Льюис уронил голову на подушку и сфокусировал взгляд на звукопоглощающей плитке на потолке. Червь оказался приколом, в некотором роде ссылкой на одну из прежних удачных операций. Этакой данью почтения. Тут же припомнились встречи с де Гроотом, и впервые Макбрайд понял, о чем постоянно твердил голландец. Его ненависть не имела никакого отношения к мандалам — строго симметричным рисункам, навязчивому видению многих шизофреников. Голландец говорил о Нельсоне Манделе — вот на кого он охотится.

Макбрайд вскочил кровати, схватил одежду и торопливо оделся.

— Он собирается убить Манделу. Де Гроот — расист, он только и мечтает о том, чтобы спалить Южную Африку дотла.

На следующий день Эйдриен с Макбрайдом сразу направились в Вашингтон. Сменяя друг друга за рулем, они неслись по федеральной автомагистрали со скоростью восемьдесят миль в час и слушали включенное на полную громкость радио.

В одиннадцать утра переправились через Потомак и взяли направление на север, по шоссе Рок-Крик-парк. Квартира де Гроота располагалась в боковой улочке возле Чеви-Чейз-серкл. Макбрайд помнил название: Монро-стрит. Они с де Гроотом еще в шутку поспорили на этот счет: голландец утверждал, что улица названа в честь Мэрилин, а не Джеймса[53].

Вопреки всему Макбрайд надеялся, что де Гроот еще там. Льюис полагал, что если удастся обнаружить голландца, он, возможно, сумеет рассеять память-ширму. Если же это не сработает, тогда Лью поищет другой способ вычеркнуть де Гроота из игры, чего бы ему это ни стоило — лишь бы пустить под откос «Иерихон».

— Мы подъезжаем, — сказал Макбрайд. — Жаль, нет оружия.

Эйдриен вздрогнула и пристально уставилась на спутника, словно гадая, не сошел ли тот с ума.

— А зачем тебе оружие?

Макбрайд ответил ей тем же взглядом, каким она удостоила его всего секунду назад:

— А ты как считаешь? Де Гроота голыми руками не возьмешь. Ты же его видела. — Они въехали в тоннель у Национального зоопарка, и Льюис добавил: — Не хочу повторения того, что случилось в моей квартире.

— У Эдди был пистолет, — напомнила Эйдриен. — И не скажу, что от него вышло много проку.

Льюис сохранял хладнокровие и, думая о своем, молча вел машину.

На выезде из тоннеля Эйдриен спросила:

— Ты хотя бы умеешь стрелять?

— Да, — ответил тот. — И неплохо.

— Ну конечно, — ответила она, приправив свой скептицизм хорошим слоем сарказма.

— Умею!

Эйдриен снова обратила на него взгляд: «Он серьезно?»

— Где выучился?

— Отец научил, — не задумываясь, ответил Макбрайд и, едва проговорив эти слова, вспомнил, как они с отцом занимались стрельбой. Кристально чистое зимнее утро в штате Мэн, пар струйками поднимается изо рта. На руках — перчатки с отрезанными пальцами. Отец учит его целиться. Бумажная мишень приколота к дереву у подножия пологого склона, ярдах в тридцати от них. — Отец завоевал серебро в биатлоне. Я разве не рассказывал?

— Что? На Олимпиаде? Да иди ты!

— Нет, я серьезно. На играх 1972 года, в Саппоро.

— Фантастика! — выдохнула Эйдриен и немного погодя спросила: — А что такое биатлон?

Макбрайд рассмеялся:

— Сначала бежишь десятикилометровый кросс на лыжах, а потом стреляешь по мишеням на меткость. Сложность в том, что, когда приходит пора стрелять, ты вконец измотан. Поэтому надо быть в потрясающей форме — чтобы даже пульс не сбивался. Остановился, прицелился — и между ударами сердца спустил курок.

— И ты так умеешь?

— Нет, — сказал он. — Вот отец — тот был настоящим мастером. Но я хотя бы знаю, как стрелять. Во всяком случае, смогу, если в руках будет оружие… Да что рассуждать впустую, у меня его все равно нет.

Направляясь на север по Бич-драйв, Макбрайд размышлял о том, где бы приобрести ружьишко. Кое-какие варианты наклевывались: на «блошином» рынке, к примеру, на оружейной выставке-продаже или просто на улице. Здесь в оружии недостатка нет. Только в данный момент, насколько он знал, не работали ни барахолки, ни выставки, а мысль о том, чтобы кружить с Эйдриен по черному гетто в арендованном «додже» и ждать, пока их прижмут, оказалась… хм… уморительной.

