– Войдите! – раздался голос Генриетты.

В комнате вместе с ней была Мэри Купп. Лицо Мэри было мертвенно-бледным и только в некоторых местах покрыто красными пятнами. Очевидно, она долго и горько плакала.

– У Мэри большое горе, – сказала Генриетта.

Мэри встала и направилась к двери.

– Елизавете это неинтересно. Генриетта, я прощусь с тобой: пойду к себе в комнату.

Елизавета сделала шаг в глубину комнаты.

– Мэри, у меня есть поручение к тебе.

– Какое?

– Миссис Шервуд желает видеть тебя. Она хочет завтра взять тебя, Матильду и Джени в Лондон, чтобы вы повидались с вашими родителями и братом.

Лицо Мэри вспыхнуло, и тусклые глаза загорелись новым, радостным светом. И, не сообразив поблагодарить Елизавету, она выбежала из комнаты.

Оставшись наедине с Генриеттой, Елизавета пристально посмотрела на нее.

– Мне жаль их, – сказала она.

– Конечно, – ответила Генриетта. – Бедная Мэри обожает брата.

– Они все любят его, и очень сильно, – добавила Елизавета.

– Да, но он особенно дружен с Мэри.

В разговоре возникла недолгая пауза. Генриетта нарушила молчание:

– Рада, что миссис Шервуд возьмет их завтра в город.

Елизавета кивнула.

– Я рада вдвойне.

– Вдвойне? Что ты хочешь сказать?

– Вот что. У нас с тобой, Генриетта, будут лишь сутки, чтобы поломать голову и доказать, что Китти не виновна в том, в чем ее обвиняют.

– Да ведь ты знаешь, что она сделала это, милая Елизавета! Мэри Купп видела, как она писала письмо.

Елизавета повторила твердым голосом:

– У нас будут целые сутки, которые мы, конечно, употребим на то, чтобы снять с Китти подозрение. Наша обязанность – спасти нашу королеву.

Генриетта нахмурилась. Елизавета, пристально смотря на нее, продолжала:

– А поскольку только мы две во всей школе знаем о том, кто виновен, то мы и должны приложить все усилия для оправдания Китти.

Генриетта молчала.

– Если мы не сделаем этого, будут последствия, – многозначительно заявила Елизавета.

– Что ты хочешь сказать?

– В следующем году, когда мы будем избирать королеву мая, это обстоятельство может сильно повлиять на избрание, – холодно произнесла Елизавета.

– Я всегда знала, что ты имеешь что-то против меня, Елизавета Решлей, – повысила голос Генриетта. – Ну так я выскажусь вполне определенно. Я верю в виновность Китти О’Донован. Моя подруга видела, как она совершила этот проступок. Я не стану помогать тебе. Можешь одна делать что угодно.

– И сделаю. Причем не одна. Миссис Шервуд сочла нужным посоветоваться с учительницами. Я знаю, что они справедливы и сделают завтра все, чтобы помочь мне.

Сердце у Генриетты забилось очень сильно.

– Если так… – очень тихо начала она.

Но Елизавета уже не слышала ее, или не хотела услышать. Она вышла из комнаты.

На следующий день, рано утром, миссис Шервуд отправилась в Лондон с тремя сестрами Купп. Мэри не могла устоять перед нежным сочувствием миссис Шервуд. Она показала ей письмо, и когда добрая женщина с материнской лаской прижала к груди плачущую девочку, из души ее исчезли обида и гнев против начальницы. Она прижалась к ней. В душе мелькнуло сожаление о том, что она приняла участие в этом позорном, ужасном деле и увлекла милую, невинную Китти в трясину подозрений и отчаяния, что истратила деньги, положенные в сберегательную кассу; ей страстно захотелось, чтобы ничего этого не было и сама она была бы совсем иной. Но увы! Характер образуется годами. Мэри быстро забыла о Китти и ее горе. С тревогой она думала только о Поле.

По натуре Мэри составляла полную противоположность Китти. Даже в ее любви к Полю было столько эгоизма! Ей не нравилось, что сестры тоже сильно горюют о нем, о ее Поле. Ей казалось, что только она одна должна страдать, переносить все, а другие не имеют права на это. Джени и Матильда почти не говорили с ней до самого Лондона. Миссис Шервуд, чутко относившаяся к состоянию души девочки, по временам любовно пожимала ей руку:

– Будем надеяться на лучшее, милые дети, – говорила она.

