Жадную на деньги торговку это обрадовало, но она недоверчиво спросила:

– Откудова денег-то найдешь столько?

– Денежки нас сами ищут, – заливаясь тоненьким ликующим смехом, ответил Буянов.

– Может, опять на золотой родничок нанал? – съязвила Барышникова, кокетливо набрасывая на плечи Пуховый платок.

– Родничок хоть и не золотой, но вроде того… Казачки Степановы с Шихану, – чтобы им захлебнуться в ихнем проклятом роднике, – весь мой инструментик покупают. Я с этих варнаков за один рублик три запросил – и сдеру! Золотопромывательную фабрику вздумали строить. В Зарецк агентов нагнали – все закупают, даже сам Тараска Суханов приехал. Сегодня у Коробкова свиданьице мне назначили… Уж я его угощу! Преподнесу ему пельмешек горяченьких, только угольком начиню вместо бараньего мясца…

Наговорив три короба всякого вздору, наобещав Пелагее Даниловне разных благ, Буянов вкрадчиво спросил:

– Этот злодей-то очкастый все еще у тебя служит?

– А где же ему быть-то? Я им довольна.

– Ну и ладно. Только ты, милушка моя, не того… Не вели ему бумаги-то в суд посылать. Как сказал, все наличными привезу и до копеечки рассчитаюсь. С кем греха не бывает… Не дай-то господи!..

– Ну что ж, пока подождем, – неопределенно ответила Барышникова.

Матвей Никитич смиренно вздохнул, трижды перекрестился и клятвенно заверил, что все исполнит, как обещал. Разгладив бороду, он степенно удалился, продолжая ломать себе голову, как бы так сделать, чтобы все-таки не заплатить Барышниковой.

Доедая окрошку, Тарас Маркелович услышал, как у соседнего стола заскрипели передвигаемые стулья. «Отгулялись. Ну и слава богу», – подумал он и поднял голову. Поднесенная к губам ложка остановилась против его широкой бороды, а рот так и остался раскрытым. Брови Тараса Маркеловича сначала полезли вверх, а потом спустились вниз. Напротив него, за соседним столиком, сидел Микешка.

Положив ложку на стол, Суханов вытер платком губы и поманил Микешку пальцем. Тот приподнялся, подошел и выжидающе остановился около стола.

– Ты зачем тут? – мрачно спросил Тарас Маркелович.

– В гости позван, – поправляя на синей сатиновой рубахе наборный ремешок, улыбаясь, ответил Микешка.

– Ага! В гости… А по-моему, тебе еще рано по таким местам шляться, – сердито посматривая на Микешку, резко проговорил Суханов. – Негоже, Микешка… Да и компанию неизвестно с какими людьми завел. В нашем деле это…

– Они люди хорошие! – обиженно перебил Микешка и сразу вспылил. – Промежду прочим, дядя Тарас, я не жеребенок-стригун, чтобы дома сидеть и к матке прижиматься. У меня ее давно нету. Мне уже девятнадцать лет солнышко щеки греет, а вы меня все сосунком считаете… Извините, дядя Тарас, понравится вам или нет, но я прямо скажу, что за свои дела сам буду в ответе. Позвали добрые люди, вот и пришел… В прошлый раз Митька Степанов целую ночь бражничал, а я голодный на козлах дремал. А эти люди не Митьке чета…

– Значит, ты сам за себя отвечаешь? Так, так… А кто будет за коней в ответе? – растягивая слова, спросил Суханов. – Кто же будет за коней отвечать, кучер или управляющий?

– Кто побогаче, тот и ответит… А у меня жалованье пустяшное, – дерзко сказал Микешка.

Тарас Маркелович отшатнулся и удивленно вытаращил заблестевшие глаза. Он словно впервые увидел этого смуглого парня, с крупной лохматой головой, с сильными огрубевшими руками. Потом старик, вынув из кармана платок, вытер голову. «Не меня ли он упрекает в богатстве? – подумал Суханов. – Нет, не туда бьешь, Микеша!»

В течение сорока лет Тарас Маркелович искал и добывал золото. Но золото он мыл не ради богатства, не ради ощущения силы денег. С молодых лет, не задумываясь ни о чем, он дни и ночи копал землю, корчевал пни, дробил камни, промывал породу, собирал крупинки золота и бережно ссыпал в кожаный мешочек. А потом после всех лишений в ближайшем городе разбрасывал деньги по трактирам и прочим злачным местам. Спустя годы он стал задумываться. Опустошенный и подавленный, он наблюдал страшную жизнь приисковых рабочих, в особенности в Ленском товариществе, и начинал тяжко и жестоко пить. Однажды в хмельном угаре едва не убил Доменова, который в середине зимы в глухой тайге закрыл прииск и едва не погубил большую артель старателей. Несколько лет назад Суханов бросил пить. Охотился на Камчатке, работал на Ленских приисках. Разругавшись с Белозеровым, ушел в тайгу, а потом перебрался на Урал.

