Да к тому же в это лето их объединила одна тайна…
Без мамы можно было и не ходить по гостям, а, скажем, шли дети на валуны, окатанные Енисеем, и слушали рассказы другого интересного человека, деда Владимира… Деду Владимиру было под 90, а вот дочка у него — ровесница мамы! Потому что большую часть своей жизни дед Владимир — то есть тогда еще не дед, конечно! — прожил в Русской Маньчжурии, недалеко от города Харбина. Дед хорошо помнил, что в возрасте семи лет слышал разговор двух офицеров… Один из них жалел, что закопали они, отступая, тысячу винтовок и три пулемета на одном из островов Енисея. Мол, пригодятся они, есаул, даже если тащить тяжело. А есаул говорил, что оружия и так хватает, а вот если все-таки вернемся и если новые полки вооружить, тогда клад очень даже пригодится. И заметив, что слушает его внимательно маленький совсем, семилетний Володька, засмеялся этот офицер и сказал, что пусть, мол, Володька мотает на ус, запоминает — во-он на том острове, видишь? Возле во-он того тополя, да? Вон там и зарыты тысяча винтовок и три английских пулемета, прямо как есть в заводской смазке.
С тех пор не видел никогда этих офицеров Володька… Володя, Владимир Васильевич. И много, очень много лет думал он, что никогда не видеть ему Красноярска и вообще не видеть России, и уж тем более не сидеть ему на берегу Енисея — в том самом месте, где когда-то, восемьдесят лет назад, шумел веселый, приятный пикничок, и на этом пикнике вместе с другими веселыми, белозубыми, молодыми… вместе с папой и мамой были и эти два незнакомых колчаковских офицера.
Вот только после многих лет жизни в Харбине, после советских лагерей, после гибели всей первой семьи уже не очень хорошо помнил Владимир Васильевич, о каком именно острове толковали тогда офицеры!
И в 1958 году, когда вышел из лагерей смертельно усталый, харкающий кровью неврастеник на одной ноге, было ему не до давно закопанного оружия. Уже когда ушел туберкулез, когда он научился ходить с палкой на протезе, а не прыгать на двух костылях, когда согрелась душа от второй семьи, от лепета дочки Тамары, тут и стали вспоминаться остров, пулеметы, винтовки… И с тех пор Владимир Васильевич, особенно как выросла дочка и как стал он жить почти безвылазно на даче, едва ли не каждый вечер идет он на Енисей и все пытается угадать, вспомнить… Тот тополь или не тот? Та стрелка острова или не та? Вроде бы и знакомые очертания, а вроде бы и совсем не те, что он тогда видел из-под руки офицера…
Даша этих баек Владимира Васильевича страшно боялась — вдруг времена опять изменятся?! — и старалась отвадить от них детей еще больше, чем от общения с Колькой и Митькой, но детям эти байки страшно нравились. И не только про сами винтовки, а про то, например, как не успел когда-то дед Владимир уйти из своей деревеньки на юг, в те области, где жили только китайцы и куда не шла Красная Армия; как советские танки шли по бегущим колоннам, по месиву из только что еще живых русских людей, как били с танковых башен пулеметы по спасавшимся в зарослях. И еще очень любили слушать ребята, как в шахте советского рудника поймал дед Владимир доносчика, изобличил его и как резали нехорошего человека на части кайлами и лопатами, забрасывали по частям отработанной породой в разных частях шахты. Как передавали из рук в руки лезвие — чтобы все резали стукача, все оказались бы виноваты и никто не мог бы донести безнаказанно.
А после Кольки и Митьки, после деда Володи наступало темное время вечера, и закат превращался из пожара на полнеба в тонкую розовую полосу. Света почти не было, загорались огоньки — и вокруг, в других дачах, и там, вдали за рекой, за мерцающей подвижной равниной Енисея. Наступало время идти домой, подогревать на плитке приготовленное мамой, но и в это время можно было много чем заниматься: например, читать лежа в кровати. Мама этого не запрещала, но и не поощряла… С ее точки зрения, нечего было попусту тратить время! Лег в кровать? И нечего, спи… А тут еще и комары налетают на лампу! Нечего тут!
