Он снова мрачно покачал головой.

— Для тебя иллюзия — это реальность. Видишь ты ее или нет — безразлично. Пока в твоем сознании ложь принимается за реальность, ты почувствуешь результаты.

— А обойти нельзя? — Она посмотрела в обе стороны.

— Вряд ли. Там… — он указал влево от зарослей, — большие камни, они лежат так тесно друг к другу, что даже собака не проберется между ними, не говоря уже о Монсо. А там… — он показал направо, — один из парящих омутов. Разве ты не чувствуешь его вонь?

Ноздри Эйдрис дернулись, она поморщилась. До нее определенно доносились ядовитые пары, подтверждающие справедливость его оценки.

— Значит, это единственный путь? — сознание ее боролось с паникой. Может, если завернуть лицо и руки в обрывки одеял и идти очень медленно, она избежит серьезных ран…

— Это единственный правильный путь, — подтвердил он. — Смотри сама. — Встав, он что-то прошептал, потом поднял обе руки. Пурпурный свет медленно окутал его пальцы, с болезненной медлительностью капал на землю, собрался там и образовал светящуюся стрелу, такую же, какие она видела раньше. Стрела двинулась вперед, к центру зарослей, обозначая дорогу. Но на этот раз свет быстро погас, рассеялся, едва Эйдрис успела его увидеть. Алон пошатнулся, ахнул и оперся о плечо Монсо.

— Указатель… — пробормотал он. — Ты его видела?

— Да, я видела, куда он показывает. Наверно, мне просто придется идти медленно.

Алон покачал головой, прикусил нижнюю губу и распрямился.

— Нет, — сказал он. — Это не подействует.

— Но я не могу…

— Можешь! — он посмотрел на нее гневно, как никогда раньше. — У меня нет ни времени, ни сил, чтобы позволить тебе цепляться за собственные успокаивающие иллюзии. Ты должна увидеть реальность сама.

Она, не понимая, смотрела на него.

— Но я не владею Силой! Ты это знаешь! — возразила она наконец резким голосом.

— Я знаю, что ты веришь, будто не обладаешь Силой, — ответил он. — И знаю, что именно эта вера удерживает тебя.

— А тебя не удерживает вера в то, что заклинание Яхне слишком сильно для тебя? — холодно спросила она. — До сих пор я не считала тебя трусом, Алон. Как ты смеешь сначала завести нас в ловушку, а потом обвинить меня в отсутствии способностей, которых у меня никогда не было? — Резкость собственного обвинения заставила его поморщиться, как будто она его ударила.

Рот его застыл, плечи, только что сгорбленные, распрямились.

— Ты обладаешь «даром», как ты это называешь, Эйдрис. Я знаю это с первой нашей встречи. Но я видел также, что ты боишься правды, и потому позволил тебе держаться за свою ошибочную веру. Но теперь ты должна посмотреть в лицо правде.

— Не говори глупости, — рявкнула Эйдрис. — Жара повредила твой рассудок!

— Нет, это не так. Только твое неверие мешает тебе разглядеть реальность за этой иллюзией. Только отсутствие веры в твою собственную Силу держит нас в плену. Как ты думаешь, почему волшебница из Эсткарпа преследовала нас так упорно? От страха ты не позволила себе увидеть правду, но теперь пора это сделать — использовать твою Силу!

— Нет! — Эйдрис подавилась от ярости. — Ты лжешь!

Ослепнув от гнева, она вскочила и набросилась на него, била, пинала, но он избегал се ударов и, в свою очередь, схватил ее за плечи. Повернул, продолжая крепко держать. Руки, которые могли сдержать Монсо, сжали ее плечи так, что она не могла вырваться, не могла сопротивляться. Эйдрис ахнула от боли.

— Смотри! — приказал он. Он приблизил рот к ее уху, и она слышала его, хотя теперь он не говорил, а хрипел. — Здесь нет зарослей! Эти заросли — ложь! Смотри, сказительница, ты должна смотреть сквозь иллюзию, должна отличить правду от лжи, увидеть холм!

Не в состоянии вырваться, она покорилась, мрачно посмотрела на светло-серые кусты.

— Я вижу только заросли, — пробормотала она.

— Ты не стараешься! — гневно заявил он. — Ты должна стараться! Сосредоточься! Увидь холм!

