– Люся не говорила тебе, что я приехала из Сибири? Я привыкла и не к таким морозам! Я – морозоустойчивая, – снова засмеялась Аля вполне мило и искренне.

Яна внимательно рассматривала эту девушку и не находила ни одной причины, по которой на нее можно было даже обидеться, уж не говоря о том, чтобы убить.

«Или она на самом деле искренна, или Алевтина – гениальная актриса, чтобы изображать такое дружелюбие. Нет, тогда Люся сразу заметила бы в ней фальшь, хотя мама и не отрицала, что она очень талантлива», – подумала Яна.

Она разместилась на ночь на небольшом диванчике Алевтины, но так и не смогла уснуть, потревоженная воспоминаниями детства. Ей слышались в тишине легкие шаги по театральным коридорам и скрип половиц, и лишь под утро задремала.

Разбудил ее запах свежесваренного кофе.

– Яна, ты можешь остаться спать сколько хочешь, а мне пора на новогоднюю елку. У меня их сегодня три, а вечером фуршет для сотрудников театра.

– Тридцать первого декабря? – удивилась Яна. – Обычно в этот день сидят дома с семьей, – тоскливо сказала она.

– Фуршет для желающих. Здесь же при театре работает круглосуточно ресторан, и ночью в ресторан тоже придут люди встречать Новый год. Кстати, очень неприятная бритоголовая публика с золотыми цепями на шеях, – прищурив глаза и понизив голос, произнесла Алевтина.

Она была одета в красивый, расшитый бисером и блестками сарафан, отороченный искусственным белым мехом, и такую же шапочку, на шее болталась меховая муфточка.

– Хочешь, угадаю с трех раз, что ты будешь Снегурочкой? – зевнула Яна.

– Да, я – Снегурочка, по настоянию твоей мамы. Ладно, я побежала. Ключи можешь оставить на косяке двери, все равно у меня брать нечего.

Алевтина упорхнула, словно бабочка. Яна встала, умылась, используя приготовленную для нее Алей теплую воду, и позавтракала. Она вышла, закрыла дверь, положила ключ на обговоренное с хозяйкой место этого нехитрого жилища и решительным шагом направилась к сцене. Пройдя по узкому коридору, Яна взбежала по крутым ступенькам и оказалась в ложе для особых гостей. На детские утренники сюда билеты не продавали, и Яна расположилась одна в несколько заброшенной ложе, где позолота с лепнины уже облезла, а бархат, которым были обиты кресла, сносился и вытерся на спинках и сиденьях.

Шло представление, этакое попурри из детских сказок. Люся в костюме Снежной Королевы не хотела отдавать мальчика Кая, то есть незаменимого Васю Полосова с красным носом и мутными глазами, видимо, от страшного холода, девочке Герде, актрисе, которую Яна не знала. Она была полновата и старовата для этой роли, но справлялась неплохо, ей помогал румянец во все щеки и блестящий взгляд, устремленный на Кая. Может быть, они даже сегодня ночью мерзли вместе.

– Отдай мне брата! – топнула она толстой ногой так, что чуть не проломила старые доски сцены. – Моя любовь разморозит его сердце!

Эта милая толстушка набросилась на Васю и впилась в него поцелуем отнюдь не сестринским. Яна передернула плечами. Герда, видимо, тоже уже с неделю встречала Новый год. Аллу Демидовну Яна узнала в роли лисы-обманщицы с надменным, холеным лицом и устрашающим слоем грима.

А когда появилась Снегурочка с самой искренней улыбкой, которую только можно представить, сцена заиграла совсем по-другому. И голос Али звучал звонко и проникновенно, и играла она с удовольствием и с самоотдачей. Детишки в зале притихли и, не отрываясь, смотрели на эту красавицу – Снегурочку. Даже мутный взгляд Васи Полосова прояснился и протрезвел.

Яна, просмотрев весь спектакль до конца, поняла, что любой из артистов мог написать Алевтине эти записки и оторвать голову ее котенку. А судя по финальным аплодисментам и букетам цветов, которыми завалили Алевтину, запросто могли бы оторвать голову и ей самой. Только еще одной актрисе подарили цветы – букет роз матери Яны; давний поклонник, любивший Люсю всю жизнь и сейчас сидевший в первом ряду, преданно смотрел на нее. Это и был тот самый Илья Ильич, о котором мама рассказала Яне еще в Москве.

