небрежной манере произнес доктор, — дадим ей еще сутки. Она довольно неплохо приходит в себя после сотрясения мозга.

Томми порылся в поисках ключа. Но не успел он им воспользоваться, как дверь распахнулась — в проеме стоял Альберт.

— Ну, — сказал Томми, — она вернулась? Альберт медленно покачал головой.

— И никаких вестей от нее — ни телефонного звонка, ни писем, ни телеграммы?

— Ничего, говорю же вам, сэр. Вообще ничего. И от других тоже ничего. Она затаилась, но она им попалась — вот что я думаю. Она им попалась.

— Да что вы этим хотите сказать — она им попалась? — взорвался Томми. — Поначитаетесь черт знает чего! Кому она попалась?

— Ну вы знаете, о чем я. Банда.

— Какая еще банда?

— Возможно, одна из тех банд, у которых кнопочные ножи. Или международная банда.

— Перестаньте молоть чепуху, — сказал Томми. — Вы знаете, что я думаю?

Альберт вопрошающе на него посмотрел.

— Пожалуй, она проявила страшную невнимательность к нам, не послав нам никакой весточки, — сказал Томми.

— О-о, — протянул Альберт. — Ну я понимаю, что вы имеете в виду. Я полагаю, можно выразиться и так. Если вам от этого станет легче, — весьма некстати добавил он. Он взял у Томми из-под мышки пакет. — Я вижу, вы привезли картину назад.

— Да, черт бы ее побрал, — отозвался Томми. — Пользы от нее как от козла молока.

— И что же, вы совсем нечего с ее помощью не узнали?

— Не совсем так. Кое-что я узнал, а вот пригодится ли то, что я узнал, я не знаю. — Потом он добавил:

— Я полагаю, ни доктор Марри, ни мисс Паккард из «Солнечного кряжа» не звонили? Ничего такого?

— Звонил только зеленщик, который сообщил, что у него есть очень хорошие баклажаны. Он знает, что госпожа любит баклажаны. Он всегда ставит ее в известность. Но я сказал, что в данный момент ее нет. — И добавил:

— На обед вам цыпленок.

— Просто удивительно, что ничего, кроме цыплят, вы придумать не в состоянии.

— На этот раз — тощий.

— Ничего, сойдет, — сказал Томми. Зазвонил телефон.

Томми мгновенно соскочил со стула и тут же взял трубку.

— Алло?.. Алло?

Раздался слабый, далекий голос:

— Мистер Томас Бересфорд? Будете говорить по лич ному делу с Инвергэшли?

— Да.

— Не кладите трубку, пожалуйста.

Томми подождал. Возбуждение уже проходило. Ждать пришлось долго. Затем раздался знакомый ему голос, звонкий, деловой. Голос его дочери.

— Алло, это ты, папа?

— Дебора!

— Да. Почему ты как будто задыхаешься? Ты что, бежал?

Дочери, подумал он, вечно придираются.

— У меня на старости лет появилась легкая одышка, — сказал он. — Как ты там, Дебора?

— Ну у меня-то все в порядке. Слушай, пап, я тут кое-что видела в газете. Может, ты тоже видел. Я удивилась. Заметка об одной женщине, которая попала в аварию и находится в больнице.

— Ну? Не думаю, что я видел что-нибудь подобное. Я хочу сказать, вообще ничего не заметил. А что?

— Да ничего особенно плохого. Я решила, что это скорее всего автомобильная катастрофа. Там говорится, что эта женщина, кто бы она ни была… пожилая женщина… назвалась Пруденс Каули, а вот адреса ее они так и не узнали.

— Пруденс Каули?! Ты хочешь сказать…

— Ну да. Я только… ну… я задумалась. Это ведь мамино имя, разве нет? Я имею в виду, ее девичья фамилия и имя.

— Разумеется.

— Я постоянно забываю об этой Пруденс. Я хочу сказать, для нас ведь она никогда не была Пруденс, ни для тебя, ни для меня, да и не для Дерека.

— Нет, — сказал Томми. — Нет. Оно не из тех христианских имен, которое ассоциируется с твоей матерью.

— Да-да, я знаю, что не ассоциируется. Я лишь подумала, что это… довольно странно. Ты не думаешь, что это может оказаться кто-нибудь из ее родственников?

— Вполне возможно. Где это случилось?

— Больница в Маркет Бейсинге, по-моему, так там написано. Я полагаю, им хотелось разузнать о ней побольше. Мне лишь показалось интересным… ну, я знаю, есть уйма людей с фамилией Каули и масса людей с именем Пруденс. Но я решила позвонить и узнать. Удостовериться, так сказать, что мама дома и что с ней все в порядке и все такое.

— Понятно, — сказал Томми. — Да, понятно.

— Ну, говори, пап, она дома?

— Нет, — ответил Томми, — дома ее нет, и я даже не знаю, все ли с ней в порядке.

— Что ты такое говоришь? — сказала Дебора. — А чем мама занималась? Ты-то, я полагаю, был в Лондоне на этом тихушном сверхсекретном совершенно идиотском пережитке прошлого, молол языком со всеми этими стариками.

— Ты совершенно права, — сказал Томми. — Я вернулся оттуда вчера вечером.

— И ты обнаружил, что мамы нет — или ты знал, что она уехала? Ну же, пап, скажи мне. Ты встревожен. Я очень хорошо знаю, когда ты встревожен. Чем мама занималась? Она ведь что-то задумала, правда? Мне бы хотелось, чтобы, в ее-то возрасте, она научилась сидеть тихо и не делать глупостей.

— Она очень тревожилась, — сказал Томми. — Тревожилась из-за одного дела, связанного со смертью твоей внучатой тети Ады.

— Какого еще дела?

— Ну в доме для престарелых одна пациентка ей кое-что сказала, и она встревожилась из-за этой старушки. Та стала слишком много болтать, и твоя мать встревожилась, как бы она не накликала на себя беды. Потом мы поехали посмотреть оставшиеся после тети Ады вещи и выразили желание поговорить с этой старушкой, а оказалось, что она довольно неожиданно уехала оттуда.

— Ну это же кажется вполне естественным, разве нет?

— Приехали какие-то родственники и увезли ее.

— И это тоже вполне естественно, — сказала Дебора. — Чего мама-то переполошилась?

— Она вбила себе в голову, что с этой старушкой, вероятно, что-то случилось.

— Понятно.

— Если резать правду-матку, как говорится в пословице, она, похоже, исчезла. Самым натуральным образом. Я хочу сказать, это подтверждается адвокатами и банками. Только… нам не удалось обнаружить, где она находится.

— Ты хочешь сказать, мама отправилась на ее поиски?

— Да. А два дня назад она позвонила, что возвращается, но так до сих пор и не вернулась.

— И ты не получил от нее никаких вестей?

— Нет.

— Боже правый, тебе бы следовало получше присматривать за мамой, — укоризненно сказала Дебора.