Однако же речь о крестьянке

Затеяли мы, чтоб сказать,

Что тип величавой славянки

Возможно и ныне сыскать.

Есть женщины в русских селеньях

С спокойною важностью лиц,

С красивою силой в движеньях,

С походкой, со взглядом цариц, -

Их разве слепой не заметит,

А зрячий о них говорит:

«Пройдет - словно солнце осветит!

Посмотрит - рублем подарит!»

Идут они той же дорогой,

Какой весь народ наш идет,

Но грязь обстановки убогой

К ним словно не липнет. Цветет

Красавица, миру на диво,

Румяна, стройна, высока,

Во всякой одежде красива,

Ко всякой работе ловка.

И голод, и холод выносит,

Всегда терпелива, ровна...

Я видывал, как она косит:

Что взмах - то готова копна!

Платок у ней на ухо сбился,

Того гляди косы падут.

Какой-то парнек изловчился

И кверху подбросил их, шут!

Тяжелые русые косы

Упали на смуглую грудь,

Покрыли ей ноженьки босы,

Мешают крестьянке взглянуть.

Она отвела их руками,

На парня сердито глядит.

Лицо величаво, как в раме,

Смущеньем и гневом горит...

По будням не любит безделья.

Зато вам ее не узнать,

Как сгонит улыбка веселья

С лица трудовую печать.

Такого сердечного смеха,

И песни, и пляски такой

За деньги не купишь. «Утеха!» -

Твердят мужики меж собой.

В игре ее конный не словит,

В беде не сробеет - спасет:

Коня на скаку остановит,

В горящую избу войдет!

Красивые, ровные зубы,

Что крупные перлы у ней,

Но строго румяные губы

Хранят их красу от людей -

Она улыбается редко...

Ей некогда лясы точить,

У ней не решится соседка

Ухвата, горшка попросить;

Не жалок ей нищий убогой -

Вольно ж без работы гулять!

Лежит на ней дельности строгой

И внутренней силы печать.

В ней ясно и крепко сознанье,

Что всё их спасенье в труде,

И труд ей несет воздаянье:

Семейство не бьется в нужде,

Всегда у них теплая хата,

Хлеб выпечен, вкусен квасок,

Здоровы и сыты ребята,

На праздник есть лишний кусок.

Идет эта баба к обедни

Пред всею семьей впереди:

Сидит, как на стуле, двухлетний

Ребенок у ней на груди,

Рядком шестилетнего сына

Нарядная матка ведет...

И по сердцу эта картина

Всем любящим русский народ!

(с) И. А. Некрасова

Не только знала...  Для меня образ русской девы, которая «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет» стал своего рода эталоном женщины. Я стремилась быть такой, как описал Некрасов. Всегда первая... Везде сама...

Только вот сейчас задумалась о том, что, возможно, удел женщины вовсе не в этом. Что ей не надо быть такой, чтобы быть счастливой. Что стоило бы больше доверять своему мужчине...

Мне сейчас, казалось, что я сама отчасти виновата в том, что Сергей повел себя так, а не иначе... Что сама, своими собственными руками вылепила из него подкаблучника.

А вот теперь попросту не уважала собственного мужа за то, что позволил.

И вот появился Кирилл Воскресенский... Воскресенский, который я больше, чем уверена, не разрешил бы мне делать то, что заблагорассудится. Именно его появление в моей жизни заставило по-другому взглянуть на эту жизнь и задуматься, что я неправильно строила отношения с мужчинами. Ведь в итоге вместо помощи и поддержки от любимого прежде мужа получила нытье и слезы.

- В глаза смотрите, Никки, - произнес Соболев, который нависал сверху.

Прошло минут двадцать после чаепития. Меня, даже не смотря на общество Соболева, начало клонить в сон. Не сказать, что я не выспалась... Возможно, всему виной был успокоительный чаек.

