— И что в этом такого ужасного? — поинтересовался Томас.

— Да ведь граф его сеньор, — воскликнул священник, и тут Томас все понял: если этот де Кутанс выступил с войском против собственного вассала, это означало, что мессир Гийом объявлен вне закона.

— Но почему? — спросил Томас.

Отец Паскаль пожал плечами.

— Граф говорит, что все из-за того, что случилось в том сражении. Ты знаешь, что там случилось?

— Знаю, — сказал Томас, но поскольку он переводил для Робби, ему все равно пришлось объяснить.

Священник имел в виду сражение, которое произошло прошлым летом возле Креси. Мессир Гийом сражался тогда под французскими знаменами, но в самый разгар битвы он увидел заклятого врага, Ги Вексия, и направил против него своих ратников.

— Граф заявил, что это измена, — пояснил священник, — и король дал свое благословение.

Некоторое время Томас молчал.

— Как ты узнал, что я здесь? — спросил он наконец.

— Ты же послал письмо мессиру Гийому.

— А я думал, оно до него не дошло.

— Разумеется, дошло. Еще в прошлом году. Перед тем, как началась эта заварушка.

Мессир Гийом оказался в беде, но его манор Эвек, по словам отца Паскаля, был выстроен из камня и, к счастью, обнесен рвом, преодолеть который, так же как и разрушить стены, граф де Кутанс пока не смог. Однако под началом графа десятки людей, а весь гарнизон Гийома насчитывает всего девять человек.

— Есть там и женщины, — отец Паскаль оторвал зубами гусиную ногу, — но они не в счет.

— А как у него с запасами провианта?

— Уйма, и колодец тоже хорош.

— Значит, некоторое время он продержится?

Священник пожал плечами.

— Может, и продержится. А может, и нет. Сам он на это надеется, но мне почем знать? И еще у графа есть машина... — Он сдвинул брови, пытаясь найти слово.

— Требюшет? — Так называлась гигантская праща с противовесом.

— Нет, нет, спрингалд. — Речь шла о баллисте — машине, походившей на массивный арбалет и метавшей стрелы размером с копье. — Ее долго заряжать, и сначала она у них сломалась, но ее починили. Лупят со страшной силой в одно место, надеясь проломить стену. Кстати, там и твой друг, — пробормотал он с набитым ртом.

— Мой друг?

— Скит, так, кажется, его зовут? Он находится там вместе с лекарем. Теперь твой друг может говорить и ходить. Чувствует себя гораздо лучше. Но не узнает людей, пока они не заговорят.

— Пока они не заговорят? — недоуменно переспросил Томас.

— Если он увидит тебя, — пояснил священник, — то не узнает. А узнает только после того, как ты с ним заговоришь. — Он снова пожал плечами. — Странно, да?

Отец Паскаль осушил свой жбан.

— Ну и что ты надумал?

— А чего хочет от меня мессир Гийом?

— Он написал королю письмо, объясняя, как обстояло дело в том сражении, но хочет, чтобы ты был поблизости на случай, если ему придется уносить ноги. Письмо я в Париж отправил, но, честно говоря, особого проку в нем не вижу. Может быть, мессир Гийом и надеется, что король смягчится, но, по моему разумению, он оказался в положении гуся. Можно сказать, уже ощипан и зажарен.

— А сэр Гийом ничего не говорил о своей дочери?

— О дочери? — Отец Паскаль был озадачен. — А! О незаконнорожденной дочери? Как же, припоминаю. Сказал, что ты, наверное, убьешь того, кто убил ее.

— Именно это я и собираюсь сделать.

— Ему сейчас позарез нужна твоя помощь.

— Сэр Гийом получит ее, — сказал Томас, — мы выезжаем завтра.

Лучник глянул на Робби.

— Приятель, у нас тут намечается война.

— Вот как? И за кого я на сей раз буду сражаться?

Томас ухмыльнулся.

— За меня...

Томас, Робби и священник отправились в путь на следующее утро. Томас захватил с собой смену одежды, полный мешок стрел, лук, меч, кольчугу и завернутую в оленью кожу отцовскую книгу, казавшуюся особо весомой частью поклажи. По правде сказать, весила она меньше связки стрел, однако долг, вытекавший из обладания ею, лежал на душе Томаса тяжким бременем. Сколько ни уверял он себя, что просто спешит на помощь мессиру Гийому, было понятно, что от поисков тайного сокровища отца ему никуда не деться.

