13 августа Ле Фигаро вышла с заголовком – «Второе чудо на Марне!», сравнивая ситуацию 1941 года с ситуацией года 1914. Тогда тоже удалось остановить стальную поступь немецкой армии в преддверье Парижа. Новость вызвала всеобщее ликование. Уставшие от плохих новостей и общей гнетущей обстановки, люди выходили на улицы, праздновали, радовались как дети.

Французский генштаб в этот момент попытался закрепить успех и контрударом с двух сторон подсечь немецкий клин, окружив таким образом войска СС под Парижем. Благо после переброски двух десятков дивизий наступательная способность вермахта явно снизилась на столько, чтобы не ожидать от немцев каких- либо сюрпризов.

На самом деле этот контрудар планировался союзниками в независимости от успеха обороны на Марне и состоялся бы даже если бы немцы вошли в Париж. В некотором смысле это было бы даже лучше – чес дальше отрываются танковые части от своих тылов, тем проще их отсечь. Впрочем, намеренно отдавать столицу де Голль, конечно, не собирался. Париж не Москва, а де Голль не Кутузов.

Утром 15 августа союзники перешли в контратаку по всему фронту. Основной удар с юга наносили третий и четвертый танковые корпуса, объединенные в качестве эксперимента в первую танковую армию. По сути, сюда собрали все танки, которые получилось достать. Второй корпус после Жарни представлял из себя одни ошметки, а первый еще с майских боев в Бельгии пополнить танками до штата так и не получилось. Как бы французы не старались, но их промышленность не успевала удовлетворить все потребности армии в боевой технике.

1 танковая армия наступала от Шалон-ан-Шампань на север, в попытке отрезать немцев восточнее Реймса.

На встречу ей наступали англичане. В их распоряжении из подвижных соединений было всего три танковых и одна моторизованная дивизия – по сути крупный танковый корпус. Англичане ударили от Ирсона на юго-восток в сторону Седана.

Отличный план, и, если бы он удался в огромный котел в районе Реймса угодил бы не только 1 танковый корпус СС – а это не много не мало почти 60 тысяч человек – но и несколько пехотных дивизий вермахта, державших фланги прорыва. Отличный, но слишком уж читающийся. А, как говорил Александр Васильевич Суворов – что бы победить, нужно удивить. На этот раз удивить не получилось.

Немцы начали отводить вырвавшиеся вперед части еще за четыре дня до начала французского наступления, поэтому к 15 августа подвижные части уже успели проскочить Реймс и непосредственно принять участие в отражении контратаки союзников. Вместо окружения, получилось еще одно встречное танковое сражение. Вот только здесь и сейчас союзников было просто больше: больше танков, только самолетов и больше пехоты. А Бог, как известно на стороне больших батальонов.

В итоге, контрнаступление, которое могло бы переломить ход войны окончилось, по сути, пшиком. СС-овский корпус успел проскочить, до того, как клешни сомкнулись. Удалось разгромить и окружить остатки двух пехотных дивизий, которые после непродолжительного сопротивление успешно сдались.

Боевые действия закончились в середине сентября, когда линия фронта практически вернулась туда, откуда началось последнее немецкое наступление. Почти. Километров тридцать вермахт сумел за собой оставить. Огромное достижение по меркам Великой Войны, которое в стратегическом плане значение имело около нулевое.

На этом активная война на Западном фронте в 1942 году закончилась. В течении октября, вернув отдохнувшие в Генерал-губернаторстве дивизии, немцы провели ряд «операций местного значения», который значительно на общую картину не влияли. Обе стороны выдохлись и нуждались в передышке. В ноябре зарядили дожди, а потом земля укрылась белым покрывалом. Снег скрыл следы шрамы от войны, реки покрылись льдом, плохая погода приковала к земле самолеты.

В ближайшие месяцы самые интересные события будут происходить не здесь, но об этом еще никто не знал.