Меня проводили в гостевую комнату, объяснив, что после подобного вмешательства необходимым отдых, а лучше сон. Не имела ничего против и даже особой неловкости от пребывания в чужом доме не испытывала. Если все устраивало Соболева, почему я должна возражать? Даже отчасти была рада, что все это не происходило в гостевом коттедже, в присутствии мужа. Мужа, о котором вспомнила некстати и которого неплохо было бы предупредить, что задерживаюсь. Мне даже позволили написать записку, которую обещали ему передать. Звонить не стала, разговаривать с Сергеем просто не хотелось. Супруг ассоциировался в последнее время с неизменной нервотрепкой, а мне следовало пребывать в расслабленном состоянии... чему общением с Сережей никак не способствовало.

Посмотрела в зеленые глаза и меня моментально затянуло в какой-то водоворот. Зеленый с яркими золотыми всполохами.

Странное такое ощущение. Я чувствовала, что нахожусь в собственном сознании, даже управлять мыслями могла. Но больше не чувствовала себя здесь хозяйкой.

- Покажите, - раздался властный голос.

Вспомнила первую встречу с Воскресенским... не столько встречу, сколько сам секс. Животный секс. Ведь он без разговоров и особых прелюдий просто взял меня. Особой неловкости не испытывала. Гораздо больше смущения почувствовала, когда перед глазами встало воспоминание о том, как я себя осматривала и понимала, в какой ужас Кирилл превратил шелковое синее платье. А еще деньги... эта подачка, которую он кинул мне, теперь вызвала только злость.

- Дальше, Никки.

Снова секс... Вспомнился наш короткий диалог:

- Сережа, - мое ласковое.

- Кирилл, - раздраженное моего любовника.

Воспоминания и мое удивление о том, каким Кирилл мог быть ласковым и нежным. Короткий разговор и его:

- Никаких других мужчин, Вероника! Только я!

А потом его эта трепетная забота и невыразимая нежность, когда он дотронулся до моего живота.

- Уже? - поцелуй в живот. - Мне необходимо тебя накормить.

Сейчас, когда Соболев копался в моих воспоминаниях, возник закономерный вопрос: мог ли Воскресенский спустя каких-то пару часов почувствовать зарождение новой жизни? Сомнительно.

- Мог, - очень жесткое. Не мое. - Дальше.

А дальше жуткое предложение Воскресенского поселиться в доме, в котором жила его невеста. Мое негодование. Угрозы, что он сделает в случае моей измены... Приказы, как мне поступить с собственным мужем. Ведь он не просил, именно приказывал.

- Достаточно.

И все это подпитано моими эмоциями. Моим разочарованием. Алла - она породистая сука, а я всего лишь жалкая полукровка с возможностью трансформации. И не то, чтобы раньше меня это слишком смущало. Я была благодарна родителям за возможность хоть чуть-чуть отличаться от людей. Мне очень сильно помогала в жизни кровь оборотней. Я меньше уставала, меньше спала... Была более выносливой и здоровой. Могла больше, чем окружающие меня люди...

И неожиданно что-то произошло.

Соболев больше не был простым наблюдателем, который отдавал четкие приказы. Он стал хозяином, ищейкой... Я увидела, как он бесцеремонно рылся в моих воспоминаниях, а потом почувствовала жуткую боль. Она ослепляла. Меня мутило и, кажется, рвало...

Мысль о том, что все это странно, что это только иллюзорно, долго не оставляла. Потом я провалилась в какую-то пропасть. Черную бездну, которая с удовольствием приняла в свои объятия.

Стало так хорошо. Так спокойно. Вокруг... и внутри меня царило такое умиротворение.

 Я готова была раствориться, стать частью этого небытия... пока не услышала волчий вой. Настойчивый. Упрямый. Он звал. Манил.

Нужно вернуться... Обратно.

Меня неожиданно выкинуло в реальность. В глаза ударил резкий свет. Я тут же снова зажмурилась.

- Спокойнее, - услышала  холодный мужской голос. - Дыши глубже и выпей воды, - чьи-то руки бережно придержали голову, а губ коснулось что-то твердое... - Поговорим позднее. Приходи в себя.

Немного влаги попало в рот. Я лишь на рефлексе проделала несколько глотательных движений. Воспользовалась советом альфы... кажется, все-таки это был Соболев... и постаралась дышать медленно и спокойно.