Тяжелый туман над замерзшим ручьем

Навис седой пеленой,

И ветер шумит над пустынным холмом,

Где дуб чернеет нагой.

Затихла природа в преддверии сна,

Но грудь моя вновь беспокойством полна.

Внезапно обрушился страшный шторм

На мой свободный народ,

Но выстоял он под жестоким напором,

И враг сюда вновь не придет.

Борьба была долгой, и наши герои

В решительный бой нас вели за собою.

Ревет, завывая от ярости, вьюга,

И дуб чернеет нагой,

Но кажется мне, будто солнце юга

Струит свой убийственный зной.

Пусть ветер холодный гудит над горами, -

Бушует в душе моей грозное пламя.

Песня глубоко запала в душу Френсис, а слова вместе с воспоминаниями о событиях последних дней пробудили в груди впечатлительной девушки незнакомую ей прежде тревогу. Когда отзвучали последние звуки мелодии, Изабелла отошла от окна, и взгляд ее упал на бледное лицо восхищенной Френсис. Девушки одновременно вспыхнули, голубые глаза хозяйки на миг встретились с черными блестящими глазами гостьи, и обе смущенно опустили взор; однако они бросились навстречу друг другу и взялись за руки, хотя ни одна из них не отваживалась взглянуть в лицо другой.

— Внезапная перемена погоды и беспокойство за брата навеяли на меня грусть, — проговорила Изабелла тихим, дрожащим голосом.

— Говорят, теперь он вне опасности, — заметила Френсис так же смущенно. — Вот если бы вы видели вашего брата, когда его привез майор Данвуди…

Френсис замолчала, словно почувствовала себя виноватой, хотя и не знала, в чем. Подняв глаза, она увидела, что Изабелла пристально вглядывается в нее, и кровь снова прилила к ее щекам.

— Вы сказали — майор Данвуди, — едва слышно произнесла Изабелла.

— Да, он был с капитаном Синглтоном.

— Вы знакомы с Данвуди? Вы часто с ним видитесь?

Френсис снова решилась посмотреть на Изабеллу и снова встретила ее испытующий взгляд — казалось, гостья хотела проникнуть в самую глубину ее сердца.

— Говорите, мисс Уортон, майор Данвуди вам знаком?

— Он мой родственник, — ответила Френсис, испуганная тоном гостьи.

— Родственник! — повторила Изабелла. — Близкий родственник? Говорите, мисс Уортон, умоляю вас!

— Наши матери двоюродные сестры, — нерешительно произнесла Френсис.

— И он ваш жених? — с жаром спросила гостья. Этот откровенный вопрос неприятно задел Френсис. Подняв глаза, она несколько надменно посмотрела на гостью, но лишь только увидела бледные щеки и дрожащие губы Изабеллы, как ее возмущение тут же прошло.

— Это правда, я догадалась? Отвечайте же, мисс Уортон! Умоляю вас, из сострадания к моим чувствам скажите мне… вы любите Данвуди?

Трогательная мольба, прозвучавшая в голосе мисс Синглтон, обезоружила Френсис, и, закрыв свое горящее лицо руками, она в смущении опустилась на стул.

Несколько минут Изабелла молча ходила взад и вперед по комнате; наконец, справившись со своим волнением, она подошла к Френсис, которая сидела не поднимая глаз, чтобы скрыть испытываемую ею неловкость, взяла ее за руку и, явным усилием воли сохраняя самообладание, сказала:

— Простите, мисс Уортон, если непреодолимое волнение заставило меня забыть о приличиях… серьезнейший повод… жестокая причина…

Она замялась. Френсис подняла голову, их взгляды снова встретились. Они обнялись, прижавшись друг к другу пылающими щеками. Объятие длилось долго, оно было искренним и пылким, но ни одна из девушек не заговорила, а когда их руки разжались, Френсис молча ушла в свою спальню.

Пока в комнате мисс Синглтон разыгрывалась эта удивительная сцена, в гостиной обсуждались вопросы исключительной важности. Хозяйке пришлось немало поломать голову, прикидывая, как использовать остатки описанного нами обеда. Хотя немало кусков дичины нашло себе место в карманах вестового капитана Лоутона, а кое-чем запасся даже помощник доктора, не надеясь задержаться надолго на таком прекрасном постое, все же провизии осталось так много, что заботливая мисс Пейтон не знала, как разумнее ею распорядиться. Вот почему Цезарь и его госпожа уединились и долго совещались по этому важному вопросу; вот почему полковник Уэлмир был всецело предоставлен гостеприимству Сары Уортон. Когда обычные темы для разговора были исчерпаны, полковник с некоторым смущением, часто сопутствующим сознанию собственных ошибок, слегка коснулся событий прошедшего дня.

— Когда мы впервые встретились с этим мистером Данвуди в вашем доме на Куин-стрит, кто мог бы подумать, что он станет знаменитым воякой! — сказал полковник Уэлмир, пытаясь за улыбкой скрыть свое огорчение.

