Много минут спустя сказительница увидела знакомый ориентир — большой гранитный выступ. Она перевела Монсо на шаг, огибая гигантскую скалу. Когда скала раскололась и через нее прошла узкая тропа, Эйдрис свернула на нее. На полпути, посередине узкого ущелья, стояли два столба из кванской стали, увенчанные крылатыми шарами.

Вход в долину. Она почти дома.

С благодарным вздохом, который звучал опасно похоже на всхлипывание, сказительница направила Монсо к входу. За ним все было полно клубящимся туманом, это еще одна защита, которую некогда установил у своей долины Ландисл, могущественный грифон, который когда-то здесь жил.

Но Монсо, попытавшись миновать барьер, остановился и замотал головой. Отшатнулся, как и от входа в храм Нив.

«Конечно, — подумала Эйдрис — Защита долины. Монсо отчасти существо Тени и не может пройти…»

Но если она оставит кеплианца и пойдет пешком, ей потребуется больше часа, чтобы добраться до замка на горном склоне! Эйдрис решительно посмотрела на преграду, потянулась к своей Силе, которая, как уверял Алон, у нее есть. Она запела, вкладывая в песню бессловесную просьбу, представляя в сознании раскрывающийся вход, прося свободного доступа.

Голос ее заполнил узкий разрез, и вот крылатые шары начали медленно пульсировать в такт ее мелодии. Решительно удерживая в сознании картину открытого входа, Эйдрис снова послала Монсо вперед.

Медленно, оберегая ногу, раненную Летящими на паутине, кеплианец прошел между столбами.

Чары, всегда окружающие того, кто въезжает в долину, посылали клубящиеся фантастические изображения, но Эйдрис, продолжая петь, вела Монсо вперед, и через несколько шагов туманные образы неожиданно исчезли. Эйдрис посмотрела вправо и увидела на фоне тьмы голубоватую вершину горы, отрога Кар Гарудина. На древнем языке это означает «Гнездо Грифона».

Она дома. Сердце ее подпрыгнуло.

— Еще немного, Монсо. Потом ты сможешь отдохнуть, — сказала она, гладя кеплианца. Собрав последние остатки сил, запела, и к ней медленно вернулось ночное зрение. Как только смогла видеть, она причмокнула, а когда Монсо не ответил, толкнула его пятками и послала рысью.

И прижимала ноги, пока кеплианец снова не поскакал галопом. Ей стыдно было так поступать; она понимала, что подгоняет коня, который и так отдал все силы и теперь находится на грани падения, но у них впереди еще целая лига.

«Я тоже устала, сынок», — думала Эйдрис, поглаживая кеплианца по шее.

— Давай, ты можешь, — шептала она, думая, каким облегчением было бы остановиться… упасть с седла на землю и спать… спать…

В сознании ее возник образ Керована, и она расправила плечи. Еще немного…

Теперь жеребец шел с трудом, дышал он хрипло. И явно оберегал раненую ногу. Прикусив губу, сказительница заставляла его идти вперед, легко шлепая уздой по шее.

Ее ночное зрение исчезло; тьма окутала сказительницу. Эйдрис покачнулась в седле, но заставила себя схватиться за луку. Где она? Сколько еще осталось?

Вот! Справа от нее… начало подъема на горный склон! Для того, кто не провел здесь всю жизнь, это может показаться сплошной каменной стеной, но Керован давно приспособил заклинание так, чтобы его приемная дочь могла уходить и приходить, когда захочет.

Пригибаясь к спине кеплианца, девушка повернула его к склону, потом сильно ударила уздой, подгоняя одновременно голосом.

— Мы почти на месте, Монсо! Вперед, мальчик! Ради Алона!

Стальные подковы кеплианца застучали по камню. Конь вступил в каменный туннель, ведущий к Кар Гарудину. Стены и потолок туннеля светились слабым голубоватым светом, как и камень, из которого сооружена горная крепость.

В туннеле едва хватало места для всадницы и коня. Эйдрис пришлось прижаться к шее жеребца, и даже тогда она плечами и головой задевала за стены и потолок. Несколько раз, когда жеребец поворачивал, она ударялась о твердый камень. Наклонив голову, раздувая бока, как у наковальни в кузнице, жеребец поднимался… поднимался…

— Мы почти на месте… — прошептала Эйдрис, хотя ни звука не сорвалось с ее пересохших губ. — Почти на месте, Монсо… не останавливайся!

