— Алон… не думаю, что я могу, — прошептала она. Он схватил ее за плечи, затряс, пока она не оторвала взгляд от жеребца и не посмотрела на него.

— Ты должна, — сказал он. — Ничего больше нельзя сделать, Эйдрис! Ты должна взять Монсо и скакать так, словно все Тени мира гонятся за тобой… впрочем, может, так и есть. Это единственная возможность вовремя предупредить Керована!

Она прикусила губу, потом глубоко вдохнула и кивнула.

— Помоги мне оседлать его, — сказала она.

14

Путники оставили сумки, спрятав их среди ветвей березы на краю луга. Исключение сделали только для арфы Эйдрис. Помогая привязывать сумки, девушка думала, не напрасны ли их старания. Очень велика вероятность, что ни один из них не вернется за своим имуществом.

Закончив, она привязала свой посох к седлу, потом извлекла клинок с рукоятью в виде головы грифона. Сказительница протянула его своему спутнику.

— Я хочу, чтобы ты взял его, — сказала она. — Не могу оставить свою арфу, но не буду отягощать Монсо тем и другим. К тому же тебе может понадобиться оружие.

Он поколебался, потом протянул руку, коснулся головы грифона. Пасть животного была открыта, и из нее высовывался тяжелый голубоватый кристалл, служивший противовесом. Синие глаза из кванской стали, казалось, понимающе смотрят на посвященного.

Алон провел пальцами по телу грифона. Оплетенный серебряной проволокой для лучшей хватки, он образовывал узкую часть рукояти над гардой. Взяв оружие, посвященный взмахнул им, проверяя баланс.

Лучи садящегося солнца упали на лезвие, и по нему пробежала алая рябь. Алон улыбался, его движения и взмахи становились все уверенней.

— Прекрасно сбалансировано, — с восхищением сказал он. — Он почти как живой отвечает на мои желания.

— Так делаются лучшие мечи, — ответила Эйдрис. — Я хочу, чтобы ты взял его с собой, Алон. Он послужит тебе лучше твоего, — закончила она, и у нее перехватило горло. И девушка про себя взмолилась Гунноре, чтобы ему не пришлось пускать его в ход. Алон все еще далеко не лучший фехтовальщик, и самое хорошее оружие в мире этого не изменит.

Он повернулся и серьезно посмотрел на нее, потом покачал головой и вернул оружие.

— Спасибо, но я собирался оставить свой меч вместе со всем остальным, — сказал он. — Невозможно бежать, когда меч мешает делать шаги. А чтобы поймать Яхне, я должен передвигаться быстро. — Он печально пожал плечами. — Дело обстояло бы по-другому, если бы я мог им хорошо воспользоваться.

Эйдрис умоляюще посмотрела на него.

— Мы подвесим его тебе на спину, и ты сможешь нести его, как носят свои большие мечи салкары. — Взяв его пояс, она продемонстрировала, как его можно надеть через плечо. Спрятав свой меч в его старые ножны, девушка надежно устроила его на спине Алона. — Видишь? Весит он не очень много и бежать не помешает, — настаивала она.

Он все еще колебался.

— Алон… — прошептала она, глядя ему в глаза. — Прошу тебя, возьми его. Возьми и помни все, чему я тебя научила.

Он печально улыбнулся.

— Один выпад и два приема защиты, — сухо заметил он. — Я готов сразиться с любым противником. — Но, видя выражение ее синих глаз, посерьезнел и кивнул. — Хорошо, дорогая. Я возьму его. И не забуду.

Эйдрис облегченно вздохнула. Она не могла сказать, почему это так важно для нее; знала только, что очень важно. Сказительница была так уверена в этом, как будто она, как ее сестра Хиана, умеет предсказывать будущее.

Вместе они вернулись к Монсо, который стоял, оседланный и готовый, у входа в храм. Арфа Эйдрис была закутана в ее плащ и прикреплена к седлу. Сказительница и посвященный поменялись обувью. На Эйдрис теперь были высокие сапоги Алона для верховой езды… они ей чуть велики, но она заложила в носки тряпки. А посвященный надел ее старые разношенные походные ботинки.

— Возьми, — сказал он, снимая свою кожаную куртку. — Она тебя защитит от подлеска.

