В 1811 году, после смерти отца, Купер женился, оставил морскую службу и попытался осесть на земле. Судье Куперу не удалось закрепить своих прав на захваченную им территорию; его наследникам пришлось довольствоваться крохами отцовского состояния. Деятельно занимаясь сельским хозяйством, став даже членом Агрономического общества, Купер не пренебрегает и другими доходными предприятиями: заводит лавку в одном из глубинных, пограничных поселений штата Нью-Йорк, покупает и снаряжает в плавание китобойное судно… По замечанию его биографа Бирда, «самым донкихотским из всех его экспериментов» этого периода оказалось, однако, сочинительство.
Первая проба пера, которой дебютировал Купер, роман «Предосторожность» (1820) давно заслуженно забыт и представляет теперь лишь чисто библиографический интерес. Это было бледное подражание английским нравоучительным бытовым романам; ни место действия (английская провинция), ни заурядные персонажи «Предосторожности» не были отмечены печатью самобытности, столь характерной для Купера-художника. Но этот опыт не пропал даром: он показал Куперу, как не надо писать. В своем романе «Шпион, или Повесть о нейтральной территории» (1821) он обратился к самому драматическому периоду национальной истории – к переломному этапу Войны за независимость, выбрав местом действия хорошо знакомую ему, как и многим его читателям, округу штата Нью-Йорк. Как вспоминал он впоследствии в предисловии к изданию 1831 года, наполовину закончив роман, он надолго приостановил работу: слишком сомнительной казалась ему попытка заинтересовать патриотическим американским сюжетом читателей, привыкших питаться английской беллетристикой. Успех «Шпиона» рассеял эти сомнения, окрылил Купера и стал важной вехой в истории американского романа.
В 1823 году вышли в свет «Пионеры, или Истоки Сусквеганны» – первое произведение замечательной пенталогии, известной под общим названием «Истории Кожаного Чулка» (по прозвищу главного героя). Над этой пенталогией Купер работал в разные периоды жизни, с начала 20-х годов до 1841 года. Роман «Последний из могикан», входящий в состав настоящего издания, представляет собой одну из частей эпопеи, которая по праву считается шедевром Купера.
За «Пионерами» последовал первый из «морских» романов Купера – «Лоцман» (1824), действие которого, как и в «Шпионе», развертывалось во времена Войны за независимость, а главным героем был знаменитый командир американского военно-морского флота Поль Джонс, нанесший ряд сокрушительных поражений англичанам и воспетый в свое время американским поэтом-демократом Филипом Френо.
Купер чувствовал себя на подъеме. Он пишет одну книгу за другой, экспериментирует, пробуя силы в различных жанрах; его романы завоевывают широкую читательскую публику и в Европе: перепечатываются в Англии и переводятся на большинство европейских языков.
Купер радовался тому, что его романы и в переводе сохраняют свою жизненность; «позвольте Вам заметить, сударыня, что если книга продолжает высоко держать голову после того, как она была отдана на милость французского переводчика, то это значит, что в ней есть кости и мускулы» \ – шутливо писал он своей приятельнице миссис Джей.
На протяжении первого десятилетия писательской деятельности Купера воодушевляла уверенность в его единстве с общественным мнением Америки. Размышляя об ответственной миссии писателя, он видел свою задачу в том, чтобы «пробудить спящие таланты нации» (письмо Ричарду Генри Дейна от 14 апреля 1823 г.). «Моя цель,-писал он позже,-духовная независимость…» Америки; «и если я смогу сойти в могилу с мыслью, что хоть немногим способствовал достижению этой цели, я буду утешаться сознанием, что не был бесполезен среди моих сверстников» (письмо Сэмюэлю Картеру Холлу от 21 мая 1831 г.).
Живой отклик, который встретили у него на родине его романы, вдохновленные идеалами освободительной войны 1775-1783 годов, укреплял его надежды на то, что Америка стоит на верном историческом пути. Он гордился, что по праву рождения связан с «этой славной страной, которая скоро будет,- я мог бы сказать, которая уже стала,- образцом для мудрых и добрых людей в любом краю».