Яна поприсутствовала еще на двух представлениях, идентичных первому, и отметила для себя, что игра Алевтины отличается стабильностью. Она, казалось, ни капли не устала, все также приветливо общалась с детьми, раздавала им подарки, отвечала на их вопросы, не оставляя без внимания ни одного ребенка. Другие актеры играли, если это можно было назвать игрой, со все меньшим воодушевлением и все грустнее с каждой елкой. Только поцелуй Герды становился все более эротичным и затяжным. Видимо, после каждого спектакля артисты отмечали приближение Нового года, то есть встречать его начали вместе с жителями Камчатки и дальше двигались по необъятной России.

Последнее представление закончилось в семь часов, и дети с подарками, а родители с чувством выполненного долга пошли по домам. Яна, совершенно одуревшая от спектаклей, следующих друг за другом, пошла в буфет, купила шампанского и бутерброд и принялась уныло жевать.

Через двадцать минут к ней присоединилась Алевтина с распущенными волосами и в красивом, длинном, вечернем, красном платье. Грим она сняла весь, оставив только блеск на губах. Ее длинную шею обвивало белое боа из перьев.

– Я переоделась… знала, что ты зайдешь сюда перекусить, – улыбнулась Аля, и Яна заметила, что она смертельно устала. – Я видела, ты отсидела все три представления. Только зачем?

– Мне это нетрудно… я должна была окунуться в вашу жизнь, посмотреть на людей, с которыми ты работаешь… Я-то просто сидела, а вы повторяли одно и то же три раза подряд. Как вы выдерживаете?

– Обычная работа, – пожала плечами Алевтина, – отыграть три елки это не самое страшное, что может быть. Как же работают врачи, принимая одного человека за другим, учителя, объясняющие одну и ту же тему, рабочие на конвейере, проделывающие одну и ту же операцию сотни раз?

– Актриса отдает свою душу зрителям, свою энергетику, свои эмоции, – возразила Яна, – и ты отдаешь все это на этих представлениях очень добросовестно.

– Спасибо. По-другому я не могу. Знаешь, Яна, пойдем в ресторан, посидим, поедим по-человечески.

– Ты устала…

– Ты этого больше не заметишь, обещаю! – ответила Аля и потащила Яну за собой. Ресторанчик представлял собой полуподвальное помещение без окон и без кондиционеров. Здесь был полумрак, застоявшийся сигаретный дым висел плотной пеленой в воздухе, словно туман на дороге. Обычные крашенные в кремовый цвет стены, тяжелые дубовые скамейки и столы, темные из бархата портьеры на дверях, явно театральные, предстали перед глазами вошедших девушек. Алевтина с Яной уселись за стол.

– Кухня здесь без особых изысков, но вполне домашняя и добротная, – пояснила Алевтина, открывая меню.

– Кого я вижу! – раздался басистый, мужской голос. – Наша начинающая звездочка Алечка с какой-то сногсшибательной блондинкой. Алечка, тебе не кажется, что ты переиграла в детских спектаклях? Ты в своем наряде похожа на Деда Мороза!

К ним приближался мужчина среднего роста, среднего телосложения, с худым, подвижным лицом, вьющимися черными волосами и веселыми темными глазами.

– Здравствуйте, Арнольд Иванович, – поприветствовала его Алевтина, и ее зеленые глаза заискрились весельем. – Арнольд Иванович является владельцем этого ресторана, – пояснила она Яне.

– Алечка, познакомь меня со своей подругой-красавицей.

– Яна Карловна, – гаркнула Яна.

– Очень приятно. Почему я вас раньше не видел? – поинтересовался хозяин ресторана.

– Яна приехала из Москвы, – пояснила Аля.

– О! Она, наверное, известная артистка, – обрадовался Арнольд Иванович. – Вы такая же недоступная, как и наша Алечка? – обратился он к Яне.

– Я очень доступная, – успокоила его Яна, – только вы сами не захотите со мной общаться.

– Это вы зря так думаете. Мы красивым женщинам всегда рады! Не присоединитесь ли к нашему столу? – указал он на дальний столик, где сидели пять здоровенных парней с бритыми головами, не обремененными энциклопедическими знаниями.