С тех пор каждую весну гробы всплывают, поплавают в пруду месяца два, покачаются на волне, потом тихо уходят под воду… Естественно, не все хотят верить, что это гробы. Мол, всплывают-то кочки! Только кочки…

Кочки?! Сам я видел это только на фотографиях, но среди этих «кочек» есть объекты с очень четкими геометрическими очертаниями. Другое дело, что торчат на поверхности воды только крышки гробов. Но правильные прямоугольники видны очень четко среди размытых очертаний кочек.

В некоторых отношениях город Боровск — совершенно фантастическое место, особенно для человека из Сибири. В Сибири как-то привыкли, что события русской истории происходили где-то далеко, совсем не там, где ты живешь. А в Боровске житель этого совершенно не музейного, никак не отсталого городка вполне может спокойно сказать:

— Видите памятник Ленину? Во-он там?

— Конечно, вижу.

— Когда строили памятник, снесли балкон у здания, к которому памятник стоит спиной: иначе поставить памятник было невозможно. Так вот, с этого балкона Наполеон смотрел на пожар Москвы.

— В 1812 году?!

— Ну конечно, когда же еще. После бегства из Москвы тут он вот и стоял и смотрел…

И ты поражаешься одновременно близости этой самой русской истории тому, что все это происходило вот тут, в том самом месте, где ты стоишь. И одновременно тому, что додумались же, снесли исторический балкон, чтобы воткнуть в городскую почву памятничек «разбойнику и шлюхину сыну»<Миронов А.Г. Апологетика бляжьего сына. // Знамя Романовых. Париж, 1968, 12 апреля.> Вовке Ульянову…

Или собеседник предлагает вам:

— Поглядите, вон, между домами… Да не там! Чуть правее, между торцом пятиэтажки и трансформаторной будкой! Вот-вот! Именно там была земляная яма, в которой умерли Феодосия Морозова (та самая боярыня Морозова, воспетая Суриковым) и ее сестра, княгиня Урусова.

И следует рассказ, как некий стрелец пожалел сестер, принес им хлеба и был тут же сменен и сослан подальше от Москвы, в низовые города, то есть в низовья Волги, в места тогда совсем дикие и малонаселенные.

А другие солдаты прямо говорили сестрам, что жалеют их, но хлебца принести боятся: их непременно накажут. Но когда Феодосия Морозова умирала, солдаты все-таки постирали ей рубаху, чтобы она могла в чистом предстать перед богом.

И все это происходило прямо вот тут, между торцом пятиэтажки и трансформаторной будкой.

В нескольких километрах от Боровска лежит стариннейший Пафнутьевский монастырь, основанный еще в XV веке святым Пафнутием Боровским, одним из самых почитаемых святых Русской православной церкви. Интересно, что Пафнутий был внуком баскака, поставленного когда-то собирать дань с Боровска и окрестных земель. Баскак крестился, женился на русской… с ним произошло то же, что с варварами в Италии, с гиксосами в Древнем Египте, с маньчжурами в Китае… Впрочем, примеры приводить можно очень долго. Одним словом, род баскака укоренился в более цивилизованной стране, стал русским православным родом, и в третьем колене от баскака дал знаменитого святого.

Этот монастырь хорош в любом ракурсе, со всех сторон он производит сильное впечатление. На вкус и на цвет товарища нет, но мне больше всего нравится вид монастыря с самой, казалось бы, невыигрышной стороны: от источника с водой, которая считается целебной и священной. Особенно хорошо бывать тут в тихие зимние дни. Пасмурно, пробрасывает снежок, невероятная тишина, словно снег поглощает все звуки. Еле-еле шумит поезд — тихий-тихий звук, на самом пределе слышимости. Лает собака, и кажется, что совсем рядом… А на самом деле — в нескольких километрах.

Осеняешь себя крестным знамением и пьешь ледяную в буквальном смысле, со звенящими льдинками воду, от которой ломит зубы, а губы и горло ничего не чувствуют, словно под анестезией… И медицинский термин «замораживать» приобретает вдруг буквальный смысл. Вот они, стены монастыря, поднимаются почти что из воды рва, и по верху везде идут бойницы. И снизу бойницы, сделанные так, чтобы и захватив их, враг не мог бы стрелять внутрь монастыря. Но чтобы и прорвавшись к самым стенам, враг получил бы в упор новую порцию свинца из этих нижних бойниц.

Почему-то отсюда, от источника, как-то особенно легко представить себе, как брали монастырь люди Речи Посполитой в 1610 году, как пытались его взять в 1616 году, пытаясь посадить королевича Владислава на московский престол. Ржали лошади, кричали люди, бухали ружья и пушки, а сейчас вот — невероятная тишина русского зимнего дня. Покой, тишина, легкий снежок крутится от ветерка.

Пафнутьевский монастырь превращали то в МТС, то в склад горючего, а то построили на территории монастыря общежитие для студентов сельскохозяйственного техникума. Нелепое, тупое и казенное, торчит до сих пор это общежитие, невероятно контрастируя с благородными историческими постройками. Только после 1991 года началось восстановление монастыря. Среди прочих людей, монахами стали и несколько ученых из Обнинска (этот известнейший научный центр лежит в двух часах езды от Боровска).

С эпохой восстановления монастыря связаны две истории.

Во-первых, монахи по ночам не раз видели тень, которую отбрасывает на стене кто-то в длинной одежде и в высоком колпаке. Но тень видна, а сам человек — нет, и после того, как тень подвижется по стене, оказывается сделана сама собой какая-то часть работы. Монахи (и не они одни) считают, что это сам святой Пафнутий помогает им.

А вторая история… как-то подрядчик обманул монахов, продал им гнилую муку. Шел 1993 год, страна лежала в полном разорении и, конечно же, купить хорошей муки было уже не на что.

Так вот, из этой гнилой муки испекли ароматный, удивительно вкусный хлеб. Испекли не один раз, в том-то все и дело! Двое жителей Боровска независимо друга от друга рассказывали мне, как монахи показывали им это чудо: давали понюхать и подержать в руках гнилую муку, а потом на глазах свидетелей пекли из этой муки хлеб. И кормили обалдевших людей вкусным, душистым хлебушком.

Можно верить или не верить в Бога, почитать или не почитать святого Пафнутия, но вот хлеб-то из гнилой муки получается душистым и вкусным! Это обстоятельство, боюсь, уже переходит из разряда веры в разряд надежно установленных и проверенных фактов.

Большая часть сельских историй про нечисть, которые доводится слышать в современной Сибири, удручающе однообразна и так же удручающе недостоверна. Как правило, все эти истории вращаются вокруг приключений разных людей в бане.

Классическая история связана всегда с тем, как «моя мама» или «моя бабка» пошли в баню, а на них из-за печки напали черти и потащили. Мать им говорит: на мне же, вот, крест висит и поясок святой есть, что же вы меня утаскиваете?! Они и говорят, черти: и правда, мол, поясок есть и крест висит. Ну, и перестали тащить, оставили.

Если спросить, неужели мать или бабушка рассказчика так преспокойно и домылась после всего этого ужаса, после того, как черти ее схватили и тащили куда-то, то оказывается — рассказчик как-то и не думал об этом… Ну, и возникает сомнение, что эта история подлинная.

А вот одна история произошла в наше время, в деревне Чехово, которая лежит в Восточном Саяне, примерно в 70 километрах от Нижнеудинска, в одном из самых глухих и суровых уголков всей Восточной Сибири. В Чехово постоянно живет не больше 500 человек, а еще несколько десятков людей приезжают летом к родственникам.