Странная мысль пришла ему в голову. Рон представлял для него проблему, которую, впрочем, можно было быстро решить при помощи смазанного спрайном гарпуна. Остальных он мог легко убить, за исключением, пожалуй, Кича. Невозможно было предугадать, каким оружием обладал контролер с Земли…

Неужели такое приходит ему в голову потому, что все эти годы в глубине души он оставался Госком Балемом? Нет. Наверняка другим людям тоже приходят в голову подобные мысли. Характер проверялся поступками, а не размышлениями. Он не мог убить этих людей, так же как молли-карп – летать.

– Глубокие мысли?

Амбел бросил взгляд на Эрлин – когда она подошла?

– Борис называет их «длинными мыслями», потому что, если задуматься слишком глубоко, можно потерять ход мыслей. У Бориса много подобных глупых замечаний.

– Он обидел тебя, – сказала Эрлин.

– Обидел, но другого я и не ожидал. Меня удивило, что Энн и Планд по-прежнему называют меня капитаном и относятся дружелюбно. Либо они не чувствуют предательства с моей стороны, либо ждут удобного случая, чтобы сбросить меня за борт.

– Сомневаюсь. Ты даже не удивляешься тому, что Пек по-прежнему называет тебя капитаном?

– Пек не может меня удивить, чтобы он ни сделал. Скиннер вывернул наизнанку его кожу, и это не могло не отразиться на его мозгах. Его поступки уже давно не кажутся мне странными.

– Он готов убить ради тебя.

Амбел долго смотрел на нее спокойным взглядом, затем перевел взгляд вперед и медленно кивнул. Эрлин подошла чуть ближе и положила ладонь ему на плечо.

– Думаю, мне следует поговорить с Пеком, уберечь его от крутых поступков.

– Ты хочешь узнать, почему я вернулась? – спросила Эрлин.

Хупер снова посмотрел на нее.

– Я полагал, что ты сама скажешь мне, когда сочтешь нужным.

Женщина резко убрала руку, и выражение досады на мгновение появилось на ее лице.

– Тебя когда-нибудь интересовало, чем я занимаюсь?

– Конечно. А тебя?

Она глубоко вздохнула и попыталась начать снова.

– Следовательно, ты знаешь, почему я вернулась.

– Знаю. – Руки его уверенно держали штурвал, а лицо было почти безмятежным. – Но будет лучше, если ты сама скажешь.

Эрлин сделала еще один судорожный вдох, но все заранее подготовленные слова улетучились, словно дым.

– Я вернулась, потому что там меня окружала пустота. Иногда я не видела смысла продолжать. Достижение или неудача? Проходит время, и тебя перестает беспокоить разница… – Эрлин замолчала и долго смотрела на Амбела, в надежде, что он поймет.

Тот кивнул.

– У меня тоже возникало такое чувство, возможно, оно не раз вернется. В итоге ты находишь центр покоя и просто продолжаешь жить – ради дружбы и ясного солнечного утра, ради ощущения свежего ветра на лице или вкуса перченого куска червя-носорога во рту. Ты начинаешь получать удовольствие от вкуса морских капель, ничуть не меньшее, чем от открытия гиперсветового привода или спасения человеческой жизни. Потому что ты можешь жить вечно и наслаждаться этим сейчас. Ты не должен торопиться в жизни, как если бы тебе был отведен ограниченный промежуток времени. Это банально, но верно. – Его слова звучали спокойно и ритмично, как плеск накатывавшихся на корпус судна волн.

– Я слышу, что ты говоришь, но так не чувствую, – Эрлин вздохнула.

Амбел задумчиво посмотрел на нее.

– В этом я не могу тебе помочь. Это чувство приходит с годами – или никогда. Есть двадцать три Старых капитана, и к ним относятся не только бывшие рабы Хупа.

Старыми капитанами считаются те, кто, как говорится, смог «дожить до покоя». Некоторым всего пять или шесть веков от роду. Мы считаем, что всего нас около ста, включая тех, кто покинул планету. Остальные… – Амбел пожал плечами.

– Поэтому мне нужно быть с тобой. Амбел промолчал.

