— Мы бы сами могли подойти, да вы запретили! — вскричала Ханна.

— Блейк — бешеный пес. Двоих за борт выкинул — или вы не слышали, что бородатый сказал? Капитан теперь ему не помеха: сожрал бы меня и не поперхнулся. Лучше уж держаться подальше.

— То есть безопасней для вас лично, — сказала Ханна.

— Безопасней — оно и есть лучше. Вы на берегу обретаетесь, а я всю жизнь в море хожу. На море опасных типов хватает!

— Включая вас? — осведомилась Ханна, но я склонна была верить, что Харди просто не хотел подвергать опасности нас всех. А Ханна специально распускала слухи, будто Харди заботился лишь о спасении собственной шкуры.

— Мы не знаем, почему Блейк выбрасывал людей за борт, — весьма вероятно, что они представляли угрозу для остальных. Но у него в шлюпке как-никак были свободные места, верно? — Миссис Грант в конце концов озвучила мысль, которая посетила меня — а возможно, не только меня — пару дней назад. — А если его шлюпка действительно дала течь, мы вполне могли помочь ее законопатить, а уж потом пересадили бы туда часть пассажиров. Попытка не пытка. Во всяком случае, мы бы не подвергались такой опасности, как сейчас.

Как и во многих других случаях, предложение миссис Грант было лишено практического смысла: она не потрудилась объяснить, как можно законопатить чужую шлюпку, не имея ни материалов, ни инструментов, и тем не менее мысль о корыстных мотивах мистера Харди мало-помалу начала занимать наши умы. И в самом деле, он ведь обычно выражался без обиняков; почему же мы только сейчас услышали про Блейка? Возможно, Харди все это выдумал, чтобы скрыть собственные просчеты. Возможно, Харди как раз и был сомнительным типом.

Полковник решил вернуть разговор к более насущным делам.

— Готов поспорить, другая шлюпка угодила в тумане под какой-нибудь пароход и затонула, — сказал он. — Если ее пассажиров подняли на борт, то хотя бы один из них должен был упомянуть, без оглядки на Блейка, что мы находимся поблизости.

— Разве на пароходе столкновение со шлюпкой могло остаться незамеченным? Уж вахтенные бы всяко почувствовали удар и бросились выяснять, что это было, — высказалась миссис Маккейн, тогда как миссис Кук, на первых порах едва ли не самая говорливая, впала в какой-то ступор.

Харди не мешал нашим домыслам. Когда его припирали к стенке, он отделывался скупыми «Все может быть» и «Это вряд ли». В конце концов миссис Грант не выдержала:

— Мы все ждем, что спасение придет неведомо откуда. А нужно разработать определенный план действий и рассчитывать только на себя.

Тут я даже на миг повеселела. Оставалось только удивляться, почему до сих пор никому не пришло в голову такое простое и очевидное решение. Какой смысл упрямо держаться вблизи места катастрофы, если здесь нас определенно никто не искал?

— Правильно! — воскликнула я, и остальные подхватили:

— На Бога надейся, а сам не плошай!

Я привыкла руководствоваться этим принципом; возможно, его приверженцы выглядят самонадеянными скептиками, но другие, которые его не приемлют, всегда казались мне беспомощными иждивенцами. Когда солнце впервые выглянуло из тумана, я ему не обрадовалась, потому что ночная темнота и плохая видимость давали мне убежище, а эти прозрачные дни, открывавшие нам бесконечную даль, за которой мир изгибался и уходил в никуда, только угнетали своей пустотой. Но теперь все изменилось: у нас возник план, и горизонт указывал нам путь — к западу!

«На Бога надейся, а сам не плошай», — повторяла я про себя — в точности с тем же выражением, с каким сказала это Фелисити Клоуз, когда заявилась ко мне домой. Она проследила за Генри, чтобы выяснить, где я живу. Одета она была прелестно, вела себя сдержанно; пожалуй, я могла бы с ней подружиться, не будь мы соперницами. Я дала ей понять, что мы с нею — девушки вполне здравомыслящие и должны рассуждать здраво, но говорила в основном она, а я только слушала. Среди прочего она сказала, что Генри воспитан в традициях, которые мне при всем желании не постичь; в скором будущем он одумается и горько пожалеет, что оказался их недостоин. И еще она сказала: «Такие эскапады совершенно не в характере Генри. Он попросту не способен к безрассудству и пылким страстям»; можно было подумать, мы говорим о разных людях. Фелисити высказалась и ушла; мне даже стало ее жаль, но в то же время я понимала, что смогла освободить Генри от гнета традиций и эмоциональных запретов, а чопорная Фелисити потерпела в этих вопросах полное фиаско. Если прежде меня и посещало смутное чувство вины, то после ее ухода оно развеялось.

