Наши бойцы ворвались в небольшую деревушку, где в уцелевших домах спали фашисты. Сопротивления они не оказали.

Об успешном наступлении сапёрной роты и одного стрелкового батальона стало известно генералу. Он приказал артиллеристам немедленно открыть огонь по резервам противника. В расчищенный от мин проход устремились танки.

Сержант Вольнов был недалеко от знаменосца, когда впереди разорвался вражеский снаряд. Осколок, ударившись об автомат, отскочил, задев кисть руки. Кровь брызнула на белый маскировочный халат.

— Знаменосца убило! — послышалось рядом.

Вольнов подбежал к упавшему младшему лейтенанту, подхватил знамя и, подняв над головой, закричал:

— Вперёд, товарищи! За героя-знаменосца, ура!

Кто-то помог сержанту забраться на танк, кто-то наспех перевязал бинтом рану, а кто-то и удивился:

— А знамя-то… Знамя пионерское!

Сержант только теперь прочитал на красном шёлковом полотне: «Пионерская дружина имени Павла Корчагина». И тут блеснуло пламя, раздался взрыв, и сержант ощутил резкую боль в левом боку. Знамя показалось огромным — в полнеба, а сквозь рокот мотора донёсся призыв: «Вперёд, за Родину!»

— А знамя живёт? — прошептал сержант, не зная ещё, что он на операционном столе. — Пионерское…

— Живёт, живёт, — ответил хирург, снимая резиновые перчатки. — И пионерское, и гвардейское… А вот эти осколочки, молодой человек, возьмите на память…

За годы войны Пётр Фёдорович много раз ходил в атаку, трижды был ранен, иные боевые эпизоды постепенно стёрлись из памяти, но этот, когда они пошли в наступление под пионерским знаменем, он помнил до мельчайших подробностей. Неужели Саша Суворов — сын того юного командира сапёрной роты?

Утром генерал зашёл к начальнику учебного отдела и, положив на стол сочинение Саши, сказал:

— Прочитал с удовольствием.

Генерал присел на стул. Чуть было не начал рассказывать о боевом эпизоде с пионерским знаменем, но передумал. Не за тем он пришёл к Маркову, который был председателем приёмной комиссии.

— Как Суворов сдал другие предметы?

— Все на пять, — ответил полковник, догадываясь, что генерал склонен принять Суворова в училище.

— А как вы думаете, полковник, — заговорил генерал не торопясь, подбирая подходящие слова, — нельзя ли поставить мальчику хотя бы тройку.

— Думаю, что можно, — улыбнулся полковник. — Я такого же мнения. Да и преподаватель согласен, учитывая сложность текста, оценить работу в три балла…

— Вот и хорошо, — облегчённо вздохнул генерал.

С утра и до обеда ребята получали на складе обмундирование. Примеряли брюки, кителя, шинели, потом подходили к сидевшему за столиком прапорщику Котову, и тот внимательно их осматривал, заставлял присесть, нагнуться, поднять руки, спрашивал: «Не жмёт? Не сдавливает?»

— Меня не интересует, нравится вам или не нравится, — сердился он, называя всех на «вы». — Вы не в магазине с мамой или бабушкой. Здесь я определяю, правильно ли выбрано обмундирование. Надеть на номер больше!

Саша пять раз примерял брюки, три раза ботинки и десять раз фуражку. То мала, то великовата, то козырёк кривой… Наконец подобрал по вкусу, а прапорщик приказал заменить. Саше показалось даже, что помощник воспитателя насмехался над ним. Шинель в самый раз, а он заставил надеть другую. Саша схитрил: покрутился среди ребят и опять к прапорщику.

— Ты мне не умничай! — повысил голос прапорщик, назвав его на «ты». — Я что приказал?

Саша надел шинель на номер больше, а прапорщик опять:

— Снять! Взять ещё больше!

— Но мне и это велико, — возразил Саша.

— Что? Пальто или шинель? Не оно, а она. — Заметив, что Саша покраснел, он сказал, не повышая голоса: — Вы примеряете без кителя. Это раз. За год вы подрастёте. Это два. Зимой тёплое бельё наденете. Это три.

От резкого запаха нафталина у Саши разболелась голова, а примерке всё конца не было. Потом начали примерять парадное обмундирование.

