Тогда выходит, что и скорость всех тел в этом мире не может быть больше метра?!
Наконец, в разных пространствах Вселенной эфир может иметь разную упругость и плотность, значит, и разную скорость колебательного движения. Даже материя весьма сильно изменяет скорость распространения света в прозрачных средах. Следовательно, скорость в эфире нечто изменяемое. Какую же скорость мы должны принять предельной для тел?!
Пространство, время и множество других величин беспредельны. Почему же скорость ограничена!
Если бы я сказал, что пространство кончается на расстоянии 300 000 километров от нас, или что через 15 лет время прекратится, неужели бы вы этому не удивились, неужели бы согласились? Формула не должна быть выше ума. Раз из отрицательного числа нельзя извлечь квадратный корень, то это еще не повод принимать подобные выводы.
На континенте Европы эти странные идеи, хотя и опровергались, но имели большой успех.
В Англии и Америке их мало признают и почти не замечают. Впрочем, Англия славится своим консерватизмом. Перед нами дилемма: отказаться от эфира и принять закон релятивности, или сохранить существование эфира и отринуть закон относительности. Мы предпочитаем последнее. Что создавалось веками силою гениальнейших умов, что служит для объяснения громадной массы световых явлений, – то не так легко отрезать, как закон относительности, основанный на очень сомнительных измерениях и невозможных для реального подтверждения своего существования.
Кстати, известные астрономы неправильности в кометных движениях объясняли сопротивлением эфира. Может быть, зодиакальный свет указывает на вихри или на тучи небесных камней, приближающихся постепенно по спирали к Солнцу из бездны пространств. Спиральное их движение и падение на Солнце указало бы на сопротивление эфира. Уже одна способность радиации тел указывает, что междупланетное или межзвездное пространство не может быть пусто. Если бы принцип релятивности была робкая идея, то я бы не стал идти против нее и гасить ее, боясь повредить ее развитию и выяснению; но идея эта торжествующая, модная, имеющая громадную распространенность. Поэтому я не боюсь своими возражениями хоть сколько-нибудь заглушить ее.
Как добыть пищу, одежду, как устроить дом, как защитить себя от враждебных действий природы, от зверей, от злых людей? Как сохранить здоровье, продлить жизнь? Как сделать счастливым себя, жену, детей, близких, всех людей и все живое? Не это ли предмет знания!
Знание должно способствовать удовлетворению наших потребностей, успокоению души, нашей любознательности. Любознательность есть пища для ума, которая может неожиданно обратиться в материальную пищу и в материальные блага. Неизвестно точно, какие знания имеют наибольшую ценность. Все почтенны. Но пока есть страдальцы в живом мире, пока неудовлетворены насущные потребности высшего мира чувствующих, до тех пор наибольшим уважением должны считаться знания, ведущие к разрешению этих вопросов. Где я был до рождения и где буду после смерти? И был ли я до рождения и буду ли после смерти? В каком виде и состоянии был я и буду? Как улучшить будущее, если существование беспредельно? И беспредельно ли оно? Останусь ли я на земле или буду в других мирах? Вот ряд высших вопросов, до разрешения которых ни одно разумное существо не успокоится. Цель знания, вообще, показать, что для меня хорошо и что худо, т. е. что я должен делать, чтобы получить наибольшее счастье в предстоящей конечной или бесконечной жизни. Цель знания поддерживать жизнь разумных существ, чтобы они могли решить, когда бы то ни было, интересующие человечество вопросы.
Человек имеет чувства и ум. Созерцая природу и обсуждая разумом воспринятое, человек получает знание. Знание получило начало от опыта жизни, от охоты, скотоводства, земледелия, ремесел, торговли, искусства. От них родились технология и наука.
Если обыкновенный средний человек предоставлен самому себе, своим чувствам и своему уму, то он приобретет немного знаний, да и те будут большею частью ошибочны. Например, миллионы людей древних времен, и между ними много даровитых, видели небесный свод и суточное вращение звезд. Они верили в неподвижность Земли. Но было ли это знанием!
Гениальный человек, редкий человек, каких один на миллион, – предоставленный самому себе, приобретает более знаний, чем средний человек. Но и самый гениальнейший из всех известных людей едва ли сам дошел бы до арабской нумерации или до познания четырех арифметических действий.
Отсюда видно, как слаб человек сам по себе. Каждый разумный человек должен опираться на знания, приобретенные его выдающимися предшественниками и гениальными современниками. Только тогда он может и от себя прибавить частицу в сокровищницу знаний. Эта сокровищница, этот склад знаний всех времен и народов, называется наукой. Приобретая отсюда знания, каждый человек проверяет их, по возможности, своими чувствами и умом. То, что не согласно с его разумением, им отвергается. Таким образом, от математиков, геометров, механиков я беру все; от натуралистов почти все; от философов – многое. Проверка может быть только частичная, потому что полная проверка всех уже приобретенных знаний потребовала бы от человека времени, большего, чем его жизнь, и неестественного невозможного напряжения сил.
Благоприятная поверка науки по частям и разными лицами рождает доверие к ней, утверждает ее авторитет. Так, если мы убедились в правдивости человека, то мы начинаем верить ему без проверки; он для нас становится авторитетом. Таким образом получилось и доверие к науке. Доверие и уважение к науке может возникнуть только у людей, углубившихся в нее.
Нет и не было человека, у которого бы источником знания не были его чувства и разум. Если бы даже голос высших существ из других миров сообщил нам знания, то и тогда бы мы их приняли или не приняли, согласно нашему разумению. Кто бы мог нас обвинить за этот свободный выбор! Итак, источником знаний служат наши чувства и ум. Только голос Вселенной мы воспринимаем иногда непосредственно, а иногда через посредство других существ, большею частью уже ушедших из нашего мира, но оставивших нам в том или другом виде свои труды…
Множество насущных вопросов сейчас не может быть решено, между тем как жизнь требует их решения во что бы то ни стало. Отсюда сомнительные решения, сомнительные знания, которые толкают иногда человека на неправую дорогу; видя свое заблуждение, он изменяет решение и кидается в иную сторону и опять напрасно. Отсюда потребность веры, т. е. потребность иметь твердые, непоколебимые взгляды и решения трудных задач, чтобы не топтаться на одном месте, а идти вперед, хотя бы и рискованным путем. Но и он избирается разумом. Какой из множества этих путей, которыми идут народы, есть наилучший, – покажут мысль и разум будущих времен.
Трудно обойтись без веры. Человек без веры, хотя и во всеоружии знания, во многих случаях жизни не знает, что ему делать. Это колебание мучительно и многие от этого несчастны. Колебание рождает бессилие. Бессилие не желательно: поэтому сам разум нам подсказывает необходимость веры. Для меня, например, общим руководством в жизни служит философия галилейского учителя в чистом виде, освобожденная от легенд и суеверных толкований. Но так как никто непоколебимо не верит, то это подтверждает мою мысль о неполной доказательности таких знаний.
Математика проникает во все отделы наших знаний. Это есть наш разум или значительная часть его. Это наша логика. Она обволакивает и пропитывает все науки. Чем более принимает участие математика в каком-нибудь отделе наук, тем совершеннее, тем разработанное этот отдел. Даже история невозможна без чисел. Чем больше содержит какая-либо ее часть статистических таблиц и данных, тем ценнее приносимые сведения.
Математика может и не выражаться в шаблонном виде формул. Математика есть, главным образом, точное суждение. Но это суждение может выражаться и без обычных математических формул. Гениальный человек и при незнании математики есть математик в высшем смысле этого слова. И обратно, знатоки математики часто нелогичны во всем остальном. Это не истинные математики.
