— Дрозд прав, — застрекотала сорока. — Нельзя дарить уже подаренное.
— Придумал! — весело подпрыгнул заяц. — Мы, зайцы, соберем самые красивые грибы, а белки пусть нанижут их на ветки старой ели. Мне рассказывала одна маленькая елочка, что деревья очень любят, когда их украшают грибами.
— Ну-у-у! Тоже придумал, — насмешливо фыркнула рыжая белочка. — Мы уже неделю назад нанизали на елкины веточки самые красивые грибы.
— Я знаю, что сделать! — сказал маленький зеленый лягушонок. — Нужно спросить у самой елки, какой подарок она хотела бы получить. На том и порешили. Пошли к елке.
— Дорогая наша именинница, — сказал дедушка медведь, — мы долго думали, что подарить тебе, чем порадовать в твой сотый день рождения. Думали, да придумать не смогли. Не подскажешь ли ты нам?
— Спасибо, друзья, — зашуршала иголками старая ель. — Спасибо, что помните о моем празднике. Мы старые друзья, и поэтому открою я вам мою тайну. Есть у меня заветное желание…
Замерли звери и птицы — слушают.
— Девяносто девять раз встречала я свой день рождения зеленым-презеленым летом. А ведь день рождения — это начало нового года моей жизни. Это праздник — почти как Новый год. У нас, у елок, традиция — встречать Новый год в пушистом легком платье из нежных трепетных снежинок. Но я знаю, — вздохнула елка, — что даже вы, мои верные друзья, не сможете подарить мне ни единой снежинки. Только зима со снегом могут сделать это…
Опечалились лесные жители: действительно, как исполнить желание ели? Вдруг крохотная белая бабочка опустилась на лапу дедушки медведя. Посмотрел медведь на белую бабочку, задумался и понял, что не просто так прилетела она.
— Бабочка, — тихо спросил он, — много ли у тебя подружек?
— Много, дедушка медведь: и в лесу, и на лугу, и в поле, и в березовой роще.
— Они такие же белые, нежные, легкие, как ты? Так же похожи на снежинки?
— Да, дедушка медведь. Правда, я никогда не видела снега — ведь мы, бабочки, спим зимой. Но однажды старая ель сказала мне, что я похожа на большую снежинку. Вот я и подумала…
— Ты замечательно придумала, маленькая белая бабочка. Собирай своих подружек. — И медведь легонько подбросил бабочку.
…Вот и настал день рождения ели. Друзья пришли поздравлять ее. И бабочка здесь. Она тихонько что-то сказала дедушке медведю.
— Милая елка, — торжественно произнес дедушка медведь, — с днем рождения! Закрой, пожалуйста, только на одну минутку глаза.
Закрыла ель зеленые глаза. (Почему зеленые? Конечно, зеленые. Какие же глаза могут быть у ели. Только зеленые-презеленые.) Закрыла ель глаза. А когда открыла, увидела, что на каждой ее веточке, на каждой ее хвоинке сидит, взмахивая крылышками, легкая, невесомая, почти белая бабочка. Бабочка-снежинка.
Такого необыкновенного, прекрасного живого снега ель еще никогда не видела. Она была очень счастлива, благодарно кивала ветками и думала: «Как хорошо, как радостно жить на свете, если рядом настоящие друзья».
А друзья повторяли:
— С Новым годом! С днем рождения
СКАЗКА О СТАРОЙ ВАЗЕ
Но ваза была не только красивой, но и умной. Она отлично понимала, что красива не только из-за граней старинного стекла, не только из-за веселой игры солнечных лучей. Главное, конечно же, — прекрасные цветы, что жили в вазе круглый год.
Ваза очень любила цветы и сердилась, если хозяйка иногда на день-другой случайно оставляла ее без цветов. Но это было редко.
Ранней весной в вазе появлялись желтые цветы. Они были похожи на крохотные пушистые шарики и казались почему-то очень теплыми. А назывались — мимоза!
После мимозы приходили нарциссы. Самые нежные весенние цветы. Белые нарциссы похожи на легких-легких шестикрылых мотыльков. Желтые нарциссы казались несколько серьезнее и походили на короны маленьких фей. Вазе нравились и те, и другие. Но белые все-таки больше.
