Алексей пополз. С такой дистанции, да еще с одной действующей рукой, в которой автомат, он ничем Гриневскому помочь не мог. Надо подобраться поближе.

На несколько секунд Карташ выпустил из виду тот участок, а когда снова взглянул, то увидел Гриневского и Зубкова, которые вцепились друг в друга и катались по деревянному настилу. С настила они, впрочем, почти сразу же скатились на щебень.

Нечего было даже и пытаться выстрелить, стрелять можно будет только подобравшись вплотную, поэтому Карташ полз и полз вперед, не обращая внимания на то, что одна нога онемела, что раненая рука почти не слушается, что ноет задетый пулей бок, а позади него остается на щебне темный от крови след. Карташ надеялся успеть.

И не успел.

Он видел, как все случилось. Когда спарка Зубков – Гриневский оказалась поблизости от куска рельса, которым Таксист сбил олигарха с ног, Гриня отпустил Зубкова, схватил рельсину... А рука Зуба метнулась к поясу. И первый удар рельсовым обрубком совпал с первым выстрелом.

Зрелище было жуткое. Таксист как заведенный опускал и опускал на голову Зубкова кусок рельса длиной сантиметров тридцать, превращая голову в кровавое месиво, а Зубков, уже ничего не видя перед собой, жал курок пистолета, и пули летели куда попало – в Гриневского, мимо, в бронежилет, в руку, в голову. Зубков жал курок до пустых щелчков.

Вместе с одним из своих ударов Гриневский повалился на Зубкова, и больше уже не поднимался.

Но Карташ упорно полз в ту сторону – теперь уже для того, чтобы помочь Таксисту, если тот еще жив. Алексей и не заметил, как потерял сознание...

– Да живее там, в бога душу мать! – услышал он, очнувшись. Это был голос Данила Черского. – Не хрен искать носилки, вон, видишь кусок брезента, тащи сюда!

– Данил Петрович, – раздался незнакомый голос, – может, все-таки эвакуировать это собрание от греха подальше?

«Наверное, подоспела подмога, о которой Черский упоминал», – вяло подумал Карташ.

– Теперь тем более не надо, – сказал Данил. – Нехай заседают. Все, больше диверсантов не будет. А я, как ты знаешь, ошибаюсь редко.

– Почему этот парень не стрелял? – услышал Карташ голос Чики. – Я видел… Он успевал поднять автомат Зуба, но даже не попытался… Он бы остался жив.

– Потому что ему надобыло свернуть шею врагу своими руками. Почувствовать, как из врага уходит жизнь, такая же, как и та, которую Зубков отнял у его жены, – ответил Данил. Что ж, пожалуй, Карташ мог бы сказать то же самое.

– А ты знаешь, вероятно, для него это и к лучшему, – после долгой паузы, сказал Черский. – Иначе казнил бы себя всю оставшуюся жизнь, что жена погибла из-за него…

Карташ хотел возразить, но у него не было сил. Не было у него сил даже на то, чтобы приподнять веки. Силы покидали его стремительно, испарялись, как воды в пустыне. В той пустыне, что они совсем недавно пересекали с Машей и Гриневским...

Тридцатое сентября 200* года, 13.38.

Он открыл глаза. И увидел над собой белый потолок, а на нем – вытянутый в узкий параллелепипед контур окна.

Карташ повернул голову. Ага, вот оно, окно. Занавески раздвинуты, на подоконнике цветочки в горшках, кем-то забытая ручка. За окном же, на фоне по-осеннему высокого, холодно-голубого неба покачивались под ветром деревья, уже наполовину желтые. Какая-то птица качалась вместе с веткой, вцепившись в нее всеми когтями.

Алексей обнаружил, что лежит в кровати, никоим образом не походящей на больничную койку. Слишком широкая, не на скрипучих пружинах, нет заметно обшарпанных железных спинок с круглыми навершьями. Да и постельное белье пахло не по-больничному – есть у больничных простыней и наволочек свой особый запах, – а скорее по-домашнему.

Раздалось короткое: «Ой!», – сзади, в изголовье.

– Очнулись? – колокольчиком прозвучал девичий голосок. – Тогда я сейчас. Только не вставайте.