Она остановила взгляд на одном месте, чувствуя, как горят ее глаза от жары и сияния сверху. Очертания кустов начали слабо мерцать — или это ее воображение?

— Не могу… — Теперь она дрожала, чувствуя, как ее снова охватывает страх.

— Ты должна поверить! Ты можешь, клянусь своей жизнью, можешь это сделать!

Она сосредоточилась, смотрела пристально, слезы боли ослепляли ее, но она заставляла себя не мигать. «Увидь холм — здесь есть холм»! — твердила она про себя. Растительность перед ней поплыла, сквозь нее что-то начало просвечивать… показалось что-то красноватое.

— Вижу… — Она вынуждена была мигнуть, и все исчезло. Эйдрис осела, прижалась к груди Алона, ослабев от сознания своего поражения. — Не могу, Алон! — взмолилась она.

— Можешь! — настаивал он, поддерживая ее, хотя она чувствовала, что и он дрожит от усталости. — Эйдрис… попробуй петь, когда смотришь.

Она повернула голову и недоверчиво посмотрела на него, но он решительно кивнул.

— Давай… попробуй.

Эйдрис снова повернулась к путанице колючих ветвей и запела, едва сознавая, какую мелодию выбрала. Серость плыла перед ее ослепленными глазами, она помигала, чтобы прочистить их, сосредоточилась…

И, как будто он всегда был здесь, — увидела холм и тропу, ведущую через него, прямую тропу, проходящую между камнями.

Эйдрис ахнула, пение прервалось, и сразу вернулись серые кусты.

— Алон! — прошептала она. — Я увидела!

— Хорошо, — ответил он, не удивившись, и выпустил ее. — Твой дар связан с музыкой, Эйдрис. Приручая Монсо, ты пела. Когда дурачила волшебницу в городе Эс, тоже напевала, верно?

Она попыталась вспомнить события, которые, казалось, произошли не дни, а годы назад.

— Да, — согласилась она немного погодя. — Пела колыбельную мамы… — Она в замешательстве посмотрела на него. — Но… Алон… как это возможно? Я никогда не слышала о таком даре.

— Я тоже, — признался он. — Но теперь, когда я об этом думаю… многое в волшебстве зависит от звуков: заклинаний, заговоров, даже песен. Помнишь хрустальные Врата? Они открывались, когда звучала правильная нота.

Эйдрис в замешательстве кивнула.

— Это открытие объясняет… многое, — медленно сказала она.

— Сейчас нам прежде всего нужно уйти из этого места и выследить Яхне, — напомнил Алон. Быстро снял рубашку и при помощи рукавов обвязал ею глаза Монсо. — Если не увидит, куда идет, я думаю, иллюзия на него не подействует, — объяснил Алон сказительнице. — На нас это не подействовало бы, потому что у нас более сложно устроенный мозг и его не так легко обмануть. Ты готова, госпожа?

Эйдрис решительно кивнула.

— Готова.

— Ты видишь холм?

Она запела, не раскрывая губ, потом кивнула: перед глазами ее снова возникла тропа.

— Тогда, за тобой… госпожа, — хрипло сказал Алон. Он поклонился и сделал вежливый жест. Контраст между его официальными манерами и внешностью заставил Эйдрис покачать головой. Лицо его, с ярким рубцом от яда Летящих на паутине, было обожжено и покрыто волдырями от жары, голая грудь и плечи покрыты пылью и грязью, промоченными потом. На мгновение ей показалось, что он сошел с ума. Он явно кажется безумным.

Но нет, глаза у него нормальные. Он верит в нее. И самое малое, что она может сделать, это поверить в себя. Глубоко вдохнув, Эйдрис запела, и они пошли по длинной каменистой тропе. Сказительница постаралась заполнить свое сознание музыкой. Она так сосредоточилась на своем занятии, что не почувствовала дрожь земли, пока не пошатнулась и ахнула…

… и мгновенно оказалась окруженной колючими кустами. Тысячи шипов устремились к ней. Только удача уберегла ее глаза.

— Сосредоточься! — услышала она за собой крик Алона.

Она уже снова запела, и заколдованная растительность исчезла. Эйдрис шагнула вперед, не встретила никакого препятствия, сделала еще шаг и только тогда решилась открыть глаза. Перед ней лежал холм.

Эйдрис медленно поднялась на вершину холма, чувствуя новые толчки, отбрасывая с дороги камни и напевая, как сошедшая с ума муха.