Выехав за пределы Бомбея, поезд замедлил ход, а вскоре остановился на полустанке. Видимо, участок пути впереди был занят и нужно было перевести стрелку. В наше купе вошел изнуренный с виду контролер-евразиец. Кислое лицо его под неудобным, слишком большим пробковым шлемом блестело от пота. Он бросил на меня весьма неприязненный взгляд:
– Эй, бабу! А ты что здесь делаешь? Никал джао джалди!
– Джентльмен путешествует со мной, – спокойно, но твердо сказал Холмс. – Это купе целиком наше. Вот билеты.
Контролер протер лицо носовым платком не первой свежести и принялся сосредоточенно изучать отсыревшую пачку листов со списками пассажиров. Наконец он с недовольным видом прокомпостировал наши билеты. Когда он выходил из купе, Шерлок Холмс вдруг обратился к нему:
– Простите, у вас случайно не найдется куска мела?
Судя по всему, эта просьба вызвала у контролера некоторое удивление, однако он достал из кармана выцветшей голубой форменной куртки кусочек белого мела и протянул Холмсу. У контролеров и кондукторов обычно есть с собой мел, поскольку время от времени им приходится ставить на вагонах служебные отметки.
– Премного вам благодарен, – сказал Шерлок Холмс, когда контролер собрал свои списки и направился к выходу. Я тоже вышел из купе и отправился на поиски вагона-ресторана. К счастью, он оказался неподалеку от нашего, и я купил охлажденного пива из Мари для Шерлока Холмса и освежающего напитка для себя. Ухватив бутылки, я поспешил обратно и успел как раз вовремя: стоило мне впрыгнуть в вагон, как поезд отправился.
Мистер Холмс тоже выходил из поезда и возвратился в нагон сразу вслед за мной. Когда он закрывал дверь, я обратил внимание, что руки его испачканы мелом. После этого он прошел в умывальню, примыкавшую к нашему купе. Когда он вернулся, я заметил, что он тщательно вымыл руки.
Пока поезд набирал скорость и с грохотом мчался сквозь индийскую ночь, мы с Холмсом обустраивались в купе и готовились к долгому путешествию. Потягивая принесенные мною напитки и лакомясь кабульским виноградом и фисташками, которые я купил на базаре Бхинди, мы вели дружеские беседы о жизни, искусстве и философии, пока наконец не улеглись спать.
Где-то в три часа ночи меня внезапно разбудил ужасный гвалт в соседнем вагоне. Я даже слышал выстрелы. Должно быть, рядовые выпили слишком много и, как обычно, разгулялись, поставив под сомнение честь мундира. Еще мне почудилось, что кто-то кричал по-индийски, но не могу сказать, чтобы я был в этом уверен. Некоторое время спустя шум утих и я вернулся в нежные объятия Морфея. Однако, перед тем как уснуть, я услышал, как Шерлок Холмс чему-то усмехнулся в темноте.
Когда я проснулся, Шерлок Холмс, облаченный в пурпурный халат, уже курил трубку и читал индийский выпуск «Таймс», а железнодорожный разносчик в ливрее накрывал на раскладном столике завтрак.
– Доброе утро, Хари, – произнес Холмс, перелистывая газету. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули.
– О да, мистер Холмс, я спал как младенец. Меня было разбудил только этот проклятый переполох в соседнем вагоне. Вы ведь тоже наверняка от него проснулись, мистер Холмс?
– Бабуджи, – сказал разносчик, который весьма непочтительно прислушивался к нашему разговору, – прошлой ночью в соседний вагон ворвались двое бандитов.
– А ты откуда знаешь? – спросил я на местном языке.
– Бабуджи, сегодня рано утром я вошел в этот железнодорожный гхари со своим чота-хазри на узловой станции Джалгаон. Полицейские как раз уводили из соседнего вагона одного из бандитов. Контролер-бабу рассказал мне, что два бандита пытались ограбить вагон, до отказа забитый английскими солдатами. Хай! Бевакуф! Один из этих глупцов, поняв свою ошибку, выпрыгнул из окна. Второго солдат-сахиб подстрелил в ногу из бандука. А сейчас мне пора идти. Я должен подать хазри другим пассажирам.
– Для бандитов чертовски не характерно врываться в вагоны, полные вооруженных солдат, – задумчиво добавил я, переведя поведанную официантом историю мистеру Холмсу. – Обычно они куда более осторожны и готовятся к своим вылазкам заранее.
