— А что, неплохо смотрится, правда?
— Мне увидеть себя в отражении твоих глаз?
— Не выйдет, там звёзды и сердечки, — хихикнул Тим, как мальчишка, и поцеловал её — долго, нежно, жарко… Звёзды и сердечки словно взорвались фейерверком прямо в Зоином сердце, наполнив его бесконечным, щекочущим теплом. Снова захотелось остаться так навсегда, греться в его руках и плавиться от нового, ранее незнакомого чувства, но Тим оторвался от её губ и шепнул на ухо:
— Поехали, Зой, у нас длинная программа!
— Не хочу я никакой программы, — выдохнула она.
— Пое-ха-ли! Иначе я тебя увезу домой, и будет мясо-о-о-о!
Со смехом Зоя села в открытую Тимом машину и ответила:
— Нет, не надо мяса… Поехали на твою программу.
— Тебе понравится, Зой, — он уселся на своё сиденье и завёл мотор.
Ночной город сиял миллионами огней. Всё-таки иллюминация шикарно преображает любой квартал, а уж Невский проспект от неё только выиграл. За стеклом машины блестели, сливаясь в одну сплошную цветомузыку, вывески, панно и реклама. Зоя смотрела, как маленькая, как на новогоднюю ёлку, украшенную свечами и разноцветными игрушками. Чёткие контуры зданий, портики и лепнина под крышами, всё было такое красивое, будто сказочная страна на миг распахнула свои двери и приветливо приглашала войти… Мелькнула тёмной серебристой лентой Мойка, и почти сразу машина свернула к Дворцовой площади, где Александровская колонна подпирала хмурое небо с фигурными оранжевыми облаками. Проплыл мимо величественный корпус Эрмитажа — бирюза и золото, скрытые слепящими огнями подсветки, а потом Нева заполнила вид.
— Мама… Как красиво! — выдохнула Зоя. — Никогда не была здесь ночью!
— Смотри, запоминай, — засмеялся Тим. — А захочешь — нафотографирую тебя. И себя, нас с тобой, будем делать селфи!
— Угу, и что я с ними буду делать? Меня даже в соцсетях нет… Девчонкам в баре показывать? Так они, походу, меня терпеть не могут…
— Будешь перед сном смотреть на них и вспоминать обо мне. А я тебе буду сниться…
— Вот ещё! — фыркнула Зоя. — Кошмары не хочу!
— Девчонка! Ты нарвёшься!
Он погрозил ей кулаком, не отрываясь от дороги.
— У тебя рука на меня не поднимется! — засмеялась Зоя.
— Нога ещё есть…
— Ничего у тебя на меня не поднимется!
— Ты соображаешь, что говоришь, кроха? — в открытую захохотал Тим. — Смотри мне, я ведь и доказать могу!
Он припарковал машину у здания, повернулся к Зое и обнял её, привлёк к себе:
— Ты меня провоцируешь, маленькая хитрюга! Иди ко мне теперь и посмотри, поднимается ли что-нибудь.
Он взял её руку и положил себе на ширинку. Зоя ощутила что-то твёрдое и большое под тканью джинсов и густо покраснела, вырвала руку, оттолкнула Тима:
— Ну тебя… Как же программа?
— Вот так всегда. Сначала провоцирует, потом увиливает! Ладно, пошли, красавица моя, у меня в багажнике есть кое-что для тебя.
— Опять? — удивилась Зоя, выходя из машины вслед за Тимом. Внутри всё дрожало ещё от воспоминания того, что она трогала пару секунд назад. Вот теперь она прекрасно понимала, что означает выражение «и хочется, и колется».
— Ага, смотри! Это не подарок, это расходник!
В багажнике стоял портативный холодильник, который Тим открыл и достал бутылку шампанского:
— Во, для тебя. А у меня тут пара-тройка бутылочек «Доктора Джека» припрятаны.
— Нет, я просто в шоке!
— Никаких шоков. Давай, вот бокал, подожди, сейчас открою…
— Тим, а может не надо пить? Ещё полиция застукает!
Тим усмехнулся, сворачивая пробку на бутылке шампанского:
— Да ладно, они тут редко появляются. Ну, и если что, я всё равно отмажусь.
— Ну, смотри, — засмеялась Зоя. — Обещаешь?
— Обещаю.
Он наполнил вспенившимся шампанским бокал из багажника, потом открыл бутылку виски и налил себе в стакан на два пальца:
— Давай, Зой, за нас, за Питер, за ночь…
— Алкоголик ты! — усмехнулась Зоя, чокаясь.