Турецкая республика, сентябрь-октябрь 1941 год

По улице гремя траками и выпуская черные облака дыма, катились тяжелые танки с красными звездами на башнях. Дула орудий недоверчиво заглядывали в окна домов, выискивая там потенциальных врагов, но все было спокойно. На сколько вообще может быть в городе, в который входит вражеская армия, после того как оттуда бежало правительство и части, которые этот самый город должны были оборонять. На броне танков, прикрывая стальные машины от всяких неожиданностей типа противотанковой гранаты, брошенной из подковырни, сидела пехота. Сидеть на броне, под которой работает могучий дизель, а сверху дополнительно пригревает вполне горячее еще в это время года солнце – то еще удовольствие. Но все же лучше, чем идти пешком.

Улицы были совершенно пусты. Все, кто не сбежал – попрятались, не ожидая ничего хорошего от захватчиков. Однако Красная армия их в этом деле разочаровала. Никаких грабежей или других непотребств не последовала. Советская пехота последовательно брала под контроль город. Согласно заветам Ильича – телеграф, вокзалы – мостов в городе не было – правительственные учреждения, банки, арсенал, прочие критично важные точки.

21 сентября советские танки вошли в Анкару. Вместе с танками в столицу свежеобразованной Турецкой Народной Республики въехало правительство этого государства. В этот же день между ТНР и СССР было подписано перемирие.

Новый глава республики и первый секретарь Коммунистической партии Турции Шефик Хюнсю Деймер обратился к войскам с призывом остановить бойню и сложить оружие. Нельзя сказать, что это привело к моментальной остановке боевых действий. Исмет Иненю, переехавший с правительством в Стамбул выступил по радио с призывом не подчиняться «русским марионеткам», сражаться до конца и не жалеть ни своей не вражеской жизни. И хотя всем было понятно, что война потихоньку двигается к своей логической развязке, «законное правительство» капитулировать не желало. Возможно, они действительно верили в вероятность если не выиграть войну, то по примеру финнов нанести врагам такой урон, который позволил бы заключить мир на более-менее приемлемых условиях. А возможно, все дело было в эмиссарах одной островной страны, которые обещали разобраться с СССР после окончания войны с Германией, а до того предлагали убежище и возможность сформировать правительство в изгнании, но требовали, в свою очередь, бороться с красными до последней капли крови турецкого солдата.

Таким образом, война продолжалась. Но теперь это как бы была не Советско-Турецкая война, а как бы внутренняя, гражданская война между ТНР и ТР. Из пленных захваченных ранее под присмотром советских инструкторов сформировали две легкопехотные бригады – 1 и 2 народные и отправили их на передовую.

Вот только из турецких войск, которые все еще оставались лояльными Исмету Иненю и Турецкой Республики как будто вытащили стержень. Уже совсем не так стойко они оборонялись, практически перестали ходить в контратаки, участились случаи дезертирства, а то и просто перехода на сторону ТНР.

Собственно, последнему ефрейтору стало понятно, к чему идет война, и сколь исчезающе малы шансы на победу. Ну а патриотизм – что же, перефразируя известное выражение: он приходит и уходит, а жить хочется всегда.

28 сентября красная армия вышла к Средиземному морю в районе Мерсин. На этом направлении противник уже почти не оказывал сопротивления. Все те, кто сильно хотел сложить голову уже сложил в боях за столицу. Те, кто хотел сбежать – имел недалеко сирийскую границу, контроль за которой со стороны Франции вследствие нехватки сил был ослаблен до предела. Те же кто еще на что-то надеялся сейчас двигались на северо-запад, в сторону Стамбула. Дабы не дать утвердить крест над Айа Софией.

А 1 октября история сделала причудливый поворот. Войну Турецкой республике объявила Греция, под шумок решившая откусить кусочек и себе.

Согласно Гегелю, история повторяется дважды, первый раз в виде трагедии, второй – в виде фарса. Это был как раз тот случай, когда все с самого начала превратилось в фарс.