— Знаменитым, если вспомнить, какого сильного противника он победил, — щадя чувства полковника, заметила Сара. — Конечно, этот несчастный случай был для вас неудачей во всех отношениях. Если бы он не произошел, победу, как обычно, одержала бы королевская армия.

— Зато благодаря этому несчастному случаю я попал в такое прелестное общество. Удовольствие от пребывания здесь вознаграждает меня за душевные и физические раны, — добавил полковник, и голос его прозвучал необычайно сладко.

— Надеюсь, ваши раны неглубокие, — сказала Сара и, желая скрыть румянец, заливший ее щеки, наклонилась над лежавшим у нее на коленях рукоделием, словно собираясь перекусить нитку.

— Совсем неглубокие в сравнении с душевными ранами, — тем же сладким голосом ответил полковник. — Ах, мисс Уортон, — в такие минуты как никогда дорожишь дружбой и сочувствием.

Кто не испытал подобных чувств, тот вряд ли способен представить себе, как может в течение недолгого получаса разгореться любовь увлекающейся женщины, особенно если все вокруг нее к этому располагает. Разговор, коснувшийся дружбы и сочувствия, так увлек Сару, что она не решилась вымолвить ни слова и остановить полковника. Она только подняла на него глаза, и восхищение, с каким он смотрел на ее красивое лицо, показалось ей столь же красноречивым и приятным, как самые пылкие речи.

Целый час они оставались наедине, и, хотя наш джентльмен не сказал ровно ничего такого, что опытная женщина приняла бы за признание в любви, многие его слова очаровали Сару, и впервые после ареста брата она ушла в свою комнату с радостью в сердце.

Мы уже упоминали, что отряд драгун расположился на постое в излюбленном месте своего командира. Там под прямым углом скрещивались две дороги, и деревенька, состоявшая из нескольких ветхих домишек, называлась по этой причине Четыре Угла. Как это издавна повелось, в доме, наиболее приличном на вид, помещался, выражаясь языком того времени, “Постоялый двор для людей и лошадей”. На грубой дощечке, прибитой к столбу, напоминавшему виселицу, когда-то красовалась такая вывеска. Теперь же на ней было нацарапано красным мелком:

"Собственный Отель Элизабет Фленеган” — плод остроумия какого-то досужего шутника драгуна. Женщина, которая неожиданно возвысилась, получив почетное звание хозяйки “отеля”, обычно исполняла обязанности маркитантки, прачки и, по выражению Кэти Хейнс, доктора в юбке. Бетти была вдовой солдата, убитого в бою. Как и ее муж, она родилась в далекой Британии. В поисках счастья, оба они давным-давно переселились в колонии Северной Америки. Бетти постоянно следовала за войсками, и, хотя они лишь в редких случаях задерживались где-либо больше двух суток, нагруженная товарами маленькая тележка проворной женщины неизменно появлялась в лагере, что всегда обеспечивало ее хозяйке дружеский прием. Бетти располагалась на месте почти со сверхъестественной быстротой и тотчас принималась за торговлю. Иногда лавкой ей служила тележка, а иногда солдаты наспех сколачивали навес из первого попавшегося под руку материала. Теперь же Бетти заняла пустовавший дом и, заткнув окна грязными солдатскими штанами, чтобы внутрь не проникал пронзительный ветер, устроила, по ее выражению, “шикарное жилье”. Солдат расквартировали в соседних сараях, а офицеры поселились в “Отеле Фленеган”, который они в шутку называли своей штаб-квартирой. В отряде все до единого знали Бетти. И она звала каждого по имени или прозвищу — в зависимости от ее собственной причуды. Она была всеобщей любимицей этих воинов-партизан, хотя те, кто не свыкся с ней и не знал ее добродетелей, совершенно ее не выносили. В числе ее слабостей можно было назвать чрезмерное пристрастие к спиртным напиткам, крайнюю неопрятность и полное пренебрежение к соблюдению приличий в выражениях; зато ей были присущи такие достоинства, как безграничная любовь к своей новообретенной родине, безупречная честность в торговых делах и редкостное добродушие. Кроме того, к заслугам Бетти следует добавить изобретение напитка, в наши дни хорошо знакомого всем патриотам, странствующим зимой по коммерческим и политическим центрам нашего великого государства, — напитка под названием “коктейль”. Элизабет Фленеган, в прямом смысле слова взращенная на основном ингредиенте этого зелья, научилась у своих клиентов-виргинцев всюду применять мяту, начиная от вкусной лекарственной настойки до горячительной смеси, о которой идет речь. Таким образом, воспитание и обстоятельства прекрасно подготовили Бетти к совершенствованию ее изобретения, которое со временем приобрело мировую славу. Вот какова была хозяйка “отеля”.