От Дивирги до Илича по горной дороге – 80 километров. Полдня потребовалось, чтобы выгрузиться, привести полки в порядок и выдвинуться. Шли максимально быстро и дошли до нового промежуточного пункта назначения вечером третьего дня. Календарь меж тем показал 19 число. Седьмой день войны. Еще до начала непосредственных боестолкновений дивизия уже потеряла 217 человек травмированными, заболевшими и отставшими. А может – дезертировавшими.

В городе Илич дивизию самым неожиданным образом ждал транспорт – в кой это веки штаб отработал как надо и новой проволочки не случилось. Генерал планировал по началу грузится и выезжать утром, чтобы в темноте не ломать себе ноги, но служащие железной дороги его переубедили. Ночью гораздо проще прорваться.

– В каком смысле прорваться? – удивился Елсин Алтай.

– Днем мы ехать не будем, – уверенно заявил главный в поездной бригаде. – Русские уже близко, их самолеты днем регулярно летают вдоль путей и охотятся на локомотивы. Да и вагоны обстреливают. А ночью можем проскочить до Эрзинджана. Там хоть какое-то зенитное прикрытие. Поэтому грузитесь как можно быстрее, господин генерал. И да хранит нас всех Аллах.

Аллах не сохранил: проскочить не получилось. Да и, по правде говоря, шансов было мало. Ветка Илич-Эрзинждан петляя вдоль Ефрата, текущего по дну длинного ущелья, на своем пути с десяток раз этот самый Ефрат пересекала, и вероятность того, что все эти небольшие мосты окажутся целыми, была не слишком велика. Разрушенным оказался небольшой мост недалеко от селения Сурек в полутора десятках километрах от Эрзинджана.

Выгружаться на насыпь посреди поля – то еще приключение. Если пехоте особой разницы нет, то выгружать артиллерию и особенно лошадей задача не из простых. Впрочем, и ее решили: нашли местных, реквизировали доски, сделали пандусы. При этом, однако, повредили одно орудие – не критично, но в поле не починить, поэтому пришлось бросить – и несколько лошадей из мобилизованных перед войной чего-то испугались, бросились вперед и закономерно поломали ноги, скатившись с насыпи.

Выгрузка заняла весь день. Уставшие люди, уже две недели, находящиеся в пути, ползали под палящим августовским солнцем как разморенные мухи и только близость к промежуточному пункту назначения, коим являлся крупный (относительно) город Эринджан, и где можно было поесть горячей пищи, помыться, почиститься и отдохнуть, хоть как-то стимулировала солдат шевелить руками и ногами.

Генерал стоял в отдалении, благо самому командовать выгрузкой необходимости не было, смотрел на все это и ужасался. Заканчивался восьмой день войны, а он с подчиненной дивизией даже до фронта не может добраться. Две недели он воюет с дорогами и не понятно выигрывает или проигрывает. В любом случае весь этот бардак действует на людей деморализующее.

Из задумчивости генерала вывели крики людей. Стоящие вокруг офицеры что-то пытались рассмотреть в небе, Алтай тоже обратил свой взор ввысь. Там на фоне голубого безоблачного неба виднелась две черных точки самолетов. Сомнений в том, чьи это могут быть самолеты у окружающих не было, поэтому генералу только и оставалось как отдать приказ:

– Приготовиться к отражению воздушной атаки.

Вряд ли разведчики летают парами.

Вот только какими зенитными средствами обладала турецкая пехотная дивизия в 1941 году? Прямо скажем – небогатыми. Кроме пулеметов Максим – или его немецкого аналога MG08 – на зенитном станке, зенитный дивизион артиллерийского полка был укомплектован десятью 40мм орудиями Bofors L60. Вот только выгружено из них было только четыре, да и находились они в хвосте состава, то есть почти в километре от штаба.

– Надо было Бофорсы первыми выгружать, – озвучил начштаба мысль, пришедшую в голову каждому из присутствующих офицеров.

Тем временем пара самолетов увеличилась в размерах достаточно, чтобы их можно было опознать.

– Кто-нибудь знает, что это за самолеты?

– Что-то с двигателем жидкостного охлаждения. Значит не Рата. Возможно, ЯК или ЛаГГ.

– И чем это нам грозит? – генерал повернул голову к одному из штабных, неожиданно оказавшемуся знатоком вражеской авиации.