Выйдя с девочками на станции Виктория, миссис Шервуд взяла автомобиль, который быстро доставил их в меблированные комнаты в Блумсбери, где остановилась семья Купп. Достопочтенный Джемс Купп должен был вернуться в свой приход, но миссис Купп и изнуренный мальчик находились еще в городе. Поль был очень болен, и доктор даже слышать не хотел о его возвращении в Манчестер в ближайшее время. Бедная миссис Купп сидела в маленькой спальне, разговаривая с лежавшим на спине Полем, когда ей сообщили, что ее хочет видеть какая-то дама. Она не могла представить себе, кто бы это мог быть.

– Я сейчас вернусь, милый Поль, – сказала мать и вышла в соседнюю комнату, где ее ожидали. Увидев не только добрую миссис Шервуд, но и своих дочек, бедная женщина залилась слезами, однако скоро успокоилась.

– Девочки, – обратилась она к дочерям, – старайтесь быть веселыми с вашим братом, как велит доктор. Есть некоторая надежда на его выздоровление, но ему нельзя волноваться, иначе у него может быть новый приступ. Весело разговаривайте с Полем. И не давайте ему много говорить. Идите к нему, а я останусь с дорогой миссис Шервуд.

– Да, милая, мне нужно спросить вас о многом, – сказала миссис Шервуд.

– Смотрите, девочки, не утомите его, – тревожно сказала мать. – Может быть, вам лучше пойти поодиночке.

– Я пойду, мама. Позвольте мне пойти, – сказала Мэри.

– Мама! Ведь я старшая, – возразила Матильда.

– Вы все повидаете его. Пусть Мэри будет первой. Мэри, ты всегда понимала своего брата. Займи его, дорогая. Будь весела, скажи ему, как вам хорошо в школе. А вы, мои милые, сойдите вниз, в гостиную.

Через минуту миссис Купп осталась наедине со своей давней подругой. Она пыталась выразить свою благодарность миссис Шервуд.

– Это так хорошо, что вы приехали сюда! Так похоже на вас: вы всегда были отзывчивой.

– Милая, я только вчера узнала, в каком опасном состоянии здоровье вашего мальчика.

– Болезнь очень серьезная, – вздохнула миссис Купп и, растрогавшись, вытерла платочком уголки глаз. – О, Алиса! Вы всегда так сочувственно относились ко мне…

– Как же иначе, дорогая!

– Когда я подумаю о том, что вы делаете для меня! – всхлипнула бедная мать. – Алиса, он лучший из всех. У меня семеро детей, и никто из них не походит на него, а он умирает – умирает, Алиса. Так говорит доктор. О, Алиса, Алиса! Мой первенец, мой красавец, мой мальчик! Господь берет его у меня, Алиса! Мне сказали, что есть только тень надежды.

– Ну, если есть хоть тень надежды, дорогая, то, значит, не все потеряно. Мы прибавим кое-что к это слабой искре надежды. Мы раздуем ее до пламени. Не приходите в отчаяние. Я здесь для того, чтобы помочь вам. Мои деньги и все, что у меня есть, к вашим услугам.

– Алиса, как я могу просить у вас еще чего-нибудь?

– Не беспокойтесь об этом. Что советует доктор?

– Мы с мужем показывали сына знаменитому сэру Уилфреду Лаудердэлу. Наш доктор дал нам письмо к нему. Сэр Уилфред осмотрел Поля очень внимательно. Он говорит, что нужно немедленно увезти его в Швейцарию, в горы, – в Давос или Санкт-Мориц. Есть еще надежда залечить его легкие, если мы не будем медлить. А у нас, дорогая, нет ничего, кроме жалкого жалованья мужа. Вам я могу сказать, Алиса: как, имея семерых детей, прожить на двести фунтов в год? А это все, что мы имеем. Но как жить на это!

Миссис Шервуд дружески сжала руку миссис Купп.

– Вот что я скажу вам. Вы должны немедленно увезти мальчика туда, куда вам рекомендует сэр Уилфред Лаудердэл. С вами поедет сиделка. Все расходы на мой счет. Ну, милая, увезите вашего сына. Англия не годится для него. Уезжайте как можно скорее.

– Не знаю, как благодарить вас.

– Я открою вам кредит в банке – положу пятьсот фунтов на ваш счет. Вам не о чем беспокоиться.