Мимолетное виденье пропорхнуло мимо Карташа, выскользнуло за дверь, даже не дав себя толком разглядеть. Кажется, что-то весьма юное и вполне симпатичное. А каким еще должно быть мимолетное виденье? Не толстой же бабищей с красными глазами… «Что-то вы, господин обер-лейтенант ВВ, расшутились внутри себя, не зная обстановки снаружи, – заработала, ожила в Карташе мыслительная деятельность. – Стоило только образоваться чему-то воздушному, эфемерному в аромате тонких духов…»

Карташ закрыл глаза. И перед ним, сквозь млечный туман полудремы сразу же поплыли, как лодка по волнам, воспоминания: Парма, Егор Дорофеев, «археолог» Гена и Топтунов, тайга, болотный старец-раскольник, прииск, потом Туркмения, верблюды, горное озеро с купающимися наложницами шаха, Каспий, площадь Огуз-хана, Ниязов на трибуне, ночной дворец хякима и, наконец, весь кошмар последних дней. А потом кино запустили по новой. И еще раз. И опять.

– Говорят, живой? – прервал эту карусель знакомый голос, вытряхнул Карташа из полудремы.

Алексей приподнялся на простынях, прислонился спиной к подушке.

– Здорово, ковбой, – сказал Данил, придвигая к кровати стул. – Опять, значит, выпутался?

– Тебе виднее, – сказал Карташ. – Где это я?

– Мой загородный дом. Я подумал, что тут будет лучше, чем в больнице. Мне будет лучше, я имею в виду. Приглядывать проще. Отсюда ты точно не убежишь, так что и не пытайся.

– Данил Петрович, – Карташ снова услышал девичий голосок.

– Ах да! Что, больной, есть какие-нибудь сиюминутные пожелания? Может, «утку» изволите?

– Закурить хочу.

– Ну-у, я смотрю, ты совсем ожил, раз травиться потянуло. Тогда мы девушку отпустим, откроем окно, я и сам, пожалуй, подымлю за компанию…

Конечно, от первой сигареты голова у Карташа закружилась, что твоя «Ромашка» в парке аттракционов. И уже после второй затяжки пришлось сигарету загасить.

– Не помрешь, – усмехнулся Черский. – Лепилы, что тебя лечили и осматривали, в один голос уверяют: жить будешь, даже ничего оттяпывать тебе не пришлось. Да и вообще, это я уже от себя добавлю, свой смертью не помрешь, если собираешься и дальше жить так же бурно. Ну, к «дальше» мы еще перейдем, а пока вернемся к делам насущным. С Петром Гриневским... ты же видел, как это было?

Карташ кивнул.

– Его похоронили на Западном кладбище, положили рядом с женой.

– Маша?..

– С Машей все замечательно, она здесь, в этом доме, увидишься с ней чуть позже.

– Зубкова тоже похоронили?

– Ну. В Нижнекарске. С оркестрами, речами и ружейными залпами. Он, будет тебе известно, погиб при обвале в метро, когда инспектировал вместе со своими соратниками ход ведения строительных работ.

– Красивая смерть, – сказал Карташ, закуривая во второй раз. – А главное, серьезного следственного разбирательства не будет. Многих пришлось задабривать для выдачи такого заключения?

– А ты как думал! Фрол, между прочим, крайне недоволен таким исходом. Он бы предпочел, чтоб Зубков остался жив и загнан обратно в Нижнекарск, в свою алюминиевую клетку... Теперь пойдет свара за комбинат. Впрочем, там есть одна толковая тетка...

– Знаю, видел, – сказал Карташ.

– Фрол думает ее поставить на Зубковское место. Хотя это будет непросто.

– А что съезд народных авторитетов? – вспомнил Карташ.

– Нормально все…

Данил рассказал, что в тот день авторитеты спокойно дозаседали, даже не подозревая о том, что через станцию от них идет самый настоящий бой. Потом кто-то из гостей этого съезда что-то пронюхал, но Фрол спокойно задвинул все расспросы, заявив, что, как всегда, кто-то распускает слухи, никогда, мол, без этого не обходится. Ну, а доказательств, что это не слухи, а быль, ни у кого, разумеется, не было. И быть не могло. В метро делегаты уже больше не собирались, впрочем, так и планировалось изначально – каждую встречу проводить на новом месте. Перерешал ли сходняк все намеченные вопросы, кто, с кем и о чем договорился или, наоборот, разругался навсегда, – про это Черский знать не мог, да и не желал знать, чтобы спалось спокойнее. Вот культурная программа – та удалась как нельзя лучше, все гости отдохнули на заимках, охотах, рыбалках, в банях так, что ничего уж, наверное, им не захочется, кроме работы вплоть до следующего схода. Правда, и деньжищ эти увеселения стоили таких, что даже сумму называть страшно. Но стоило тратить, стоило. Приняв сходняк по высшему разряду, Фрол очень высоко себя поднял, а сие открывает перспективы. И не только для одного Фрола, между прочим, но и вообще для Шантарска.