Услышав эти слова Мелиан, замер Хурин и долго смотрел в глаза владычицы; и здесь, в Менегроте, защищенный от вражеской тьмы Завесой Мелиан, он узнал наконец правду обо всем, что было свершено, и испил до дна чашу горечи, что отмерил ему Моргот Бауглир. Ни слова более не молвил он о прошлом, но, склонясь, поднял Наугламир, что лежал у подножия трона Тингола, и протянул его королю с такими словами:
— Прими же, о господин, Ожерелье Гномов как дар от ничего не имеющего и как память о Хурине из Дор–Ломина. Ибо рок мой свершился, и Моргот достиг своей цели; но я более не раб ему.
Затем он покинул Тысячу Пещер, и все, кто видел его, отступали перед ним, и никто не пытался воспрепятствовать ему и тем паче вызнать, куда он идет. Говорят, однако, что Хурин, лишенный цели и желаний, не хотел больше жить и бросился в море; так встретил свой конец самый могучий из смертных людей витязь.
Когда Хурин покинул Менегрот, Тингол долго сидел в молчании, глядя на бесценное сокровище, что лежало на его коленях, и пришла ему мысль, что ожерелье надо переделать и вправить в него Сильмарил. Ибо все минувшие годы думы Тингола непрестанно обращались к творению Феанора и прилепились к нему; и не желал он, чтобы Сильмарил лежал взаперти, даже в самой потаенной его сокровищнице, а желал, чтобы тот был с ним всегда, в бодрствовании и во сне.
В те дни гномы еще приходили в Белерианд из подземных крепостей в Эред–Линдоне; переправляясь через Гелион у Сарн–Артада, Каменного Брода, они по древнему тракту приходили в Дориат, ибо их маcтерство в работе с металлом и камнем было велико, и чертоги Менегрота нуждались в их искусстве. Однако теперь они явились не малыми отрядами, как прежде, но большими, хорошо вооруженными дружинами — для защиты в опасных землях меж Аросом и Гелионом; а в Менегроте жили они в палатах, особо для них устроенных. Незадолго до того пришли в Дориат искусные мастера из Ногрода; Король призвал их и изъявил желание, дабы они, если им достанет искусности, перековали Наугламир и вплели в него Сильмарил. Тогда увидали гномы творение своих предков и в изумленье воззрились на сияющий алмаз Феанора, и исполнились великой жаждой овладеть сокровищами и унести их в подгорные свои жилища. Однако они скрыли свои помыслы и принялись за работу.
Долог был их труд; и часто Тингол спускался один в их глубинные кузницы и сидел меж ними, пока они трудились. Пришло время — и желание его исполнилось. Два величайших творения эльфов и гномов соединились в одно: велика была его красота, ибо бесчисленные самоцветы Наугламира отражали переливчатыми искрами свет срединного Сильмарила. Тингол, бывший один среди гномов, взял Наугламир и хотел застегнуть его у себя на шее; но гномы мгновенно выхватили у него ожерелье и потребовали, чтобы Тингол отдал его им, говоря: «По какому праву эльфийский владыка хочет взять себе Наугламир, сотворенный нашими предками для ныне мертвого Финрода Фелагунда? Оно не досталось бы царю, если б не Хурин, человек из Дор–Ломина, что, как вор, завладел им во тьме Нарготронда». Тингол, однако, прозрел их души и понял, что, вожделея Сильмарила, они лишь ищут праведного покрова для истинных своих намерений; и, исполненный гордыни и гнева, он не придал значения опасности, но с презрением бросил им: «Как смеете вы, отродье нечистого племени, требовать что–то от меня, Элу Тингола, Владыки Белерианда, чья жизнь зародилась у вод Куйвиэнена за бессчетные годы до того, как пробудились ничтожные предки сплюснутого народца?» И, горделиво возвышаясь меж ними, он позорящими словами велел им убираться из Дориата без всякой платы.
От речей короля вожделение гномов обратилось в гнев; они тесно обступили Тингола, и подняли на него оружье, и убили на месте. Так погиб в подземелье Менегрота Эльвэ Синголло, Владыка Дориата, единственный из Детей Илуватара, вступивший в брак с айной; и последний взгляд того, кто, один среди Забытых Эльфов, лицезрел свет Дерев Валинора, был устремлен на Сильмарил.