— Есть немного. Но совсем чуть-чуть, — сказал Тим, выпивая виски до дна. — Пошли, вон там сядем, посидим, почирикаем…
Они отошли от паркинга, к самому парапету у Невы, устроились на нём, и Зоя спросила:
— А когда ты спишь, Тим? Ведь завтра тебе на работу…
— Тебе тоже, Зой. А я высыпаюсь за два часа. Привычка. Как Наполеон я…
— Ну тебя. Серьёзно, что ли? Два часа? Слушай, расскажи, как у тебя получается?
— А что, ты слишком много спишь?
— Я хочу высыпаться за два часа, как ты! — засмеялась Зоя. — Так я смогу больше работать.
— Кроха, ты с ума сошла?
Тим смотрел на неё большими глазами, потом прищурился и спросил:
— Тебе нужны деньги? Попроси, я тебе дам. Сколько?
— Иди ты в жопу, — ответила Зоя, проглатывая бокал шампанского. — Я не прошу, я зарабатываю
— Кроха, иногда не грех просить, — серьёзно сказал Тим. — И если тебе понадобится, ты мне позвони. Я всегда дам тебе денег. Хоть так, хоть в долг.
Зоя смутилась. Вот почему он такой? Почему он то смеётся, то говорит какие-то странно возвышенные вещи, словно герой дешёвого романа? Не может быть, чтобы вот этот парень был таким, как папа… Чтобы он был таким, как надо. Нет. Он просто косит под надёжного человека.
— Тим, я никогда ничего не попрошу у тебя, — сказала просто, качая пустым бокалом. — Я не «тэпэ», как ты сказал…
— О, погуглила! — обрадовался Тим. — А просить — не удел «тэпэ», просить, заинька, это нормальное состояние человека в нужде. Когда тебе что-то надо — попроси, а я тебе дам, это всё.
— Дашь, ага…
— Дам. И не в том смысле, а в другом.
Он снова обнял Зою за плечи и шепнул на ухо:
— Перестань цепляться к словам, Зо-о-о-оюшка!
— Ну мне же надо к чему-то цепляться.
— Цепляйся за меня, кроха. И пусть у тебя будет всё. А чего нет, я дам.
— Тим, я совсем не то хотела сказать…
— А я именно то.
Зоя покачала головой, и они замолчали.
Ночь спустилась на Васильевский остров тихо, незаметно. То было светло, видно было каждую выщерблинку на парапете, а вдруг стало мрачно и сумрачно. Зоя повела взглядом, не видя набережной, а Тим усмехнулся:
— И мрак спустился на Неву, и корабли зажглись огнями…
— Чьи стихи?
— Мои, что бы ты думала…
— Ты пишешь стихи?
— Когда-то писал. В юности. Как все.
Он скорчил романтическую морду и продекламировал:
— Любовь в твоих глазах важней … чего-то там… И искрами ты сыплешь как-то … так вот… И та-та-там та-там-там-та-та-там и смотришь не меня невероятно…
— Шедевр! — захлопала Зоя в ладоши. — А у меня шампанское закончилось.
— Ты стала, как те девицы из бара… — проворчал Тим. — Пошли, возьмём бутылки, бокалы чёта как-то ни о чём…
Они уселись на том же месте, но уже с бутылками и говорили, говорили, говорили…
— Мы тут сидели иногда с Киром и с ребятами… Знаешь, был конец девяностых, мы сдавали бутылки, получали за них мелочь и покупали жвачки. У Вада и Ника сеструха старшая работала в киоске, тут же киоски стояли везде… Ну, там продавали всё на свете — водку, пиво, сигареты, шоколадки, жвачки. Мы коллекционировали вкладыши от «Турбо», менялись. Алёна нам всегда давала жвачки в долг, ну и там какие-то секреты были, чтобы найти новые вкладыши. Хорошее было время…
Тим глотнул из горлышка и усмехнулся.
— Ты с братом… дружишь?
— Дружбой это не назовёшь. Мы братья, мы помогаем друг другу… Он весь в работе, я весь в работе. Только я умею отдыхать, а он нет. Ну, вот и мается дурью.
Тим сделал ещё один глоток, и Зоя последовала его примеру. Шампанское потихоньку грелось, но было ещё приличной температуры.
— Понимаешь, Кирюха старший, его ждали, его любили. А я последыш. На УЗИ меня не видели, я оказался неприятным сюрпризом.
— Ничего себе…
— Да ладно, я на них не обижаюсь. Папа как раз начал бизнесом заниматься, мама у него бухгалтером работала. Ребёнка, думали, бабушки будут смотреть. А тут сразу двое. Мама говорила — орали оба сразу. Есть просили в одно время, в пелёнки гадили в одно время, в общем, синхронно. А если нас разлучали — по разным бабушкам — мы вообще успокоиться не могли, пока в одну кроватку не клали. В общем, маме пришлось оставить работу, пока мы не подросли, папе пришлось найти временного бухгалтера, а это расходы…