– Пулеметы, пушки 20 миллиметров, бомб быть не должно, – пожал плечами тот.

Истребители сделали круг над головой растянувшейся по ущелью дивизии, а потом резко пошли на снижение. На консолях крыльев загорелись огоньки, и спустя секунду донеслись звуки длинных пулеметных очередей.

Пехота внизу начала в панике разбегаться. Генерал покачал головой: качество личного состава оставляло желать лучшего. Впрочем, он был прав лишь отчасти – побежали далеко не все. Большая часть повинуясь приказам офицеров задрали винтовки в небо и принялись по команде залпами отправлять порции свинца навстречу штурмующим их самолетам.

Как бы подтверждая, что не все так плохо снизу заработал зенитный пулемет, а еще через несколько секунд откуда-то из хвоста дивизии в направлении русских рванула очередь зенитных снарядов бофорсов. Попасть с такого расстояния было, конечно, сложно, но с курса русских сбить удалось. Пара истребителей вильнула в сторону, после чего развернувшись на 180 градусов отправилась восвояси.

– Доложите о потерях, – бросил генерал, когда самолеты скрылись за вершинами соседней гряды. – Плохо все это.

– Что плохо, господин генерал? Вроде нормально отбились.

– Плохо то, – генерал повернулся к своему начштаба, – что теперь русские знают, что мы здесь. Выгрузиться мы до темноты не успеваем, идти ночью – половина людей поломает ноги. А завтра утром нас могут поймать на марше. И это будет уже не пара истребителей.

– Заканчиваем с выгрузкой как можно быстрее и сразу устраиваемся на ночлег. Всем отдыхать. Завтра подъем до рассвета, чтобы выступить с первыми лучами солнца. Попробуем проскочить. Вдруг на этот раз повезет больше.

И действительно повезло.

В этот вечер 20-ю дивизию больше никто не потревожил. Турки спокойно закончили выгрузку обозов, и, переночевав выдвинулись дальше. Начали движение еще, по сути, в темноте. Пятнадцать километров до Эрзинджана прошли за не полных пять часов.

Эскадрилья штурмовиков, направленных для нанесения удара по разведанной пехотной дивизии и прилетевшая на место за час до полудня, оную не обнаружила. Покрутившись над ущельем, штурмовики прошлись огнем по аэродрому соседнего города – который и до того по правде уже был в плачевном состоянии – разбомбили пару мелких мостов и отправились назад, подловив на обратном пути какую-то небольшую группу турецких военных, двигавших по им одним известным делам. Можно сказать, что турки оказались не в то время не в том месте. 12 штурмовиков Ил-2, заходящих на тебя, когда тебе и укрыться негде – вокруг голые склоны – это страшно.

Расстреляв боекомплект самолеты удалились, оставив после себя только трупы, но солдаты 20-й дивизии всего этого не знали. Не знали они и то, что отдых, на который они так рассчитывали откладывается. Или скорее отменяется. На фронте был полнейший армагеддон.

Карс пал на третий день войны. Где-то там в районе границы остались 51 и 67 дивизии. Русские на востоке уже вплотную подошли к Эрзеруму и обстреливают укрепления города из ствольной артиллерии. По другому направлению они уже вышли к берегу озера Ван. На севере с Трабзонского плацдарма, на который были высажены тяжелые танки, стальные реки растеклись во все стороны. На берегу, зажатая с двух сторон советскими войсками, а с моря обстреливаемая кораблями Черноморского флота капитулировала 48 пехотная дивизия.

Ко всему прочему Советы, видимо впечатлившись успехом Трабзонского десанта, попытались провернуть аналогичный трюк в Самсуне и Зонгулдаке. В Самсуне получилось почти так же легко, как и прошлый раз. Береговая оборона была подавлена с воды и с воздуха и советские морпехи прошли как по проспекту.

А вот в Зонгулдаке красные здорово умылись кровью. Этот порт всегда был стратегически важным сначала для Османской империи, а потом и для Турецкой республика, поэтому и береговая оборона там была покрепче и войск побольше и служба была поставлена лучше. А минное поле было управляемым. Поэтому полюбившийся советским морякам трюк с прорывом прямо к пирсам на мелкосидящих скоростных катерах тут провалился.