Эти строки были написаны во Франции, где Купер с 1826 по 1833 год занимал пост американского консула в Лионе. Должность эта была номинальной. Писатель жил со своею семьей в Париже, в центре политических бурь начала 30-х годов. Он много путешествовал и по другим странам Европы, внимательно следя за событиями, сопоставляя социально-исторический опыт Старого Света с опытом своей страны. Первым литературным итогом этих раздумий был цикл «европейских» романов Купера: «Браво» (1831), «Гейден-мауэр» (1832) и «Палач» (1833). Первый из них вызвал восторженный отзыв Белинского: «…какие лица, какие характеры! как сроднилась с ними душа моя, с какою сладкою тоскою мечтаю я о них!.. Коварная, мрачная, кинжальная политика венецианской аристократии; нравы Венеции; регата, или состязание гондольеров; убийство Антонио – все это выше всякого описания, выше всякой похвалы».
Книги эти в совокупности заключали в себе критику феодальных порядков и нравов с точки зрения демократии. Но хотя действие их было отодвинуто в прошлое, проницательные читатели без труда улавливали в этих исторических романах злободневные намеки на современность. В предисловии к позднейшему переизданию «Браво», написанном в 1833 году, Купер вспоминал: «Это произведение было написано главным образом в Париже, где было достаточно удобных случаев… наблюдать, как лицемеры и интриганы издеваются над справедливыми надеждами масс, злоупотребляя их доверием и используя плоды народной энергии в интересах себялюбцев и торгашей». Купер намекал прежде всего на исход Июльской революции 1830 года во Франции. Но вскоре ему предстояло убедиться в том, что сказанное им здесь о монархии «короля-лавочника» Луи-Филиппа было применимо и к его собственной стране. Свой разладе Америкой Купер начинает ощущать еще за границей; он возвращается в США с мрачными предчувствиями. В письме художнику Данлэпу он признается: «Бесспорно одно – я разошелся с моею страной,- пропасть между нами огромна,- кто впереди, покажет время». Другому другу, скульптору Гриноу, он пишет, что возвращается домой, чтобы поближе присмотреться к Америке «и убедиться в том, будет ли у меня в остающейся мне жизни родина или нет».
Непосредственным поводом к этому резкому перелому во взглядах и настроениях Купера послужила возмутившая его реакция значительной части американской прессы и общественных деятелей на его публицистические статьи, где он доказывал экономические преимущества демократического республиканского строя США по сравнению с французской монархией. К негодованию Купера, американские виги не только не поддержали его, но и высмеяли его аргументацию и взяли под сомнение его право выступать перед европейской публикой от лица США. Это было прологом новых и гораздо более драматических столкновений с общественным мнением буржуазной Америки,- в том числе гневного публицистического «Письма соотечественникам» (1834), сатиры «Моникины» (1835), целого ряда других более поздних произведений Купера. «Теперешняя политическая борьба в нашей стране представляет собой, по-видимому, конфликт между людьми и долларами», – восклицает он в письме Бедфорду Брауну (24 марта 1838 г.).
«Моникины» – «комико-серио-романтико-ироническая повесть», как анонсировал ее Купер своим издателям еще в 1832 году, представляла собой свифтианскую сатиру, обличавшую и порядки Старого Света (в особенности Англии), и порядки США. Читатель легко узнавал в стране Низкопрыгии – США, а в соперничающей с ней Высокопрыгии – Англию. Населяющие их человечки – моникины – различаются, в сущности, только длиною своих хвостов. Куцые обитатели Низкопрыгии гордятся своею бесхвостостью – мнимым залогом всеобщего равенства; граждане Высокопрыгии, напротив, кичатся своими длинными хвостами (намек на аристократические привилегии и титулы, сохраняющиеся в Англии). Впрочем, появляясь за границей, государственные мужи Низкопрыгии охотно прицепляют себе длиннейшие хвосты – именно так поступает посол Низкопрыгии, которому Купер дает выразительное имя Иуда Друг Народа. Политическая мудрость в Низкопрыгии определяется искусством головокружительных прыжков; в нем соревнуются с равным успехом представители обеих соперничающих партий. Конституция Низкопрыгии – предмет велеречивых восхвалений – представляет собой, по ядовитому определению Купера, не более как Великую Национальную Аллегорию. А общественная и экономическая жизнь этой страны характеризуется периодически наступающими Нравственными Затмениями: в период наибольшего процветания Низкопрыгии светило Морального Принципа, со всеми его спутниками – Истиной, Честностью, Бескорыстием и Патриотизмом, заслоняется Великим Денежным Интересом и скрывается в его тени. Конец затмения возвещается приближением фазы Несчастья и завершается вступлением в фазу Бедствий. Только тут нравственные истины проясняются снова…
