— Я действительно встречала там множество землян, почти все — мои ровесники: 15–16 лет, но я общалась именно со своими сверстниками. Нередко создавались игровые ситуации, когда нам меняли и возраст, и облик, и даже пол. Например, я несколько раз была в образе мужчины. У каждой группы был куратор. Из этих…

— Из каких — этих?

Надежда выразительно посмотрела на меня, явно не желая называть своих кураторов пришельцами. Я догадался, что, вероятно, разговор у нас тоже не тет-а-тет, а с невидимыми свидетелями.

— Как выглядел куратор? Он тоже мог быть мужчиной, женщиной?

— Как угодно. Совершенно стандартная внешность. Одежда обычная: водолазка, джинсы, если женщина — платье или брючный костюм… Возраст — от 25 до 30 лет, не больше.

— Почему вы относите их к инопланетянам?

— Они сами нам говорили. Правда, они говорили, что не входят в КОН — коалиционный отряд наблюдателей, но свою программу с нами они выполняют по согласованию с ним.

— А как вы лично определяете своё состояние? Вы в ментальном слое или в астральном?

— Честно говоря, я не знаю, что это такое, — задумалась Теплова. — Понимаете, когда это только-только начиналось, я думала, что это просто сны. Я ложилась спать, и начинался какой-то очень интересный сон. Потом я стала различать, что это вроде и не сны, потому что в реальности начинаешь ловить отголоски того, что происходило с тобой «там». То есть, например, во сне обыгрывается какая-то ситуация, а через два дня она воспроизводится в жизни, но не полностью, а звучат какие-то реплики, разговоры из сна.

— Как выглядели ваши партнёры по игре? Они же были постоянными…

— У каждого был… — она задумалась, — свой код. И ещё у нас были клички, настоящих имён мы не знали. К примеру, мой муж был Сэмом, а на самом деле его зовут Валентин. Другого звали Гарри, я — Нэнси… Ну, в подростковой среде так обычно и бывает, с кличками… Я прошу не называть их настоящие имена. Этим нечаянно нам можно навредить.

— Хорошо, но как же вы нашли друг друга в реальности, если визуально чётко не идентифицировали никого? — недоумевал я.

— А как сходятся люди, когда встречаются? Возникают какие-то симпатии, как будто ты его уже знаешь давно. Во всяком случае, первым меня узнал-вычислил Равиль. Я стою в толпе абитуриентов и вдруг вижу: между нами словно возникает тоннель. «И всё: я пошёл к тебе прямым ходом», — рассказывал потом Равиль. Вот так я встретилась и с другими членами группы — по какой-то взаимной симпатии. А проще — нас свели… К примеру, я училась и не собиралась замуж, но мне однажды в контакте сказали, что наступают плохие времена, и мне срочно надо сменить имя и место жительства. Это был 1991 год, и у них там, в их мире, происходило что-то нехорошее, тревожное. С ещё одним членом нашей группы, Русланом, мы поддерживаем отношения до сих пор. Сейчас он руководит фирмой, женат, имеет двойню. Мой муж работает администратором в его фирме, у нас дочь.

— Ваши слова в письме о потенциальных «бомбах», ждущих своего часа, — не случайны? У вас не исчезает ощущение, что «час Х» может наступить? Это вас пугает? — продолжил я расспросы.

— Да, это меня пугает… Я не знаю, с чем именно катавасия на Земле будет связана. Может, природные катастрофы, может, политическое противостояние… Во всяком случае из разговоров с «ними» получается, что сейчас складывается ситуация, как перед Второй мировой войной. Накануне. Возникает какое-то мощное противостояние. Возможно, мировой терроризм — это один из фактов, как спусковой механизм. Кстати, не думайте, что это противостояние только между людьми. Нет! Они ещё и сами вмешиваются во всё это. Их системы… И я не знаю, каковы их истинные цели. А когда я не знаю, поневоле начинаю опасаться. Да, у меня чувство, будто мы накануне…

— Что бывало необычного в ваших снах?

