Князь Алексей Иванович Шаховской получил приказ о подчинении Криденеру на марше. Будучи старым воякой, он делил генералов на боевых и «протяжных», объединяя в последнем определении как протежирование свыше, так и протаскивание в чины вопреки воинскому таланту, заслугам и логике. Криденер был «протяжным» в чистом, так сказать, виде, но князь чтил дисциплину. Тут же вызвав Бискупского, прикинул с ним, как проще повернуть войска с марша кратчайшим путём, но задержал начальника штаба.

– Плевна, Плевна, Плевночка, – бормотал старик, разглядывая карту. – Слушай, Константин Ксаверьевич, у тебя найдётся пара толковых штабных офицеров?

– Найду, Алексей Иванович.

– Мне нужна разведка Плевны с востока и юго-востока. Пока перестраиваться будем, пусть постараются.

На сей раз и Западный отряд готовился к предстоящему штурму тщательно. Никто уже не заикался об усмирении, и даже Криденер перестал именовать Плевну «плевком»: урок был суров, а ставка слишком высока. И когда Шнитников осторожно намекнул относительно разведки, барон, обычно считавший разведку ниже достоинства русского генерала, ухватился за этот намёк.

– Да, да, и непременно.

Только после разведки генерал Криденер решился на военный совет. Он состоялся 14 июля, и на него барон пригласил вновь назначенного личного представителя Главной квартиры светлейшего князя генерала Имеретинского.

– Что-то Скобелева не вижу, – отметил Шаховской, оглядываясь перед тем, как усесться на место.

– Не знаю, почему он не явился, – сказал Шнитников. – Приглашение было послано своевременно.

– Приглашение или приказ? – колюче взъерошил седые брови Алексей Иванович.

– Это не важно, – холодно заметил Криденер. – Скобелев выполняет задачи охранения, не более того.

– Простите, не вполне понял вас, – негромко сказал Имеретинский. – Одно дело – приказ, дающий генералу право решающего голоса в совете, а иное – приглашение послушать, что будут говорить остальные. Так в каком же роде вы желали здесь видеть генерала Скобелева, Николай Павлович?

– Я не нуждаюсь в советах Скобелева-второго, – сухо поджал губы Криденер. – Если ваша светлость не возражает, я хотел бы начать совещание.

– Я всего лишь гость, генерал. Распоряжайтесь.

Обстановку докладывал Шнитников. Обстоятельно разобрав причины неудачи первого штурма, обрисовал расположение войск и перешёл к данным о противнике.

– По нашим сведениям неприятель располагает сейчас шестьюдесятью-семьюдесятью тысячами активных штыков.

– Вопрос, – Бискупский встал. – Откуда эти сведения?

– Мне бы не хотелось называть источник…

– Среди нас есть турецкие шпионы? – громко прервал Шнитникова Шаховской. – Так гоните их отсюда в шею, барон!

В комнате возник шум. Командующий артиллерией генерал Пахитонов громко рассмеялся.

– Спокойно, господа, – сказал Криденер. – Если представитель Его Величества полагает…

– Я полагаю, что следует уважать военных вождей, – негромко сказал князь Имеретинский.

– Сведения сообщил дьякон Евфимий, бежавший из Плевны, – неохотно сказал Шнитников.

– С каких это пор русская армия основывает свои решения на поповских подсчётах? – зарокотал Шаховской. – Известно, что у беглеца всегда глаза на заднице.

– Главный штаб и Его Высочество согласны с этой цифрой, – надуто заметил Криденер.

– Тогда вообще ерунда какая-то. Их семьдесят тысяч, и они – в укрытии. А нас еле-еле двадцать шесть тысяч, и мы пошлём их в чисто поле под пули и картечь. – Шаховской грузно повернулся к Имеретинскому. – Вас устраивает такая арифметика, князь?

– Сил мало, ничтожно мало, Алексей Иванович, – вздохнул светлейший князь. – Но большего у нас нет, а ждать, покуда из России подойдут резервы, невозможно.

– Бойня, – хмуро констатировал Шаховской. – Хорошо кровушкой умоемся, господа командиры.

После длительных прений, уточнений, предположений и непримиримого ворчанья Шаховского, совещание выработало основной план штурма Плевны. Наступление было решено вести с двух направлений при постоянной поддержке артиллерии.