Миссис Грант постоянно была начеку. Вся в черном, она туго стягивала волосы на затылке, и ни волны, ни ветер не могли растрепать ей прическу. Ее сосредоточенный взгляд не уставал от пустоты. Она обгорела на солнце. Потом кожа облупилась, лицо покрыл густой загар; а она все вглядывалась в бесконечность. Появись на горизонте какой-нибудь пароход, я бы решила, что он изменил курс под воздействием ее магнетизма и воли. Люди к ней тянулись: когда она выполняла свои рутинные обязанности, каждый норовил оказаться с нею рядом или тронуть за плечо. Я могла их понять, но сама черпала силы только у Харди.

Харди по-прежнему требовал, чтобы мы оставались в квадрате кораблекрушения: отсюда в свое время был послан сигнал SOS, отсюда мы слышали пароходный гудок, но миссис Грант яростно заспорила, и к полудню, когда вновь поднялся ветер, Харди взялся изготовить парус из брезентового чехла, прикрепив его к двум веслам узкими полосками, отрезанными ножом от одеяла. Потом он срезал спасательный трос, закрепленный по периметру шлюпки, и сделал из него шкоты для растягивания паруса в зависимости от силы и направления ветра. В отверстие для мачты он вставил длинное весло и наметил курс, который, видимо, считал единственно правильным. Для всех остальных горизонт со всех сторон был совершенно одинаков. И все-таки меня обнадеживало, что у мистера Харди, судя по всему, появился четкий план. Он ни минуты не сидел сложа руки; если миссис Грант являла собой картину безмолвной силы, то Харди воплощал бурную деятельность.

Гребцы вынули весла из уключин; прошло совсем немного времени, и мы стали набирать ход, втайне надеясь вот-вот увидеть американский берег. При помощи длинного, смахивающего на обыкновенную палку румпеля, прикрепленного к рулю, Харди старался разворачивать шлюпку по ветру, отчего в левый борт беспрестанно били воздушные потоки, а морские брызги впивались в нас как иголки. Парус так и норовил опрокинуть шлюпку, и нам приходилось все время пересаживаться, чтобы выровнять крен. Мы ни на минуту не расслаблялись; нас даже охватил какой-то мрачный азарт, когда мы всеми силами стремились удержать борт над водой, чтобы не перевернуться.

Ребекка, которая так и не оправилась после того несчастного случая, озиралась помутневшим взглядом. В какой-то миг, задержав глаза на мистере Харди, она закричала:

— Папа! Папа! Щенок выбежал на дорогу!

Миссис Грант бросилась ее успокаивать, а Ханна приговаривала:

— Никакого щенка тут нет, Ребекка. Тебе мерещится прошлое.

От этого Ребекка только разозлилась и еще больше загоревала. У нее потекли слезы. Она всхлипывала:

— Ты его всегда терпеть не мог, признайся. Только ради мамы купил его для Ганса.

Хотя эти речи были обращены непосредственно к Харди, он не отвечал и по-прежнему занимался сразу несколькими делами, которые сам для себя придумал, не советуясь с нами. В конце концов миссис Грант выхватила из своей холщовой сумки лоскут ткани, скомкала и сунула Ребекке в ладонь со словами:

— Ему ничто больше не угрожает, миленькая. Щеночек твой в безопасности.

Ребекка съежилась, начала раскачиваться вперед-назад и до вечера гладила воображаемого щенка.

Ветер крепчал, и наша скорость возросла. В воздухе мелькали черпаки, но уровень воды в шлюпке стремительно поднимался; мне даже показалось, что мы получили пробоину. Заступив на дежурство, я внимательно осмотрела дно у себя под ногами. В какой-то миг вокруг моих щиколоток закружилась воронка. Я будто очнулась от глубокого сна. Не знаю, долго ли я просидела, глядя в никуда, но «пробуждение» принесло с собой неодолимую телесную слабость; зрение утратило остроту, а слух выхватывал лишь беспорядочные обрывки чьих-то разговоров. Например, я отчетливо слышала голос Ханны: «У Харди вышел конфликт с этим штурманом, с Блейком. Иначе мы бы уже спаслись», а из ответа миссис Грант уловила лишь конец: «…не ходил под парусом… тянет время».