Мистер Бультон, вообще-то не отличавшийся быстрой сообразительностью, на сей раз смекнул, как себя вести.
– Господи, ну конечно! – изобразил он припоминание. – Ну, конечно, как же я запамятовал! Кролик есть – и преотличный. Сейчас я его принесу!
Правда? – облегченно спросил Портер. – Где же он?
– Где? – переспросил Поль, которого снова осенила блестящая мысль. – В моем ящике. Где же еще?
– Там его не было, – возразил Сиггерс. – Я вчера видел, как его открывали. Кроме того, разве может кролик жить в запертом ящике. Он врет. По лицу видно, что врет. Нет там никакого кролика.
– Ну конечно, нет, – сказал Бультон. – Я же не фокусник. Я же не прячу кроликов в карманах. Что вы от меня хотите? Это же абсурд!
Вокруг Бультона и возмущенного Портера образовался плотный кружок. Подошел и Типпинг.
– Что за шум? – осведомился он. – Опять Бультон? Что он теперь натворил?
– Он обещал мне кролика, – объяснил Портер. – А теперь говорит, что никакого кролика нет. Пусть скажет, куда он его подевал.
– Он и нам обещал мышей, – подали голос еще двое, протискиваясь вперед.
Хотя мисгера Бультона порядком раздражали эти помехи, на пути к свободе принявшие форму необоснованных претензий, он надеялся быстро растолковать, что произошло недоразумение, никаких животных у него нет, и делу конец. Он уже начал отрицать свою причастность к кроликам и мышам, когда его остановил Сиггерс.
– Погоди, – сказал он. – Надо во всем как следует разобраться. Устроим над ним суд. Вон там, у шлагбаума.
Это предложение понравилось, и двое учеников, взяв Поля за шиворот, потащили к воротам с флажками. Сиггерс следовал за ним важно, как подобает судье, и получал от этого удовольствие.
Поль кипел от негодования, но не сопротивлялся. Он решил не перечить. Когда страсти улягутся, можно будет спокойно довести до конца задуманное.
У ворот Сиггерс велел друзьям стать кругом, в центре которого оказались виновник, судья и истцы.
– Вы, ребята, будете присяжными, – сообщил Сиггерс школьникам, – а я судьей. Если он не признается чистосердечно, мы постановим оторвать его нахальную башку.
Отец Сиггерса был барристером в «Олд Бейли»* (прим.: барристер адвокат, выступающий в высших судах Великобритании. «Олд Бейли» Центральный уголовный суд в Лондоне (по названию улицы, где находится), с неплохой практикой, и никто из школьников не оспаривал право Сиггерса быть судьей. Увы, его судейство оказалось недолгим. Мистер Блинкхорн, обнаружив, что ряды футболистов совсем поредели, а у дальних ворот собралась толпа, засеменил верблюжьей походкой разобраться. Его шляпа сбилась на затылок, лицо раскраснелось, а очки сверкали под февральским солнцем.
– Что вы тут делаете? Почему не играете? Я пришел играть с вами, но вы отлыниваете! – жалобно проговорил он.
– Извините, сэр, – поспешил объяснить Сиггерс, видя, что его судейство под угрозой, – но у нас идет процесс, и я судья.
– Да, сэр, мы судим Бультона, сэр, – наперебой заговорили остальные.
Мистер Бультон, в общем-то, даже обрадовался случившемуся. По крайней мере, сейчас восторжествует справедливость, хотя утром этот учитель и натворил ошибок.
– Это ребячество, – говорил меж тем мистер Блинкхорн, – а надо играть в футбол. Доктор будет очень недоволен, если придет в увидит, что вы не играете. Оставьте мальчика в покое.
– Но он надул товарищей, сэр, – проворчали в один голос Сиггерс и Типпинг.
– Даже если это так, вы не имеете права наказывать его. Предоставьте это мне.
– Но вы проследите, чтобы все было честно? Нельзя, чтобы ему сошел с рук обман.
– Раз между вами и Бультоном возникло недоразумение, – сказал мистер Блинкхорн, – я готов разрешить его, если, конечно, это в пределах моих обязанностей учителя.
– Только решайте без меня, – сказал Поль. – Мне разрешено поехать домой. Я болен.
– Кто разрешил тебе поехать домой? – спросил учитель.
– Вон тот молодой человек, что сидит на шлагбауме.
– Ты прекрасно знаешь, что обращаться с такими просьбами надлежит ко мне, – холодно проговорил мистер Блинкхорн. – Объясни мне, Портер, в чем дело?
– В прошлом семестре, сэр, он сказал мне, что у него дома видимо-невидимо кроликов, и что если я хочу, он привезет мне одного, вислоухого. И что я могу купить его по дешевке. И я заплатил ему, сэр, два шиллинга и шесть пенсов за кролика и клетку, а теперь он говорит, что ничего об этом не знает. И никаких кроликов у него нет.
К ужасу Поля, еще несколько учеников вышли и рассказали нечто подобное. Тут он вспомнил, что на каникулах Дик устроил в своей спальне нечто вроде зверинца, а он, отец, обнаружив это, велел избавиться от всей живности, а точнее, уничтожить ее немедленно.
Теперь он понял, что негодяй Дик предназначал зверинец для продажи своим приятелям и более того, предусмотрительно взял с них плату вперед. Впервые мистер Бультон осудил себя за чрезмерную суровость к сыну. Он чувствовал себя львом из басни, угодившим в сеть, и пара белых мышей освободила бы его, но, в отличие от басни, мышей как раз не было.
– Мне крайне неудобно, – забормотал он извиняющимся тоном, – но в данный момент я никак не могу соответствовать... Может, в другой раз... мне удастся удовлетворить...
– Хватит длинных слов, – оборвал его Типпинг. – Где кролики? Отвечай!
– Да, – поддакнул мистер Блинкхорн. – Почему ты не выполнил свое обещание? Где кролики?
– Дело в том, что, – смущенно забормотал мистер Бультон. – Я, то есть мой отец, обнаружив, что мой негодяй сын... то есть его негодяй сын, в общем, он, несмотря на все строжайшие распоряжения, держал в спальне пару кроликов и мерзких белых мышей, которых он пытался научить лазить по перилам. Когда я обнаружил, что эти твари ползают по моей ванной, то решил положить этому конец, и по моему распоряжению их утопили в ведре.
Кто-то может сказать, что Поль имел отличный шанс раскрыть свое я, но он не сделал этого, опасаясь, что мистер Блинкхорн ему не поверит, да и присутствия мальчишек он побаивался. Притворство хорошо срабатывает разве что в кни гах, а неуклюжие попытки мистера Бультона изобразить из себя своего сына только усугубили его и без того незавидное положе ние.
Обманутые издали вопль гнева и разочарования. До этого они все еще лелеяли надежду, что Бультон просто припрятал где-то обещанное, ибо не в силах расстаться со своим добром Ну а поскольку презрение к окру кающим сильно повышает наше самомнение, даже те, кто не вступал в договор с Бульто ном, с удовольствием присоединились к осуждающему хору
– Почему ты позволил сделать это? Они наши, а не его! Какое право твой папаша имел топить наших кроликов? – зве нели гневные детские голоса.
– Какое право? – отозвался Поль. – Но разве человек не вправе поступать как ему нравится в своем собственном доме? Он ведь не обязан сносить всю эту гадость?
Но это только еще больше рассердило школьников, и они осыпали его проклятьями, свистом и шиканьем.
Между тем мистер Блинкхорн добросовестно обдумывал случившееся. Наконец он сказал:
– Видите ли, доктор все равно не разрешил бы держать в школе животных, даже если бы Бультон и привез их. Все это против правил, и я не могу вмешиваться.
– Да, но он обещал их приходящим ученикам, – возразил Чонер. – Тут доктор не стал бы возражать, сэр.
– Верно, – признал мистер Блинкхорн. – Я об этой не подумал. В таком случае, Бультон, коль скоро ты не смог выполнить обещание, тебе остается лишь поступить но справедливости, не так ли?
– Боюсь, что я не понимаю, к чему вы клоните, сэр, – сказал Бультон, приготовившись, однако, к худшему.
– Все очень просто. Коль скоро ты взял деньги у товарищей и не можешь обеспечить их ценностями, надо вернуть деньги. Ты и сам это понимаешь.
– Я ничего им не должен, – возразил Поль, – а сейчас я вообще не в состоянии расплачиваться с кем бы то ни было.
– Если у тебя не хватает чести, – сказал мистер Блинкхорн, – мне придется взять дело в свои руки. Пусть каждый, кому ты задолжал, выйдет и скажет об этом.