– Ну, артиллерия, вывезешь? – спросил Шаховской Пахитонова, прощаясь.

– Бог не выдаст, свинья не съест, Алексей Иванович. Только у Османа-паши, между прочим, стальные орудия Круппа.

– Лихо, – усмехнулся в усы Шаховской. – Не даст Его Высочество согласия, нет, не даст. Это же с ума сойти, какой конфуз возможен. С ума сойти!

Через три дня нарочный доставил Криденеру личную записку Непокойчицкого, подтверждающую согласие главнокомандующего. Рекомендуя широко и маневренно использовать конницу, дабы рассредоточить внимание противника, Артур Адамович в конце писал: «Великий князь особое внимание обращает на то, что вы имеете до ста пятидесяти орудий. Не спешите с атакой, барон, прошу вас. Громите их огнём, ибо только в этом вижу я ключ к победе…»

– Все в стратеги лезут, – сказал Криденер, отбросив записку. – Даже недобитые полячишки и те на советы горазды.

Участь второго штурма Плевны была решена.

– Все правильно, – невесело вздохнул Скобелев, узнав подробности разгрома Шильдер-Шульднера, и выругался заковыристой казачьей матерщиной.

Все ещё числясь в резерве, Михаил Дмитриевич собирал сведения о противнике, где только мог. Он перечитал все газеты, доставленные ему Макгаханом, хотя не любил их читать, потому что не выносил разухабистой газетной лжи. Цифры, сообщённые англичанами, равно как и русскими, ни в чем его не убедили.

– Сложите все вместе и поделите пополам, – посоветовал Макгахан. – Тогда, возможно, получите что-то похожее на истину.

– Сложите все вместе и суньте в печку, – буркнул Скобелев. – Мне нужна истина, а не нечто на неё похожее.

Накупив у маркитантов табаку, орехов, пряников и конфет, он выехал в ближайший лазарет, где лежали костромичи. Генерал щедро оделил всех подарками, терпеливо выслушивая большей частью бессвязные рассказы, как шли под огнём, как атаковали, как погиб Клейнгауз. Каждый говорил о своём, но Скобелев упорно задавал вопросы, вызывая раненых на нужный ему разговор.

– …я, стало быть, замахнулся – ан, а колоть-то некого!

– Значит, боится турка русского штыка, братец?

– Не выдерживает он, ваше превосходительство, жила не та. Ну, поначалу, конечно, машет, а потом скучать начинает. Ежели, скажем, соседа его положили, так он на месте не останется.

– А стреляют как?

– Стреляют почаще нашего, много почаще. И патронов не жалеют, и ружья у них подалее наших бьют.

– Только вот… – Белобрысый паренёк с перебинтованным плечом засмущался, вскочил вдруг, вытянулся:

– Виноват, ваше превосходительство, разрешите доложить!

– А ты не скачи, парень, не скачи, – улыбнулся Скобелев. – У нас по душам беседа, а не строй, и ты есть раненный в бою воин. Говори спокойно.

– Да он, турка-то, хоть и много палит, а без толку, ваше превосходительство. Он нас очень уж боится, и целить ему недосуг. Руки у него дрожат, что ли, так он ружьё на бруствер кладёт и палит, не глядя совершенно.

– Верно Стёпка говорит, правильно, – заговорили раненые. – На испуг берет басурманин со своего испугу.

– Ну, не совсем так, – сказал молодой человек с перевязанной головой. – Их винтовки дальнобойнее наших, Михаил Дмитриевич. Вы позволите так обратиться?

– Позволил уже. Вольноопределяющийся?

– Так точно, вольноопределяющийся Федор Мокроусов, недоучившийся студент. Так вот, Михаил Дмитриевич, они это качество неплохо используют при нашей атаке. Сплошной веер пуль встречает ещё издалека, на подходе, ещё чуть ли не за тысячу шагов. Но Степан прав, целиться они не стремятся. Поэтому пулевой веер этот идёт как бы в одной плоскости, понимаете? И если, допустим, пригнуться, то он пройдёт над головами.

– Не снижают прицел? – заинтересованно спросил Скобелев.

– Практически нет. Судите сами, у нас тут куда больше ранений от холодного оружия, чем от пуль, верно, ребята? А вот для офицеров – наоборот.