Похоже, мистер Холмс не разделял моих сомнений. Его глаза хитро блеснули.
– Клянусь Юпитером, мистер Холмс, вы ведь знаете, в чем тут дело! – воскликнул я. – Прошу вас, не оставляйте меня в неведении.
– Что ж, – сказал он, откладывая газету, – все началось с изображения раскрытой ладони. Помните, я спрашивал нас вчера вечером, что оно означает?
– Да, сэр. Я рассказал вам, что это символ богини Кали.
– Когда поезд отправлялся с вокзала в Бомбее, я обратил внимание на сделанный мелом рисунок раскрытой ладони на вагоне прямо под нашим окном.
– А я ничего не видел.
– Вы видели, но не обратили внимания. А это большая разница. Например, вы, должно быть, не менее сотни раз ездили в поездах и часто видели вагонные колеса.
– Да, сэр.
– Отлично. Сколько же колес у каждого вагона?
– Сколько колес? Полагаю, что четыре. Но я не уверен.
– Вот-вот. Вы не обратили внимания. А между тем вы видели! В этом вся суть. Ну а я знаю, что колес восемь, потому что я и видел, и обратил внимание. Однако вернемся к нашей задаче. Когда я впервые увидел рисунок, то подумал, что он может означать одно из двух: либо это невинные детские каракули, либо пометка, сделанная с определенной целью. Когда же вы поведали мне, что изображение ладони – символ богини Кали и как следствие культа тхагов, я понял, что дело проиграно и о нашем бегстве стало известно.
– Но кто сумел о нем проведать? Мистер Стрикленд взял билеты в это купе прямо перед прибытием поезда, а после этого мы уже не выходили из вагона.
– Это мог быть один из тех нищих, что липли к нашим окнам. Не исключено, что Моран принял меры и поставил на вокзале наблюдателей на тот случай, если мне придет в голову туда направиться.
– Возможно, сэр, одним из наблюдателей был человек, похожий на хорька.
– Скорее всего, он организовал слежку и расставил наблюдателей по всему вокзалу, чтобы они сообщали ему, как только что-то заметят.
Конечно же, один только рисунок не давал оснований для того, чтобы обратиться за помощью к полиции, несмотря на то что на нас могли напасть прямо в движущемся поезде. Кроме того, полиция непременно захотела бы установить мое положение в мироздании, а ведь объяснить его было бы крайне непросто. Наконец, я не мог исключить, что Моран облачит своих людей в полицейскую форму и застанет нас врасплох. А поскольку у меня, по сути, не было выбора, я стер рисунок и нарисовал похожий на вагоне, заполненном вооруженными солдатами.
– Ага! Ну конечно же. Стало быть, прошлой ночью в поезд ворвались не бандиты, а тхаги. Боже милостивый! Если бы не ваша бдительность, мистер Холмс, к утру на наших шеях красовались бы туго затянутые платки. Бапре-бап!
– Может, до этого дело бы и не дошло. У меня всегда под рукой револьвер. Но тогда бы мы действительно были на волоске от смерти. Ну-ка, а что у нас здесь? – Холмс приподнял крышку с подноса и принюхался. – Так, яичница с грудинкой. Угощайтесь, Хари. Если я не ошибаюсь, несколько ломтиков грудинки не должны вступить в противоречие с заповедями вашей веры.
Около одиннадцати ночи мы прибыли в Дели. Я поднялся с полки и, высунувшись из окна вагона, стал разглядывать негостеприимный, похожий на крепость вокзал, построенный из скучного красного песчаника. Было жарко, куда жарче, чем в Бомбее, и очень пыльно. Одинокий бхисти, который обрызгивал перрон из массака, сшитого из буйволиной кожи, был не в силах ни осадить пыль, ни охладить воздух. Зато нищие были здесь шумнее. Я купил у одноглазого торговца немного пана и жевал его, пока поезд, к моему большому облегчению, наконец не тронулся. В вагон ворвался легкий ветерок, и я уснул.
На следующее утро в пять часов поезд прибыл на вокзал Амбалы, и мы с мистером Холмсом сошли. Небольшой дождик прибил к земле пыль и освежил утренний воздух. Пока мы завтракали в маленьком, но чистом привокзальном ресторанчике, пограничный курьерский поезд покинул вокзал и отправился в долгое путешествие в свой пункт назначения – Пешавар.