Кеплианец каким-то чудом продолжал подниматься.

Выбравшись наконец из туннеля, всадник и конь увидели великолепное зрелище — древнюю крепость Ландисла. Кар Гарудин — могучее сооружение с высокими, необычно изогнутыми шпилями и многочисленными узкими дверями и окнами. Из всех отверстий исходил приглушенный голубоватый свет.

Остановив Монсо у вымощенной каменными плитами дорожки, сказительница перевела дыхание и крикнула:

— Вставайте! Керован! Джойсана! Сильвия! Опасность! Проснитесь!

Должно быть, как только она вошла в туннель, ее семья узнала об этом, потому что не успела она замолчать, как в большой двери появились два полностью одетых человека.

Джойсана, а рядом с ней Керован!

Эйдрис испытала огромное облегчение, увидев своего приемного отца невредимым. Мгновением позже появился Фирдун. — «Как он вырос»! — поразилась Эйдрис, — затем его сестра, Хиана. Позже всех вышла Сильвия. У этой полуженщины-полуптицы на голове вместо волос перья, круглые глаза гораздо больше человеческих.

— Эйдрис! — воскликнула Джойсана и побежала вниз по ступеням к приемной дочери. — Моя дорогая, что…

Жена Керована остановилась, потому что Монсо покачнулся и громко застонал. Голова кеплианца опустилась. Ночь заполнило его болезненное хриплое дыхание.

Прежде чем ошеломленная всадница успела соскочить, жеребец задрожал, как стрела, попавшая в цель; потом медленно, громоздко опустился на колени. Эйдрис едва успела отскочить, как Монсо повалился на бок и застыл.

Сказительница медленно, пошатываясь, отошла от него. Ноги Монсо торчали в воздухе. Девушка посмотрела на свою семью, и по ее щекам потекли слезы.

— Я убила его, — сказала она едва слышным голосом. — О, Алон… Мне так жаль. Монсо… так жаль…

— Эйдрис… — Джойсана торопливо спускалась к ней, протянув руки.

Сказительница собралась с силами, заставила себя говорить четко, несмотря на шум в ушах, который заглушал даже ее собственный голос.

— Я пришла предупредить вас. Керован… ты в большой опасности. Есть такая волшебница — Яхне. Она обладает большой Силой и собирается лишить тебя твоей. Сегодня… она попытается заманить тебя своими заклинаниями. Ты должен защищаться. Должен…

Эйдрис замолчала. Вначале ей показалось, что земля под ней начала раскачиваться; потом она поняла, что сама качается вперед и назад. Она пыталась напрячь колени, но не чувствовала ног. В ушах ее звучал резкий пронзительный звук. И в такт этому вою накатывалась волна черноты, еще более непроницаемой, чем толща Глубокой Воды. Тьма окутывала ее, поглощала, тащила вниз.

И прежде чем ошеломленные родственники смогли подхватить ее, Эйдрис упала на землю рядом с Монсо.

— Эйдрис… — достиг ее слуха голос. Знакомый голос. — Эйдрис… — позвал он снова. — Сестра, проснись, пожалуйста… — Пальцы погладили ее раскалывающуюся голову, облегчили боль у висков. Ее голова лежит на чем-то теплом и мягком. — Вот… — сказал голос. — Вода… попей, сестра.

Холодная жидкость во рту, она протекла вниз по горлу, смягчая сухость. Сказительница глотнула, раскрыла глаза и увидела над собой лицо Хианы.

— Эйдрис… Сестра, как ты себя чувствуешь? — озабоченно спросила Хиана. Она похожа на мать, со своими светло-каштановыми волосами, зелеными глазами и стройной фигурой женщины из долин Высшего Халлака. Только широкие скулы и острый подбородок показывают, что она и дочь Керована.

— О, Хиана, — прошептала Эйдрис — Что с Керованом? С ним все благополучно?

— Да, — послышался новый голос, и сказительница повернула голову. Рядом с сестрой появился Фирдун. — С отцом все в порядке.

Приемный брат успокаивающе улыбнулся ей, и Эйдрис снова поразилась тому, как он вырос. В четырнадцать лет он был скорее юношей, чем мальчиком, высоким и длинноногим. У него длинное овальное лицо отца, темные волосы и глаза, которые на свету кажутся желтовато-каштановыми, а при другом освещении — светло-серыми.