– Что думаешь, Вячеслав, впечатлились немцы? – Сталин продолжая махать тихонько обратился к Молотову.

– Думаю, что за последний год – это далеко не первое, чем мы их удивили. Уверен, Турцию он нам не простит. Да и наш приход на Балканы в целом. Они сюда столько сил вложили. – Так же одними губами ответил наркоминдел.

– Вот и я думаю, что нужно нам от Гитлера всяких неприятностей ждать. Хотел тебя попросить прикинуть, где он нам подгадить может, пока с Франций не разберётся.

– А разберется?

– По всему так выходит, – кивнул Сталин, – а без нас и в этом году кончились бы галлы. Что у тебя по югославам?

– Работаем, товарищ Сталин. Есть там надежные товарищи. Но за подробностями это нужно Меркулова спрашивать. Мой наркомат, только дипломатической стороной занимается, в подробности я не лезу. Знаю только, что процесс идет.

– Хорошо. Югославия – это важно. Присматривай там, если что – сразу сигнализируй.

– Французы проснулись, – после небольшой паузы сменил тему разговора глава НКИД.

– Что хотят?

– Предлагают у них линкор купить. Говорят, что по хорошей цене отдадут.

– Это нужно с флотскими обсуждать. У нас так-то и у самих большие линкоры строятся.

– Я предварительно дал согласие, рассмотреть их предложение подробнее.

– Добро. Вернемся в Москву, обсудим с товарищами.

В это время внизу трёхосные ГАЗы тянули дивизионные пушки УСВ, а в другой части трибуны происходил другой разговор. Тут стояли военные: Тимошенко, Жуков и Козлов – командующий закавказским округом и соответственно фронтом последние месяцы.

– Очень не хватает мобильного орудия, товарищ маршал. Такого, что бы от танков не отставало и калибром было побольше трехдюймовки, – генерал-лейтенант «жаловался» наркому по результатам прошедшей кампании.

– Будет скоро М60. 107 миллиметров и всего в два раза тяжелее трехдюймовки.

– Нет, товарищ маршал, я не это имел ввиду. Нужно поставить орудие на гусеницы. Что бы от танков не отставало. Вместо КВ-2. 152 миллиметра и гаубичный ствол, чтобы по крутой траектории снаряды забрасывать. А про КВ-2 забыть, как про страшный сон.

– Все так плохо? – Это Жуков присоединился. Ему как танкисту это было интересно.

– Да, – Козлов кивнул, – слишком тяжелая машина. Абсолютно для маршей не предназначена. Мы их чинили больше, чем использовали.

– Плохо.

– Что? – Нарком вопросительно приподнял бровь

– Значит, мы остались без нового тяжелого танка. Он-то еще тяжелее должен был быть.

– Это да, – нарком кивнул и перевел взгляд на комфронта, – так какая машина нужна?

– МЛ-20 поставить на шасси от Т-34М и прикрыть это дело противопульными экранами. Как-то так.

– Не перебор?

– Никак нет, товарищ маршал, – Козлов отрицательно мотнул головой, – очень повысит огневую мощь наших танковых корпусов, если такой полк придать. А может даже на уровень дивизий… Просто прошедшая кампания – не показательна. У нас было полное преимущество в воздухе и большую часть той работы, которую не успевала делать артиллерия делали штурмовики и бомбардировщики. Если бы в воздухе у турков авиация была сравнима с нашей, мы бы до сих пор от Эрзерума ползли бы и любое укрепление на пути нас бы тормозило на несколько дней – как раз пока тяжелая артиллерия не подтянется.

– Принял, – кивнул маршал, – поставим вопрос о такой машине на обсуждение. Посмотрим, что артиллеристы скажут, что производственники. Не факт, что шасси от Т-34М потянет МЛ-20. Там же отдача – мама не горюй.

Над трибуной пролетели тройки истребителей ЛаГГ-3. Парад перешел к воздушной, завершающей части.

Турецкая кампания много дала в плане осмысления направлений, в которых следует двигаться Красной Армии в обозримом будущем.