Слова Микешки задели старика. Работая у Степановых, он ничего, кроме жалованья, не имел и не хотел иметь. Весь свой богатый опыт он отдал делу, которое любил больше всего на свете.

После небольшого раздумья Тарас Маркелович, не глядя на кучера, негромко проговорил:

– Ну ладно, Микешка… После покалякаем.

Оглянувшись, он увидел, как в трактир вошел Матвей Буянов вместе со своим сыном Родионом.

– Садись, Матвей Никитич, – хмуро проговорил Суханов.

Буянов, уже успевший изрядно выпить, сел, развязно вытянув ноги. Рядом с ним сел Родион.

– Ну, милушка моя, любезный Тарас Маркелович, загадаю же я сегодня тебе одну загадочку, – сказал Буянов и залился дребезжащим неприятным смешком.

– Загадывай, загадывай… Мы, сибирские бродяги, мудреные заковыки любим. Попробуем разгадать.

– Эта заковыка больших денег стоит, ба-альших! Сейчас, милушка моя, кругом ба-альшие дела закручиваются! Вон Авдей Иннокентьевич дочку разом пристроил, сам молодую красавицу выхватил. Вот голова! Он теперь на Шихане-то всех накроет, как куропаток шатром, и сожрет с косточками… А дочка у него раскрасавица! Мой-то дурачок – вон какой вымахал – такую невесту из-под носа выпустил… Вот это был бы тестюшка! А то казачку в мущинских штанах решил сватать… Эх, тетеха!

– Это уж, папаша, совсем не к месту, – меняясь в лице, сказал Родион. И тут же вспомнил, как обнадеживающе-ласково говорила с ним Маринка при последней, недавно состоявшейся встрече. Правда, она отложила окончательное решение до осени, но Родиону радостно было ждать этой счастливой золотой осени…

Буянов куражился перед Тарасом Маркеловичем, балагурил, говорил загадками, междометиями и явно чего-то не договаривал. Суханов, внимательно слушая его, старался разгадать истинные мысли этого пройдохи-купца.

Вдруг Матвей Никитич, словно прячась, наклонил голову и как-то весь сник. Толкнув Суханова локтем в бок, он перешел на шепот. Кося глазами на соседний стол, где сидел Василий, Буянов изменившимся голосом: проговорил:

– Вон сидит самый мой распроклятый враг!

Буянов полез в карман за платком. Зажмурив глаза и широко раздувая ноздри, стал раскачивать головой, будто опрокинули ему на лысину горячую яичницу.

– Насолил он тебе? – спросил Тарас Маркелович.

– Еще как, подлец, насолил, вспоминать тошно.

– Этого орла видно по полету. Пальца в рот не клади, – заметил Суханов.

– Это, брат, не орел, а настоящий удав-змей. Ох, не дай господи попасть такому в руки, все кишки вымотает. Подцепил он меня, проглотить норовит.

– Я уж давно заприметил, – отодвигая от себя налитый Буяновым стакан вина, сказал Тарас Маркелович, посматривая на соседний стол, где восседал его кучер. Наклонившись к Буянову, тихим голосом добавил: – Я думаю, Матвей Никитич, что этот фрукт в полиции работает.

– Тоже сказал, – отмахнулся Буянов. – Ежели бы там!.. Там бы я тремя углами отделался. Этому супостату сначала лебедя посулил… Гляжу – посмеивается и в ус не дует. Потом двух предложил. Вижу, смеяться перестал, чертом смотрит… Меня даже пот прошиб. Неужто, думаю, мало? Я ему тогда на стол три сотельных. А он, мошенник…

– Перестаньте, родитель, несуразности рассказывать, – вмешался Родион, опасаясь, что подвыпивший отец может наболтать что-нибудь о деле Барышниковой. Он знал, что Василий, когда Матвей Никитич предложил ему взятку, выкинул его из конторы.

– Ты кого это учить вздумал? – вскипел Матвей Никитич.

– Я, папаша, вас не учу. Сами потом раскаиваться будете, что лишнее наговорили.