— Ну, например, частая ситуация… — задумалась на мгновение Надежда. — Жизнь на развалинах, и мы должны спасать кого-то. Иногда сразу задаётся вводная: такая-то страна, такой-то год, должны сделать то-то и то-то. Годы могли быть разные — и минувшие, и будущие. Чаще речь шла о выживании. Естественно, и о самоспасении. Если ты сам не выживешь, ты, разумеется, никого и не спасёшь. Кстати, хотите взглянуть на ребят из нашей группы? — Надежда полезла в сумочку и достала несколько чёрно-белых фотографий.

На них были молодые улыбчивые юноши и одна девушка. Один чернявый, судя по всему, Равиль. Другой, Руслан, очень напоминал мне молодого Николая Ерёменко, артиста, сыгравшего главную роль в фильме «Пираты ХХ века». Очень симпатичной выглядела сама Надежда — смеющаяся, задорная, с развевающимися непослушными локонами… «А вот мой будущий муж», — указала она на высокого юношу с густой копной волос на голове. «Интересно… все такие заметные, незаурядные ребята, — подумал я. — Словно нарочно выбирали».

— Вы писали, что после обучения пробовали искать тех, кто был там с вами, и с десяток человек нашли. Как вам это удалось?

— По-разному. Вплоть до того, что я давала объявления в газеты и указывала какие-то кодовые слова, а люди потом реагировали на них.

— Какие кодовые слова?

— Ну вот, всё вам расскажи… Нет!

— Но что вас подталкивало писать такие объявления?

— Мне хотелось знать истину. Что было с нами? Ведь ни о чём подобном я нигде не читала и не слышала. Да, мы вчетвером встретились, мы нашли друг друга. Но этого мало! У меня в то время было боевое настроение, я искала доказательства работы с нами, искала правду. И люди откликались! Немногие, но откликались! Один парень был из Прибалтики, девушка — из Казахстана, но она к нам не имела отношения, просто была некоторое время в той системе. Одна из Белоруссии. Ещё двое мужчин… Они утверждали, что с ними происходило то же самое, что и со мной. Реакция этих людей была такая: они проявляли ко мне интерес, заставляли высказаться, а потом говорили: «Слава богу, со мной всё в порядке!» И… прощались!

— Вам после окончания «небесного колледжа» выдали нечто вроде диплома?

— Нет. Сказали просто: «Спасибо, учёба заканчивается. Вы свободны». И всё. Но иногда, в сложных ситуациях, я с ними советуюсь. И подсказки приходят.

— Вас интересует их мнение?

— А куда мне от этого деться? Я знаю, что могу делать всё, что угодно, но будет так, как скажут они. Правда, я обращаюсь к ним только в самых крайних случаях. Вот и сейчас, почему я с вами сижу и беседую? Я им обещала…

— Как?! Они санкционировали встречу?!

— Да, они посоветовали не уклоняться от этой встречи.

Я не знал, что на это сказать… Было немного тревожно — чувствовать себя словно под колпаком. Немного позже мы попрощались, договорившись, что Надежда отыщет на антресолях свои записи о тех снах — она их иногда делала: то ли для себя, то ли для памяти… Сейчас Надежда надеется, что «час Х» всё-таки никогда не наступит и их знания не понадобятся»…

Боюсь, что Надежда напрасно тешит себя такой мечтой. Те, кто её и сотоварищей готовил к некому «Х»— часу, знают, что он неизбежно наступит. К тому же и в «Агни-Йоге» есть предупреждение: «необходимо подготовить духовное сознание (людей) к большим земным переворотам». Вот только бы знать точно: когда они наступят?

К моим исследованиям Окунёвского феномена отношение со стороны журналистов и омских учёных, увы, не однозначное. Думаю, если бы мне удалось раскопать один из восьми окунёвских объектов, находящихся под землёй, то весь тот поток инсинуаций, который сейчас изливается с газетных и журнальных полос, немедленно прекратился бы. Но нужны большие деньги для того, чтобы добраться до этих загадочных объектов. Сейчас уже к исследованию Окунёвского феномена подключился Институт национальной безопасности. Но я также намерен продолжать исследования. Кроме того, постоянно стараюсь привлечь к участию в научных исследованиях других учёных. Летом 2006 года в Окуневе и на озёрах побывал известный исследователь аномальных явлений природы, действительный член Академии информатизации при ООН Геннадий Степанович Белимов.