Правда, в лето 1997 года к детям заходил еще сосед, капитан ГИБДД и УВД, проверял, все ли в порядке у детей. Мама просила его заходить, потому что по дачам прошел слух — мол, слоняются по дачам бичи, воруют все, что только возможно, и вообще они опасны. А дядя Костя из ГИБДД и УВД отличился в марте, когда бичи затеяли снимать провода — хотели их сдать как лом цветных металлов. Дядя Костя тогда применил табельное оружие и, по его собственным словам, «осуществил задержание». Все видели, как дядя Костя — рослый, красивый! — вел этих двух жалких, дрожащих, и когда один из этих жалких кинулся в лес, дядя Костя встал в красивую стойку, выстрелил, и бич повалился с воем, обхватывая руками простреленную у колена ногу… В общем, дядя Костя как раз тот человек, который может уберечь детей от любых опасных неожиданностей, и дети с ним тоже с удовольствием общались. Это дядя Костя общался с ними очень торопливо; убедится, что все в порядке, улыбнется ослепительно и сразу уходит. Может быть, думала Катя, он спешил к своей невероятно красивой жене?
Уже наступил июль, середина лета, стояла жара, и почему-то на этот раз жара сопровождалась особенным оживлением в торговле шубами. Бичи и правда бродили вокруг поселка, угрожая благонамеренным гражданам, и Даша, как ни стеснялась дяди Кости и как ни запахивала халатик при его появлении, не забывала при каждом отъезде сходить попросить, чтобы пришел, проведал, проследил.
Да, бичи бродили вокруг, и очень опасные бичи. Матвеевы, например, ясно видели у себя на огороде какого-то незнакомого тощего мужика, который зачем-то бродил по хозяйскую сторону забора.
— Куда полез! Вот счас ружье принесу! — заорал на него Матвеев, и бич, как водится у этой братии, не ответил ничего, но удалился.
Стоял вечер, уже гас закат, и совершенно непонятно было, куда же может пойти бичуга ночевать?! Вроде бы в окрестностях не было никаких подозрительных домов, сомнительных убежищ и прочих мест, где могли бы поселиться бродяги. Впрочем, кто их знает? Может, они живут прямо в лесу? Может, их ни комары не пугают, ни сырость и роса по утрам? Холодно… А они, может, в ватниках и спят?!
Много толков шло в садах про нравы бичей, особенно после того, как и другие видели бичей поздним вечером. То у Васильевых кто-то по огороду шлялся всю ночь и спер три, да еще и помял три кочана капусты. То у Федоровых кто-то ломился на веранду, а крикнули — исчез!
Добропорядочные граждане, в поте лица выращивающие капусту, обычно очень не любят, когда их капусту кто-то топчет. Обычно в таких случаях почтенные трудящиеся люди заводят собак — если не все, то хотя бы некоторые из садоводов, чтобы в случае чего все могли бы сбежаться на лай.
Но тут оказалось, что то ли бичи завелись необычные, то ли собаки в садах какие-то странные. Скажем, как-то вечером за Граниным шел такой… Гранины только приехали, уже почти ночью, и Гранин сразу побежал за водой на родник. Набрал воды, а за ним и стал топать такой… Незнакомый и тощий. Но что характерно! С Граниным на родник ходила дворовая собачка, Фунтик. И этот негодный Фунтик, до сих пор служивший безотказно, вовсе не стал облаивать появившегося типа, а бросил хозяина и помчался с придушенным воем, влетел, поджав хвост, под кровать и выходить не собирался. И совестили его, и приманивали куриными косточками, и говорили с ним ласково… А Фунтик только поскуливал, колотил хвостом по полу, а выходить не желал.
Тип же так и шел всю дорогу за Граниным, молчал и ни разу не ответил ни на какие его ругательства и вопли. Гранин поставит ведро, сделает шаг в сторону бича — тот останавливается, ждет. Гранин, понятное дело, в темноте к незнакомому близко не подходит, метров с десяти начинает его костерить: мол, ну чего ты за мной тащишься?! Делать тебе нечего?! Надо тебе чего-то?! Так скажи, мол, Христа ради, чего тебе надо от меня?! Чего прицепился?! А бич так ни разу и не произнес ни звука и от Гранина не отставал. Только тот опять возьмет ведро, пойдет дальше, как опять бесшумно шагал за Граниным. Тому и страшно — кто знает, что у того на уме?! Особенно в низинах страшно, уже близко от дач, где совсем темно. Подкрадется вплотную, скотина, и что тогда с ним делать?! По виду здоровый мужик… Бросить ведро и сбежать побыстрее? А как бросишь, если вся семья пить хочет и суп надо варить на завтра?