Ребят, надевших форменную одежду, не узнать. Борька Куц, казавшийся нескладным увальнем, стоит как на картинке. Пожалуй, он самый рослый суворовец. Саша подошёл к зеркалу. Что-то не так, как у Борьки. Нет той безупречности во внешнем виде, но тоже хорош.

Прапорщика позвали к телефону. Он перепрыгнул через барьер и мгновенно схватил трубку.

— Прапорщик Котов слушает!

Поискав глазами, крикнул:

— Суворовец Суворов! Ко мне!

— Я здесь, — отозвался Саша, стоявший в трёх шагах от прапорщика.

— На вызов надо бегом! Срочно к генералу! — приказал Котов. — И чтоб как я учил: «Суворовец такой-то по вашему приказанию прибыл!» Хотя подожди-ка…

Саша замер, ожидая, что ещё скажет прапорщик.

А он, сдерживая улыбку, приказал:

— Доложите мне, как вы будете представляться генералу.

Саше было неловко: все ребята взвода смотрели на него.

— Товарищ прапорщик! — стал рапортовать Суворов, но Котов остановил его.

— Отойдите на пять шагов и докладывайте.

Саша отошёл, потом сделал шаг вперёд, приложил руку к головному убору и доложил:

— Товарищ генерал! Я знаю, что вы прапорщик! Докладываю: явился по вашему вызову!

— Отставить! — сказал Котов. — Стоп! Прежде всего — «генерал-майор» без всяких «знаю». И не «по вызову», а по «приказанию». И не «явился», а «прибыл». Всё ясно? Повторим.

— Товарищ генерал-майор! По вашему приказанию прибыл! — бойко доложил Саша.

— Кто? Кто прибыл? — возмутился прапорщик. — Горе моё!

— Товарищ генерал… — хотел повторить Саша, но прапорщик махнул рукой.

— Рысцой! Генерал ждёт. Я ещё займусь вами…

Саша побежал и тут же почувствовал скованность от непривычки к обмундированию. Мешали тяжёлые ботинки, и китель, не позволяющий размахивать руками, и фуражка, спадающая на глаза.

В приёмной Сашу ждал коренастый майор. Это был командир роты суворовцев Палов.

— Суворов? — спросил майор.

— Да, я Суворов.

— Отвечать надо: «Так точно!» — поправил майор.

— Так точно! — повторил Саша.

— Оставьте здесь головной убор, подтяните ремень. Вот так. А теперь заходите и докладывайте генералу.

Саша представился начальнику училища без запинки, но допустил оплошность. Он приложил руку к голове без фуражки, и генерал сказал, что так не положено, но не заставил повторить, как это сделал бы прапорщик.

— Как себя чувствуете, суворовец Суворов? — спросил генерал.

— Благодарю, хорошо! — ответил Саша.

— Без привычки неудобно в мундире?

— Так точно, неудобно. Вроде что-то мешает.

— Ничего, привыкнете. А как думаете учиться? — спросил сидевший возле стола полковник.

— Буду стараться! — ответил Саша.

— Товарищ Палов, — обратился генерал к майору. — Нужно для всех девятиклассников, кто не успевает по русскому языку, организовать дополнительные занятия. Вы свободны, товарищ майор. — Когда майор вышел, генерал сказал Саше: — Это полковник Садков — начальник политического отдела училища и мой заместитель по политической части. Он интересуется и вашей биографией. Коротко: кто отец, что вы знаете о его подвигах на фронте, если он участник войны…

Генерал не хотел раскрывать истинной цели вызова Саши. Ни слова не сказал о сочинении. Быть может, отец Суворова вовсе не тот молодой офицер-знаменосец. К тому же в ту пору комиссар Вольнов не знал только что прибывшего в полк молодого младшего лейтенанта…

Но когда Саша рассказал об отце, его детстве, боевом пути, генерал стал заметно волноваться, закурил, чего он никогда не допускал в присутствии суворовцев, и едва сдержался, чтобы не подойти к мальчику и не обнять его, как родного сына.

— Мне преподаватель русского языка и литературы показывал ваше экзаменационное сочинение, — сказал генерал. — Я с удовольствием прочитал. С грамматикой у вас плохо. Три балла с натяжкой для ученика московской средней школы мало. Вам нужно на это обратить внимание. Офицер должен быть грамотным. Одна ошибка в документе, который вам придётся писать, — и мнение о вас у командования может сложиться очень плохое. А если подчинённые заметят, что вы безграмотно пишете, считайте, что авторитет потерян.