И вот прибыли. Нашли подходящее для парковки место в квартале от дома де Гроота и отправились пешком. Здание, где проживал голландец, представляло собой десятиэтажную коробку из кирпича и стекла с вывеской у парадного входа, гласящей: «Эксклюзивный прокат».

При виде Эйдриен и Макбрайда портье в мундире соскочил с насеста на низком пристенке и открыл перед посетителями дверь. В вестибюле за столиком сидел утомленный, средних лет человек, который нехотя поинтересовался, чем он может быть полезен.

— Мы ищем здешнего жильца. Его зовут Хенрик де Гроот, — ответил Макбрайд.

Дежурный на мгновение нахмурился и поднял взгляд:

— Блондин из «7-Ж»?

— Совершенно верно!

Тот покачал головой.

— Уже пару недель его не видел. Вряд ли он в городе — все время в разъездах. — Потянувшись к внутреннему телефону, консьерж набрал номер и дождался гудка. Вскоре положил трубку на прежнее место и пожал плечами.

Пять минут спустя они уже сидели в машине и направлялись к квартире Макбрайда. Конечно, появляться там было рискованно — не исключено, что за квартирой по-прежнему следили. Впрочем, говоря по правде, выбирать особенно не приходилось. Теперь оставалось только лететь в Швейцарию, попытаться встретиться с Опдаалом и найти де Гроота, пока не поздно. Как осуществить хоть один из этих пунктов, Макбрайд не имел ни малейшего представления. Одно он знал наверняка: ему понадобится паспорт, а документ лежал в холодильнике, в квартире. Как и все прочие удостоверения личности.

Эту идею в свое время подкинул де Гроот. Голландец занимался противопожарными системами. И вот на одном из первых сеансов психотерапии де Гроот раскритиковал вышедшие из моды противопожарные системы, установленные в Капитолийских Башнях.

— Если что-то случится, здешние устройства сами не справятся. Советую хранить архивные диски и пленки в морозильнике, — предложил он. — И документы, которые не хочешь потерять. Там они будут в полной безопасности. Гарантирую: не сгорят и не размокнут.

«Джеффри Дюран» не создавал архивных файлов. А имеющиеся пленки отсылал в день сеанса на адрес страховой компании. Однако у него действительно имелись загранпаспорт и пара неиспользованных кредиток. Поэтому он демонстративно сложил их в пластиковую папку на молнии и спрятал в морозильник, под форму для льда. Этим врач рассчитывал завоевать доверие пациента.

Все имеющиеся документы были выписаны на имя Джеффри Дюрана, и теперь Макбрайду не оставалось ничего другого, как снова влезть в шкуру психотерапевта уже в Европе. Восстановление настоящей личности Лью обещало стать бюрократическим кошмаром.

Свернув на подъездную аллею перед Капитолийскими Башнями, Льюис попросил свою спутницу остаться в машине и ждать его возвращения. К этому Эйдриен отнеслась без восторга. Впрочем, на тот момент Макбрайд уже знал некоторые ее слабые стороны и с успехом для себя этим знанием пользовался.

— А то как бы машину не отбуксировали, — объяснил он, открывая дверь и выходя на улицу.

На охране возле столика дежурного стоял парень в очках «Бадди-Холли» в толстой старомодной оправе. Он узнал Макбрайда, что здорово сыграло тому на руку.

— День добрый, мистер Дюран. Давненько не виделись. Где пропадали?

— Ездил на пару дней во Флориду, — ответил Льюис.

— Здорово.

— Да, верно. В шортах походить для разнообразия тоже неплохо.

— Завидую.

— Зато теперь — чувство неописуемое. — Они засмеялись. — Послушай, приятель, а нет ли у тебя запасного ключа? Видишь ли, я свой в квартире оставил.

— Без проблем, — ответил парень, склонился к застекленному шкафчику, отворил его и снял ключ с одного из крючков. — Только не забудьте вернуть, договорились?

— Верну через десять минут, — ответил Макбрайд, забирая ключ и направляясь к лифту. Ожидая подъемника, он оглянулся проверить — не возится ли парень с телефоном. Однако охранник замер на прежнем месте у стола и добродушно улыбался.