Москва, СССР, ноябрь 1941 года

Результаты окончания войны в Малой Азии подобно камню, брошенному в воду кругами, разошлось в дипломатической среде Балканских государств. Утверждение Советского Союза в проливах, возможность свободного оперирования флотом в Средиземном море, но больше – отдельная танковая армия, которую Генштаб развернул на территории бывшей турецкой Фракии, существенно подняло степень дипломатического влияния первого в мире государства рабочих и крестьян. Особенно это стало заметно в Болгарии.

В этой стране последние несколько лет все время увеличивалось влияние нацисткой Германии. В Болгарии вольготно чувствовал себя целый ряд пронемецких изданий, а также действовали организации, направленные на сотрудничество с Третьим Рейхом. После захвата Чехословакии немцы начали поставки трофейного чешского вооружения в эту балканскую страну, потом в армии стали появляться разного рода консультанты, а в трех городах открылись центры радиоперехвата Абвера. Под видом метеорологических станций.

После поражения Венгрии от Румынии летом 1940 года и дипломатического сближения Румынов с СССР, политический натиск Германии несколько ослаб, однако на прекратился совсем. Эмиссары Гитлера тайно предлагали Болгарам войти в союз с Венгрией, которую немцы поддержат и совместными усилиями откусить от Румын кое-какие части. А потом такая же участь должна была постигнуть и Югославию.

Однако, далеко не все в верхах Болгарии были согласны войти в орбиту Германии, пусть это и означало возможные территориальные приращения. Не был до конца уверен в верности курса на сближение с Третьим Рейхом премьер-министр Богдан Филов, который почти полтора года держал вопрос о совместных с немцами и венграми действиях в подвешенном состоянии, мотивируя это занятостью немецких дивизий на Западном фронте. Еще с большим недоверием в разного рода авантюрам относился сам царь Болгарии Борис 3. По воспоминаниям премьер-министра, царь был гораздо более настроен на союз с русскими, пусть это и означало отречение лично для него и советизацию для страны. Что же касается авантюр, то участие Болгарии в двух балканских войнах, а потом в Великой Войне, мягко говоря – неудачное участие, надолго привило властям этой страны осторожность в отношение идей расширения территории страны за счет соседей.

Теперь же, получив под боком советские танки, Болгария заимела еще одни повод задуматься, в какой команде она будет играть, когда пожар большой войны вплотную подберётся и к ее границам.

10 ноября для выяснения позиций в Москву тайно вылетел глава Болгарского МИДа Иван Попов, где провел переговоры с наркомом Молотовым.

Сам, будучи противником сближения с нацистской Германией, Попов и к Советскому союзу относился с настороженностью. Вариант советизации Болгарии его тоже не устраивал, поэтому он, как и все правительство в Софии, желали знать, чего ожидать от нового соседа.

Непосредственно встреча состоялась в НКИДе вечером 11 ноября. Вообще, это глобальное явление в жизни советской верхушки того времени – работа поздно вечером. Все дело в самом Сталине, который предпочитал работать с полудня и до глубокой ночи. Не редко различного рода совещания назначались на поздний вечер и заканчивались за полночь. Интересно то, что после смерти Иосифа Виссарионовича эта традиция быстро сошла на нет.

Стороны некоторое время прощупывали друг друга, обменивались общими фразами, болгарин поздравил Молотова с победой в войне, с исполнением вековой мечты русского народа, тем, что царское правительство не смогло сделать за почти два столетия. Постепенно разговор свернул в предметное русло.

– Итак, господин министр, – Петров перешел к делу, – наше правительство желает прояснить, специфику дальнейших взаимоотношений между нашими странами. Советский Союз последние несколько лет ведет досочно агрессивную экспансионистскую политику, что не может не волновать премьер-министра и самого царя. С одной стороны, мы приветствуем снятие Турецкого вопроса, с другой – танковая армия, развернутая во Фракии, не может не вызывать озабоченности.

– Советский Союз не имеет к Болгарии никаких территориальных претензий. Более того, наша страна не намерена как-либо вмешиваться во внутреннюю политику Болгарии, в случае отсутствия явно враждебных действий или намерений с вашей стороны. Со своей стороны, мы приветствуем любое сотрудничество – торговое, культурное, научное и даже военное. В военно-политическом плане Советский Союз устроит нейтральный статус Болгарии.