Девушка надела куртку и кожаные перчатки. Примерив стремена, укоротила их на несколько дыр. Монсо повернул голову и принюхался к ней, а сказительница тем временем прикрепляла к седлу фляжку с водой из источника Нив. Эйдрис потрепала кеплианца по шее.

— Мы с тобой остаемся вдвоем, сынок. Если ты позволишь.

Наконец она сунула шкатулку Дахон в карман куртки Алона, застегнула карман, чтобы шкатулка не выпала.

— Я готова, — объявила она.

Алон молча подставил сведенные руки ей под ногу. Быстро, чтобы не успеть передумать, Эйдрис взяла узду в левую руку и поставила левую ногу на руки Алона. Короткий рывок… и она в седле.

Монсо фыркнул и забил копытом.

— Так говоришь, двадцать лиг? — спросил Алон, посмотрев на темнеющий восток.

— Может, двадцать пять, — ответила она. — На последнем участке пути придется оставить дорогу и двигаться напрямик через земли кайогов. Есть только один вход в долину Ландисла.

Он откинулся, посмотрел на нее и положил руку поверх ее руки в перчатке, державшей узду.

— Ровным галопом доберешься к полуночи. Ты должна будешь держать Монсо в руках, управлять его скоростью. Сама знаешь, что случится, если он понесет.

Она это слишком хорошо знала.

— Я буду осторожна, — серьезно заверила девушка. — К тому же, — она заставила себя говорить оживленно, — этот парень устал после сегодняшней скачки к храму. Может, вода Нив подействовала на него так же успокаивающе, как на нас. Отныне он будет покорен, как детская лошадка, верно, Монсо? — спросила она, приглаживая гриву нервничавшего жеребца.

Алон не обратил внимания на ее попытку пошутить, он продолжал внимательно смотреть на Эйдрис. И сжимал руку почти до боли.

— Пусть Янтарная Госпожа убережет тебя, любовь моя, — прошептал он. — Молюсь, чтобы мы снова увиделись. А до тех пор… прощай.

Эйдрис не могла говорить: она понимала, что не может доверять своему голосу. Поэтому только наклонилась вперед и поцеловала Алона в висок, прежде чем Монсо, которого тревожил новый всадник, не отскочил в сторону.

Алон повернулся, с мечом на спине, и помахал рукой, подзывая Стального Когтя.

— Будь моим проводником, крылатый воин! — крикнул он и пошел по склону. Птица кружила над ним.

Монсо изогнул шею и переступил ногами. Набрав полную грудь воздуха, сказительница немного ослабила узду… еще немного. Кеплианец шагнул вперед и пошел за хозяином, все убыстряя шаг.

Эйдрис привстала в стременах, пальцы ее перебирали узду, дергали удила во рту кеплианца. Рывок, остановка, рывок, остановка…

Она осторожно расслабила узду, и Монсо поскакал по склону, в два прыжка обогнав Алона. Когда они добрались до того места, где оставили дорогу, левая рука Эйдрис потянула узду, правая нога прижала бок коня. Кеплианец послушно повернул налево, вернулся на дорогу.

Сказительница оглянулась, прежде чем кусты не закрыли видимость, и увидела, как Алон прощально машет ей рукой со склона. Потом ветви зелени закрыли посвященного, и осталась только дорога, пустая и красная в свете заката, манящая на восток.

Все еще стоя в стременах, чтобы лучше уравновешивать тяжесть тела, Эйдрис еще больше отпустила узду, и кеплианец пошел галопом.

Галоп… галоп…

Дорога превосходно подходила для скачущей лошади — не настолько твердая, чтобы вызвать ушибы, не пыльная. Видя перед собой пустую дорогу, Монсо с надеждой потянул удила, но Эйдрис держала его в руках. Сказительница чувствовала, как ее охватывает возбуждение. Распоряжаться такой скоростью, такой силой! Опьяняющее ощущение.

За ними сгущались сумерки, но по-прежнему им никто не встретился. Монсо сказал с быстротой, на какую не способно большинство обычных коней.

Вскоре Эйдрис понадобилось ночное зрение, и она мысленно стала напевать мелодию. Потом запела вслух, и сразу местность вокруг приобрела четкие очертания. Девушка увидела, как поворачиваются черные уши, ловя ее голос. Она запела громче и поняла, какую песню поет кеплианцу — песня в данных обстоятельствах казалось очень подходящей: