Хотя, справедливости ради, на какое-то время бич вроде бы исчез, — о нем, по крайней мере, ничего не было слышно.

Позже выяснилось, что ближе всех познакомились с бичом как раз младшие Горшки. Где были старшие — история умалчивает, но вот зашел как-то тощий дядька к ним в домишко и вывалил на стол несколько капустных кочанов. Так прямо и вывалил, а сам стоит и качается.

— Дяденька, пошли с нами чай пить!

Стоит, качается. Не отвечает.

— Дяденька, ты выпил, что ли?!

А он все молчит… постоял, покачался, и ушел.

В другой раз пришел, принес полведра молодой картошки. Допустим, догадывались Горшки, что картошка украдена у Федоровых, но, как нетрудно понять, отдавать картошку не пошли. И опять стоял, качался и молчал. Горшки с ним пытались беседовать, даже вроде теребили, тащили куда-то. Бич и не подумал пойти, куда звали, молча повернулся, вышел и мгновенно пропал невесть где.

Появился через два дня, принес Горшкам конфет — целый кулек. Да между нами говоря, одна из задушенных кур Феклы Степановны тоже попала к Горшкам, и ее тоже не стали никуда относить… Дети подсунули курицу маме, а та попросту ощипала ее и стала варить на курице бульон, а потом борщ.

В общем, это был полезный бич, и особенно для молодежи.

Постепенно юные Горшки стали даже ждать визитов своего благодетеля, гадали, откуда бы он мог приходить, и когда он появлялся, не знали, под какую божничку посадить. Тот, впрочем, и не садился, а только стоял, покачиваясь взад-вперед, молчал и редко проводил в доме больше нескольких минут.

Вот эти визиты бича к Горшкам и были той страшной тайной, которая объединяла Горшков и Катю с Мишей. Неказистая тайна? Как сказать… Дети вообще любят тайны, особенно тайны от взрослых. А это была тайна даже лучше очень многих детских тайн. Как-никак, о бичах шумело все садоводство; весь мир взрослых — тот самый, от которого так сладки тайны. Но вот мир взрослых не знал, что один из бичей ходит к Горшкам, а Миша и Катя это знали.

Узнали они тайну случайно, когда как-то шли с камней на Енисее; было уже почти темно, и на фоне гаснущего неба дети увидели тощего человека, который входил в дом Горшков. После этого не зайти к Горшкам было совершенно невозможно, и дети тут же и зашли. Ничего такого уж потрясающего они не увидели — какой-то странный, болезненно-тощий мужик, очень смуглый, с изуродованным, свернутым набок лицом. Одет он был в рваную, под цвет тела, рубаху и такие же бесформенные, нелепые штаны. Мужик ничего не говорил, и потом Горшки объяснили — да, мол, ничего и никогда не говорит. Бич исчез почти сразу, и дети остались одни в теплой компании Горшков.

Уже в августе, в самое звездопадное время, развернулись события, поставившие в этой истории точку.

Даша и в августе торговала шубами довольно часто, но только что-то у нее не очень хорошо получалось. Приезжала она уже не такая веселая, как в начале лета, а оставаясь в дачном поселке, иногда плакала, — когда думала, что ее не видят дети. А дети чаще всего видели или догадывались.

В этот день Даша тоже уехала в город, чтобы вернуться только завтра. День был дождливый, сумрачный. Темнеть начало рано, и никто, даже дед Владимир, не потащился на камни. Катя с Мишей все-таки пошли, а когда налетел очередной шквал с дождем, спрятались в лодочный сарай; сарай не протекал, в нем было свалено тряпье, и дети пригрелись и заснули. Так получилось, что только впотьмах они засобирались домой.

Вечером того же дня, уже в синие сумерки (а дети как раз собираются домой), Оксана Громова увидела, как тощий мужик входит в домик Горшков. Истина не пришла, да и не могла прийти девушке в голову. Конечно же, она решила, что бич вовсе не принес что-то Горшкам, а заявился что-то спереть… Инстинкт подсказал девушке, что это тот самый бичуга, который так напугал ее и Юру Лифантьева две недели назад.

Заорать на все садоводство? Уйдет… Или возьмет в заложники, перережет всех Горшков. Умная Оксана быстро кинулась к самым грозным людям, которых знала, — к Степану Петровичу и дяде Косте из ГИБДД. К счастью, оба были дома и даже находились в одном доме. Дядя Костя с красавицей женой как раз выходил от Степана Петровича. У дяди Кости оружие всегда при себе, Степан Петрович сорвал со стены свой дробовик.

Бич вышел из домика Горшков, на этот раз хорошо видный — еще не так сильно стемнело.

— Стой, стрелять буду!

Но высокая и тощая фигура уже исчезала вдали, за поворотом. Как и обычно, бич шел широкими шагами, ни на кого не обращая внимания. Он шел по дороге, спускаясь к реке Караулке. Оттуда есть ход на камни, а можно дальше идти по дороге, в сторону стационара технологического института. На этот раз защитники садоводства догоняли преступника: он так и шел широким шагом, очень быстро, но они-то бежали во всю прыть, потому что хорошо видели, кого догоняют.

Бич свернул по тропинке в сторону кустов. От Степана Петровича и дяди Кости его отделяло от силы метров двадцать.

— Стой, стрелять буду! Не шутим!

Тут бич внезапно встал и повернулся к преследователям лицом.

— Стой, стрелять буду!

А тот стоит, покачивается, молчит. Так они и стояли какое-то время друг против друга, а потом Степан Петрович пробежал немного вперед и поднял ствол ружья:

— Лучше стой, негодяй! Все равно тебя не отпустим!

Ни звука не произнес бич и продолжал так же странно раскачиваться, а потом вдруг пошел прямо на Степана Петровича. Пошел так же уверенно, быстро, широко шагая, как только что удалялся от преследователей.

— Ах, ты так?!

И Степан Петрович опустил дуло, выстрелил бичу по ногам. Длинный сноп огня на мгновение выскочил из дула. Потому что стрелял Степан Петрович допотопным черным порохом, из старых запасов, а громыхнуло так, как может громыхнуть в узкой лощинке, да еще в промытом воздухе, после дождя. Ударом картечи бича развернуло, отбросило от тропинки. На какое-то мгновение он припал на раненые ноги, почти сел, но тут же вскочил и пошел на Степана Петровича. При этом бич не издал ни звука, и походка его ни капельки не изменилась.

— Стой! — на этот раз орали оба.

Бич шагал, как будто заведенный.

И тогда Степан Петрович выстрелил из второго ствола, с расстояния меньше трех метров. Громыхнуло чуть менее страшно, потому что во втором-то стволе была пуля. Центрированная пуля весом 9 граммов, на крупного зверя, и сразу за выстрелом раздался странный скрипящий звук, который невозможно описать, — звук пули, разносящей череп. Бич полетел на землю, трепыхаясь, как тряпичная кукла, и дальше всего у него была закинута голова, потому что пуля ударила над переносицей и снесла все, что находится выше.

Эхо замирало за стволами, а тучи вроде чуть-чуть разошлись, и даже стало чуть-чуть светлее.

— Лихо вы его! — бросил дядя Костя, сунул револьвер в кобуру… И тут же выхватил обратно, руки бича шарили по траве, ноги мерно двигались, как будто он куда-то шел.

— Кто кого лихо!

Голос у Степана Петровича стал вдруг низким и хриплым, совсем не такой, как обычно. А бич продолжал странно двигаться — бесцельно, непонятно, неприятно.

Дядя Костя подходил к лежачему, и надо было видеть, как он шел: классическая поза, сторожкость в каждом движении, наготове оружие… Ноги бича стали дергаться как-то еще более странно, вроде в стороны, да еще стали мелко вздрагивать. Дядя Костя подошел вплотную, взглянул…

— Степан Петрович, подойди…

Голос у дяди Кости тоже изменился и стал странным.

Дяди, конечно, не знали, что все это время дети стояли, а когда пошла стрельба — присели в траву за кустами, метрах в двадцати — двадцати-пяти от того места, где упал бич. Они все видели и, естественно, очень хорошо слышали все разговоры убийц.

— Никто все равно не поверит… — сипло сказал Степан Петрович. — Хоть это предъяви, а не поверят.

И он вяло ткнул рукой в лежащее на земле тело.

— А как я обо всем начальству доложу? — Голос дяди Кости стал даже не странный, а жалобный. — Всегда думал, что так не бывает…