Затем гномы, взяв с собой Наугламир, выбрались из Менгрота и через Регион бежали на восток. Однако весть быстро пробежала по лесу, и немногие из этой дружины переправились через Арос, ибо в то время, как они пробирались к восточному тракту, их догнали и предали смерти; Наугламир же был отобран и с великой скорбью принесен владычице Мелиан. Но двое из убийц Тингола избегли кары и вернулись в конце концов в свой подгорный город в далеких Синих Горах; и там, в Ногроде, рассказали они не то, что было на самом деле, утверждая, что гномы были перебиты в Дориате по велению эльфийского царя, который таким образом хотел лишить их заслуженного вознаграждения. Велики были гнев и горе гномов Ногрода из–за смерти своих сородичей и искусных мастеров: они рвали на себе бороды, и причитали, и долго сидели, мысля о мести. Говорят, что они просили помощи в Белегосте, но им было отказано, и гномы Белегоста пытались вразумить их, но тщетно; и вскоре большое войско вышло из Ногрода и, переправясь через Гелион, двинулось на запад, к Дориату.
Тяжко изменился Дориат. Мелиан долго сидела, безмолвная, у тела владыки Тингола, и мысль ее возвращалась в осененные звездами годы, к первой встрече их в былые дни, среди пения соловьев Нан–Эльмота; и знала она, что ее разлука с Тингол ом предвещает еще более тяжкую разлуку и что рок Дориата близок к свершению. Ибо Мелиан была из божественного племени валаров — майа, мудрая и могущественная; лишь из любви к Эльвэ Синголло приняла она облик Старших Детей Илуватара и союзом тем наложила на себя плотские оковы Арды. В этом облике она родила Тинголу Лютиэн Тинувиэль и в этом же облике обрела власть над веществом Арды; и долгое время Завеса Мелиан хранила Дориат от лиха. Теперь же Тингол был мертв, и дух его ушел в чертоги Мандоса; а с его смертью изменилась и Мелиан. В то время власть ее ушла из лесов Нелдорета и Региона, иным голосом говорила зачарованная река Эсгалдуин, и Дориат стал беззащитен перед врагом.
Мелиан не сказала ни слова никому, кроме Маблунга, ему же велела беречь Сильмарил и послать спешно весть в Оссирианд, Берену и Лютиэн; а затем она исчезла из Средиземья и ушла на запад, за море, в край валаров, дабы усыпить свою скорбь в садах Лориэна, откуда явилась когда–то; предания молчат о ней.
Так и вышло, что войско наугримов, переправясь через Арос, незамеченным вошло в леса Дориата; никто не мог остановить их, ибо были они многочисленны и жестоки, а военачальники Сумеречных Эльфов, охваченные отчаяньем и сомненьем, бродили бесцельно. Гномы же перешли через огромный мост и ворвались в Менегрот; и там произошло самое горькое из печальных деяний Древности. Ибо была битва в Тысяче Пещер, и многие эльфы и гномы погибли в ней; и посейчас она не забыта. Но гномы победили, и чертоги Тингола были разорены и разграблены. Маблунг Сильнорукий пал пред дверьми сокровищницы, где хранился Наугламир, и Сильмарил был взят.
В то время Берен и Лютиэн жили еще на Тол–Галене, Зеленом Острове, что на реке Адурант, самой южной из тех, что сбегают с Эред–Линдона, чтобы слиться с Гелионом; сын их, Диор Элухил, взял в жены Нимлот, родственницу Келеборна, принца из Дориата, супруга Галадриэли. Сыновьями Диора и Нимлот были Элуред и Элурин; родилась у них также дочь, которую звали Эльвинг, что означает Звездные Брызги, ибо пришла она в мир в ночи, под звездами, чей свет мерцал в брызгах водопада Лантир–Ламат, у дома ее отца.
Прошел слух меж эльфов Оссирианда, что большое и хорошо вооруженное войско гномов спустилось с гор и переправилось через Гелион у Каменного Брода. Вести эти достигли также Берена и Лютиэн; и тогда же пришел к ним посланец из Дориата и поведал обо всем, что случилось. Тогда Берен покинул Тол–Гален и призвал к себе сына своего Диора, и они отправились на север, к реке Аскар, а с ними шли многие Зеленые Эльфы Оссирианда.
И когда гномы Ногрода с истаявшим войском возвращались из Дориата и вновь пришли к Сарн–Атраду, на них напал незримый враг; они взбирались по берегу Гелиона, отягощенные богатством Дориата, когда внезапно весь лес наполнился пеньем эльфийских рогов и со всех сторон полетели стрелы и дротики. Много гномов было убито в первой стычке, но некоторые, уйдя от засады и объединясь, бежали на восток, к горам. Однако, когда шли они по пологим склонам горы Долмед, появились Пастыри Дерев и загнали гномов в сумрачные чащи на склонах Эред–Линдона, и, говорят, ни один гном не вышел оттуда к высокогорным перевалам, что ведут к их жилищам.