Двое людей сэра Джайлза поехали вместе с ними, чтобы пригнать обратно кобылу, на которой ехал отец Паскаль, и двух коней, которых сэр Марриотт купил у Томаса и Робби.

— Вам не стоит брать их в лодку, — сказал он, — лошади и лодки совершенно несовместимы друг с другом.

— А сэр Джайлз не поскупился, заплатил за лошадок больше, чем они стоят, — заметил по дороге Робби.

— Старик не хочет, чтобы его зять получил слишком большое наследство, — сказал Томас. — Да и вообще, он щедрый человек. Вот и Мэри Гуден он добавил еще три фунта. На приданое. Повезло парню.

Робби напрягся.

— Это ты о ком? Мэри что, нашла мужа?

— Да, и очень славного. Он кровельщик. Свадьба на следующей неделе.

— На следующей неделе!

Робби, казалось, огорчился тем, что его девушка выходит замуж. Это уязвляло его гордость, а то, что он бросил свою подругу на сносях, вроде бы не имело значения.

— Но зачем этому кровельщику жениться на ней? — спросил, помолчав, шотландец. — Или он не знает, что Мэри беременна?

— Он думает, что это его ребенок, — пояснил Томас, с трудом сдерживая смех. — Во всяком случае, я так слышал.

— Иисус!

Робби выругался, но вскоре успокоился и оглянулся с улыбкой, вспомнив недурно проведенное время.

— Он добрый человек, — сказал шотландец, имея в виду, конечно, не кровельщика, а сэра Джайлза.

— Одинокий, — заметил Томас. Сэр Джайлз не хотел, чтобы гости уезжали, но прекрасно понимал, что они не могут остаться.

Робби втянул ноздрями воздух.

— Похоже, будет снегопад.

— Ничего подобного!

Утро выдалось теплое и солнечное. В затененных местах уже показывались крокусы и акониты, а в живых изгородях было шумно от зябликов и малиновок. Но Робби не ошибся. Постепенно небо наливалось серым, нависало все ниже, а ветер становился все порывистее и холоднее. И вот наконец начался снегопад. Путешественники нашли пристанище в доме лесника, разделив тесную хижину с самим хозяином, его женой, пятью дочками и тремя сыновьями. Две коровы находились в коровнике на одном конце дома, а четыре козы были привязаны у другого. Отец Паскаль признался Томасу, что этот дом очень похож на тот, в котором он вырос, но поинтересовался, такие же ли обычаи в Англии, как и в Лимузине.

— Какие еще обычаи? — не понял Томас.

— У нас дома, — пояснил священник, — женщины ходят мочиться вместе с коровами, а мужчины с козами. Я не хотел бы попасть впросак.

— Здесь точно так же, — заверил его Хуктон.

Отец Паскаль оказался вполне подходящим спутником. У него был приятный певческий голос, и когда они делили трапезу с лесником и его семейством, священник исполнил несколько французских песен. Потом, когда снег еще шел, а дым от огня густо кружился под кровлей, он сидел и беседовал с Томасом. Как выяснилось, Паскаль был в Эвеке местным священником, а при нападении графа де Кутанса он укрылся в усадьбе мессира Гийома.

— Только не по душе мне все это, — пояснил сельский клирик. — Что за радость сидеть в осаде, словно в заточении? Вот я и вызвался доставить письмо мессира Гийома в Англию.

Чтобы убежать из Эвека, отец Паскаль сначала перебросил через ров одежду, а потом пустился вплавь.

— Было холодно, — вспоминал он, — я в жизни так сильно не замерзал! Но я сказал себе, что лучше уж мерзнуть, чем жариться в аду, хотя сейчас вовсе в этом не уверен. Жуть, что за холодина!

— А чего именно ждет от нас мессир Гийом? — спросил его Томас.

— Он мне не сказал. Может быть, если осаждающих как следует шугануть, у них пропадет охота? — Священник пожал плечами. — Думаю, зима не лучшее время для осады. Осажденным в Эвеке легче: им тепло, у них запасен провиант, а вот каково осаждающим? Они мокнут и зябнут. Возможно, это им так надоест, что они снимут осаду?