Потом появлялись тюльпаны. Желтые, красные и желто-красные. Розовые и белые и розово-белые. А иногда и лиловые. Удивительно яркие веселые цветы. Случалось, ваза уставала от тюльпанов. Нельзя сказать, что она их не любила. Просто иногда уставала от их шумного веселого шепота.
На смену тюльпанам приходила сирень. Бледно- и темно-сиреневая. Или белая. Ее прохладные, пушистые кисти казались вазе очень спокойными.
Ваза всегда ждала сирень еще и потому, что знала: раз сирень — значит, наступило лето. И цветов будет… Разных…
Пионы. Белые, розовые, бордовые. Плотные мячики-бутоны и пышно распустившиеся взрослые цветы.
Ирисы. Изящные, желто-лиловые.
Лилии. Ярко-оранжевые с черными крапинками. Очень гордые, немного неспокойные цветы.
Еще лупинусы. Белые, розовые, фиолетовые. Стройные, как свечи.
А гладиолусы? Им хочется казаться очень строгими. Но это не так. Гладиолусы розовые, белые, светло-оранжевые добры и задумчивы. Красные же и темно-бордовые гладиолусы серьезны и даже мудры. Так казалось вазе.
А флоксы? Золотые шары? Разноцветные садовые ромашки? Душистый горошек? Разве вспомнишь все цветы лета!
Но вот появлялись астры. Хозяйка очень любила астры. Ваза тоже. Конечно, они красивы. Бордовые, белые, темно-красные, сиреневатые с чуть блестящими округлыми лепестками или бледно розовые, бледно-сиреневые, светло-желтые с острыми, тонкими, будто настороженными лепестками.
Чудесные цветы, но грустные. Ведь астры — это осень. Долго цветут астры. Всю долгую осень. До первого снега.
А потом? Зимой ваза остается без цветов? Нет, конечно. Морозной зимой в теплых оранжереях с маленькими искусственными солнцами-светильниками всегда растут цветы.
Каллы. Скромные, но гордые своей прохладной белизной.
Гвоздики. Розовые — нежны. Красные — торжественны. Белые — очень спокойны.
И конечно, розы. Они так прекрасны… Так прекрасны… Что иногда, кажется, устают от своей красоты.
Вот так и жила ваза: круглый год с чудесными цветами.
…Но однажды зимой в мороз и снег хозяйка принесла домой не гвоздики, не розы, не другие какие-то тепличные цветы. Хозяйка налила в вазу свежей воды и осторожно опустила в нее обыкновенные, ну, самые обыкновенные, голые замерзшие ветки. Они были так холодны, что ваза даже чуть вздрогнула.
— Это, — сказала хозяйка, поправляя ветки, — тополь. На него с крыши снег сполз. Ветки обломал.
«Странно, — подумала ваза, — зачем нужны холодные, без единого цветочка ветки? Разве на них распустятся розы или гвоздики? Ясно, не распустятся».
Хозяйка, конечно же, знала об этом. Но все равно каждый день меняла веткам воду. Ставила их на солнце, рассматривала: будто ждала чего-то необыкновенного.
А ваза удивлялась, что же необыкновенного может появиться на ветках обыкновенного тополя.
Но вот однажды утром, когда на улице мела метель, а стекла окон были разрисованы морозом, ваза услышала тихое шуршание. Потом кто-то ойкнул. Потом чихнул. Потом шепотом, потому что все, кроме вазы, еще спали, сказал: «Здравствуйте!»
И вдруг запахло весной. Теплым весенним ветром, первой весенней зеленью, просто солнцем весны. Что за чудо! На улице снег стеной, а откуда-то весной повеяло. У вазы, если можно так сказать, даже голова закружилась. Она тихонько зазвенела, разбудила хозяйку.
Не знаю, почувствовала ли хозяйка, что в комнату весна пришла, но она сразу раздвинула шторы и подошла к вазе.
— Ну вот, — сказала она, — не зря мы с тобой ждали.
И тут ваза увидела, что на одной из тополиных веток появился крохотный ярко-зеленый клейкий листочек. «Так это он весну принес, — поняла ваза, — весну зимой, в снег. Такой маленький…»