– Мне нужна помощь. Мне нужен наставник. Я знаю статистику: лишь один из ста «доживает до покоя». Такая же статистика относится ко всем людям, живущим на всех планетах, вплоть до самой Земли.

– Значит, ты хочешь жить? Лучшей точки для начала не придумать. – Лицо ее собеседника по-прежнему оставалось невозмутимым.

– Не уверена.

– Если нет, вероятно, пожалеешь об этом позже. Женщина рассмеялась. Краем глаза Амбел заметил, как спало испытываемое ею напряжение. Он продолжал управлять судном, наслаждаясь тишиной, наслаждаясь своим покоем.

– Джанер… – неуверенно начала Эрлин.

– Я знаю, – кивнул Амбел. – Ничто не вечно. Даже мы меняемся с годами. Если относиться к этому правильно, то получишь радость и наслаждение. Оставайся с ним, потом приходи ко мне. Все, что тебя интересует, заставляет оставаться живой, а сейчас тебе необходимо накопить года. По опыту я знаю, что добровольно уходят из жизни в основном те, кто еще не разменял третий век. После этого причиной смерти являются несчастные случаи или чей-то злой умысел. Переживи эту точку, и, скорее всего, будешь жить дальше, если, конечно„у тебя нет неизвестных мне врагов.

– Кажется, нет.

– Отлично. – Он бросил на нее взгляд. – В некотором смысле, это – чисто теоретические рассуждения. Вероятно, меня бросят в море, как в первый раз, или в огонь… Мы можем прямо сейчас заключить договор?

– Что тебе нужно? – предчувствуя недоброе, спросила Эрлин.

– Если решение будет вынесено в мою пользу, я клянусь сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе жить, подвести тебя к точке умиротворения и покоя. Взамен я хочу получить от тебя обещание, если решение будет вынесено не в мою пользу.

– Говори.

– В моей каюте есть несколько кристаллов спрайна. Ты должна передать мне кристалл, прежде чем меня бросят в море или зажарят. Я пришел сюда из мира боли и не хочу в него возвращаться.

– Обещаю.

– Отлично! А теперь возвращайся к своему любителю шершней.

Эрлин улыбнулась и последовала его совету. Амбел проводил ее взглядом и тоже улыбнулся. В лицо дул свежий ветер, соленые капли оседали на языке.

Моллюски, по мере возрастания размеров и изменения потребности в теплоте, погружаются все глубже и глубже в океан, и их организмы привыкают к воздействию огромного давления.Этот же, в отличие от собратьев, медленно поднимался, часто прячась в щелях и плотно присасываясь к каменному склону – когда хиродонт подходил особенно близко. Он надолго затаился в последней расщелине и оставался в ней, пока хиродонт не потерял терпение и не удалился, что позволило ему привыкнуть к пониженному давлению и не испытать на себе последствия моллюсковой разновидности декомпрессионной болезни. К сожалению, из-за других условий, таких как соленость и температура, а также до крайней степени измененный рацион, гигантский моллюск испытал некоторое недомогание, и ему захотелось вернуться на глубину и насладиться привычным по вкусу мясом червяка-фильтра. С такими мыслями он направился к краю впадины. Он не дошел до цели всего несколько метров, когда из бездны поднялся хиродонт, еще более раздраженный из-за того, что к его туловищу присосались пиявки.

Борис пытался, правда безуспешно, смириться с тем, что его жизнь изменилась и сожалеть не о чем. Раздражительность, вызванная неспособностью смириться с неизбежным, привела к тому, что Госс пинком сбросила его со своей койки.

– И не возвращайся ко мне, пока не решишь, чего ты хочешь! – выкрикнула она и резко повернулась к нему спиной.

Поднимаясь на палубу, он размышлял, что именно она имела в виду. Он поздоровался с Голлоу и парой молодых матросов, игравших в карты под палубной лампой, и направился к левому лееру, чтобы помочиться за борт. Застегивая штаны, он посмотрел на стоявшего у руля и понимающе улыбавшегося Роуча. Очевидно, этот скользкий тип слышал, как Госс кричала на него.

Роуч ему не нравился. Ему также не нравилось судно – на его борту он чувствовал себя неуютно. Неужели его до такой степени привлекает Госс ? Нет, самое главное – неужели он так сильно ненавидел капитана Амбела?